Непримиримость, стр. 24

— Спасибо, Анджей… Теперь мне бы хотелось передать вам еще одну просьбу Юзефа… Не сочли бы вы возможным посетить Бурцева?

— Это нужно для вашей партии? Или для Юзефа лично?

Рыдз закурил.

— Неразделимые понятия.

— Конечно, готов… Хотя в отличие от Меньшикова и Бакая я оказывал такую помощь Юзефу… вашей партии, которая по законам империи подлежит суду… Скорее всего военному. Я ведь преступил присягу, так что охран… охранка, включив меня в розыскные листы, вполне может потребовать моей выдачи и у французской полиции, если узнает о моих контактах с Бурцевым.

— Я встречусь с Бурцевым и объясню ему вашу ситуацию. Думаю, он отнесется к вашему особому положению с пониманием.

— Да, такой визит был бы весьма уместен.

— Хотя, — Рыдз снова улыбнулся своей мягкой, женственной улыбкой, — я тоже в розыскных листах, ушел из-под виселицы…

— Тогда не надо! Ни в коем случае, — воспротивился Турчанинов. — Я все устрою сам, спишусь с ним, договорюсь о встрече на нейтральной почве, вам рисковать нельзя.

— Спасибо, Анджей, это так трогательно. Тем не менее сейчас я отвечаю за вашу безопасность, а не наоборот… Давайте увидимся здесь же, завтра, в девять. Вас это время устроит?

— В десять. Я сдаю свой пост в девять… Я теперь служу ночным портье, смена кончается не ранее девяти пятнадцати… Пока все передашь сменщикам, то да се…

— Денег на жизнь хватает?

— Вполне, благодарю.

— А на ветчину? — Рыдз снова улыбнулся. — Юзеф уполномочил меня передать вам некоторую сумму… Лицо Турчанинова замерло.

— Видите ли, я какой-никакой, но русский дворянин… Я не умею принимать вспомоществование от кого бы то ни было. Так что просил бы вас более к сему предмету не возвращаться. Завтра в десять здесь же, честь имею.

— Минуту, — остановил его Рыдз. — Вы напрасно сердитесь, Анджей. В нашем обществе взаимная выручка не считается обидной. Мы живем несколько иными, скажем так, нравственными категориями. Они основаны на абсолютном доверии друг к другу… Вам, возможно, понадобятся деньги для работы… Для нашей работы. Вот в чем дело. И это не есть какая-то подачка… Или тем более оплата услуги… Рациональная оценка сложившейся ситуации, всего лишь. Ваше бывшее звание в охранке ротмистр?

— Точно так.

— Никаких документов, удостоверяющих вашу личность, не сохранилось?

— Все сохранилось, как же иначе… Иначе на острове Сен Луи * не дадут продления вида на жительство.

— Но вы здесь обосновались не под своим именем?

— Конечно. У меня вполне надежный паспорт, — Турчанинов усмехнулся, — выкраден из охран охранки.

— До завтра, ладно?

Турчанинов не удержался, шутливо передразнил Рыдза.

— «Вадно». Поляка сразу можно определить по вполне французским буквам — "в" и "л".

Рыдз рассмеялся.

— До встречи, Анджей.

2

Квартира Владимира Львовича Бурцева, которую он снимал на Ваграме, являла собою Румянцевскую библиотеку в миниатюре стены трех комнат, широкого коридора, даже кухни были заставлены самодельными стеллажами, набитыми книгами, журналами, большими папками с газетными вырезками, бюллетенями заседаний Государственной думы, выпусками правительственных вестников; запах кофе был постоянным; Бурцев варил его по-студенчески, на спиртовке; пил из крохотной чашки, всего на два глотка, длинные зубы от постоянного курения и крепчайшего кофе были желты, подшучивал над собою «Вроде старого коня — не заметил, как жизнь просквозила».

Рыдза признал сразу же, но, однако, настоящим именем называть не стал, осведомился, как следует обращаться; выслушав ответ— «Мацей», удовлетворенно кивнул и, пригласив устраиваться в кабинете где свободного пространства почти не было, оттого что кипы новых не проработанных еще газет валялись на полу, между скрипучими разностильными стульями, отправился готовить кофе.

Вернувшись со своей крохотной чашечкой и стаканом для Рыдза осведомился:

— Чем могу служить?

— Владимир Львович мы получили данные, которые бы хотелось перепроверить. Один наш товарищ видел как глава боевки социалистов-революционеров садился в экипаж некоего полицейского чина носящего цивильную форму.

— Это вы про Азефа?

— Да.

— Ну и что?

Рыдз опешил.

— То есть как?

— А так, — хохотнул Бурцев. — Для меня совершенно ясно что Азеф — провокатор. И я про это как вам, по-видимому известно, неоднократно заявлял. Но ведь ЦК постоянно берет его под защиту.

— Чем вы это можете объяснить?

Бурцев разбросал руки, словно драчливый петух крылья.

— А вы?

— Партия переживает кризис, — ответил Рыдз убежденно. — Мы об этом писали неоднократно.

— Я, как бывший эсер слушаю это с болью, но увы Ленин тут прав, — вздохнул Бурцев, — именно кризис.

— Мне тоже это больно слышать Владимир Львович. Я имею множество друзей эсеров, честнейшие люди огромного личного мужества и чести.

— Да уж этого не занимать.

— Однако. Владимир Львович, товарищ, получившии информацию об Азефе крайне щепетилен в вопросе обвинения кого бы тот ни было, да тем более в провокации. Этот товарищ просит вас встретиться с человеком который бежал из охранки после того, как оказал нам реальную помощь. Вполне серьезную. Он в розыскных листах ему грозит военно-полевой суд. Если французы выдадут его Петербургу надо ждать еще одного обвинительного приговора. Мы можем надеяться, что использование вами этого человека не нанесет ему ущерба?

— Хотите чтобы я встретился с анонимом?

— Да.

— Как правило я работаю с теми, кто принимает на себя ответственность товарищ Рыдз.

— Этот человек возможно еще пригодится нам для борьбы. Мы стараемся оберечь его от провала.

— Проверяли его? Надежен?

Рыдз ответил вопросом.

— А вы Меньшикова с Бакаем проверяли? Надежны?

— Да.

— Двойной игры с их стороны быть не может?

— Нет. Ведь именно они помогли мне разоблачить провокатора Зинаиду Жуженко.

— Адъютанта «Казбека»?

— Да.

— «Казбек» — это Сладкопевцев?

— Он же в борьбе. Я не вправе открывать псевдонимы тех, кто продолжает бой с самодержавием.

— Простите.

Бурцев начал ловко лавировать между кипами газет по-петушиному забросив руки за голову чудом сидевшую на тоненькой шее остановился перед Рыдзом нагнулся к нему спросил:

— Ну хорошо допустим я встретился с вашим человеком анонимно. Он дал мне новую информацию, которая понудит ЦК социалистов-революционеров хоть как-то откликнуться на новые улики. Но ведь тогда Чернов с Савинковым неминуемо потребуют встречи с моим с вашим свидетелем. Как быть?

— Давайте начнем а? За это время я снесусь с моими товарищами.

— Что ж попробуем.

— У меня кстати есть внешний портрет того полицейского чина который встречался с Азефом. Это была не случайная встреча он его в извозчике ждал в экипаже.

— Послушаем, — откликнулся Бурцев. — Давайте-ка портрет.

— Глаза стальные с прищуром веки припухлые усы чуть правленные вниз, нос прямой лоб высокий выражение лица сосредоточенное особых примет нет крепкого телосложения, довольно широкоплеч рост высокий по здешним меркам под метр восемьдесят пять, с аршинами я путаюсь.

— Хм. После девятьсот пятого года новые начальники департамента и охраны не очень-то позволяют печатать свои фотографические портреты. На Виссарионова не похож на Комиссарова тоже.

— Кто из чинов полиции был на процессе депутатов первой Думы?

— Информация не поступала но кто-то был вокруг здания кишели филеры, ждали кого-то.

— Не Герасимова?

— У меня есть только одна его фотография Давняя когда он в начале девяностых годов служил адъютантом при Самарском жандармском управлении. Усы у него были стрельчатые, бородка клинышком, волос кучерявый, шатен, весьма привлекателен…

Поднявшись, Рыдз сказал?

— Человек, который к вам придет, живет под чужим именем. Его зовут Федор Мокеевич. Это псевдоним. Когда соблаговолите его принять?