Межконтинентальный узел, стр. 66
Звонок телефона был резким, словно ночной стук в дверь.
— Да, слушаю, — ответил Уолтер-младший.
— Из бюро «Чикаго стар» только что позвонили в западную зону… Было три звонка по три гудка в каждом.
2
…Частный детектив Прошке устроился с телевиком на чердаке; оттуда хорошо просматривалось — через стеклянную крышу — ателье художника, а через громадные окна — зональная граница…
3
…Шааби приник к оптическому прицелу; рядом с ним замер с карабином в руках Зинеджо, в прошлом чемпион Палермо по стендовой стрельбе; до этой встречи знакомы не были; условным паролем обменялись в пустом пыльном подъезде, говорили шепотом, поднимались по лестнице на цыпочках, хотя знали, что квартиры пустуют; лежали на широких подоконниках тихо, ощущая в висках тугую пульсацию. Зинеджо сюда привез на арендованном «вольво» Луиджи Мачелли; через три минуты Шааби подвез Бинетти. В машине никто не произнес ни слова; арендовали ее через синдикат. В центре, возле станции метро «Зоо», на бензоколонке стояло десять машин, отобрали мощный «БМВ» с приемником и кассетным проигрывателем. Бинетти сразу же включил музыку — запись фестиваля из Сан-Ремо; деньги и авиационный билет на рейс, следовавший во Франкфурт в двадцать десять, передал в перчатках, по-прежнему не говоря ни слова; паспорт турка положил в карман пиджака, а ему протянул потрепанное удостоверение на проживание в ФРГ, выписанное на имя палестинца Юсефа эль-Насра. «Но я же не говорю по-арабски!» Бинетти чуть усмехнулся. «Ну и не надо» — эти четыре слова произнес одними губами, почти беззвучно; когда Шааби вылез из машины, так же беззвучно, но очень явственно артикулируя, сказал: «Когда улетишь отсюда, во Франкфурте тебя встретят, получишь новые бумаги и билет на следующий рейс, счастливо».
4
— Что это? — спросил Шааби, растерянно глядя на огромный панелевоз, медленно остановившийся в ГДР, как раз напротив той скамейки, куда должен был сесть объект; теперь скамейки не было видно. — Что это, а?!
— Суки, — процедил итальянец, — паршивые суки… Ты был здесь на чердаке?
— Нет.
— Суки, — повторил он. — Надо же было заранее посмотреть, наверное, оттуда больший обзор.
…К панелевозу подъехал небольшой кран; в оптику было отчетливо видно, как белозубый крановщик что-то кричал шоферу; тот, достав из бумажного пакета бутылку молока и рогалик, покачал головой, показал толстым пальцем на часы и начал неторопливо закусывать.
И как раз в это время подъехало такси; в те секунды, что автомобиль тормозил, Шааби и Зинеджо заметили на заднем сиденье бритоголового человека, фотографию которого им показали перед операцией; он спокойно и неторопливо расплачивался с шофером.
Когда такси отъехало, бритоголового в машине уже не было.
— Он сел на ту самую скамейку, — прошептал Шааби. — Я побегу на чердак.
— Лежи, — сказал Зинеджо, — сейчас крановщик снимет эти панели и уедет, пять минут, не больше…
— А если нет? При этих шоферах можно работать?
— Конечно. Какое нам до них дело? Наше дело — бритый…
— А может, надо, чтобы никого кругом не было…
Итальянец усмехнулся:
— Тогда заранее надо было послать просьбу на радио: «Объявите, чтобы убрали с такой-то улицы прохожих, мы должны пристрелить бритого».
— Все же я пойду на чердак…
— Лежи, — приказал итальянец. — Что ты такой беспокойный? И держи в прицеле левую сторону панели, бритый может выйти с твоей стороны… А я буду страховать правую… Как только панель снимут, как только он откроется, — сразу же стреляй. После того как упадет, сделай контрольные выстрелы по лежащему, понял?
— Эта пуля убьет, даже если просто руку царапнет.
— Ага, — усмехнулся итальянец, — так мы и поверили… В теории все хорошо, они за теорию деньги и гребут, а вот пускай бы поработали, как мы, теоретики…
— Слушай, а если этот панелевоз пришел сюда неспроста?
— Ну и что? Мы же за стеной. Нам-то какое дело?
— Ты думаешь, полицейские не контачат друг с другом? Это они на словах лаются, а когда дело доходит до стрельбы, сразу объединяются…
— Через минуту после того, как дело будет сделано, мы с тобой уедем в аэропорт… Пусть себе объединяются. Нам-то какое дело? Смотри, смотри, крановщик потянул панель, сейчас откроется бритый…
И он действительно открылся; человек с бритой головой сидел на скамейке, зажав в левой руке газету; в позе чувствовалась напряженность; будто каменный; не шелохнется; ждет кого-то, ясное дело.
Первым выстрелил итальянец, пуля за пулей; вторым — Шааби; было видно, как взорвался бритый череп, брызнуло красно-желтое; человек повалился на землю; в пересечении объектива итальянец заметил, как крановщик что-то закричал, испуганно оглянулся, панель грохнулась на грузовик, с которого ее поднимали, тела на земле не было больше видно; сняв перчатки, итальянец отбросил ружье, поднялся с подоконника и обернулся к Шааби:
— Бежим, парень. Работа сделана, машина ждет…
5
Когда «додж» — на переднем сиденье Уолтер-младший и Лилиан (в форме, пилоточка наискосок, чудо что за девушка), а сзади старший и Ник, заваленные кульками с покупками, сделанными в «Центруме» — выехал из-за поворота к пустырю, где ждал «объект», их обогнали две машины «фольксполицай»; за ними неслась, врубив сирену, «скорая помощь».
Третья машина «фольксполицай» прижала «додж» к обочине.
— Ну вот, — прошептал Ник, — не обманул меня индикатор…
— Только спокойно, — процедил Уолтер-младший сквозь зубы; открыв окно, спросил полицейского: — В чем дело? На каком основании вы задерживаете нашу машину?
— Никто вас не задерживает, — ответил полицейский. — Там впереди происшествие, подождите пять минут и поедете дальше.
— А я могу развернуться и уехать? — спросил Уолтер-младший.
Полицейский оглянулся на трассу:
— Хорошо. Я на всякий случай выйду на осевую, не ровен час, кто-нибудь вмажет в вас из-за поворота… — И, достав из «Лады» жезл, неторопливо пошел на середину улицы.
— Подольше заводите мотор, Лилиан, — тихо, каким-то скрипучим голосом сказал старший. — И не торопитесь разворачиваться. Я хочу посмотреть, зачем они вытащили носилки из «скорой помощи»…
— Да замолчите же вы! — Лицо Ника стало жестким, рубленым, и Уолтер-младший понял, что никакой он не помощник, а настоящий руководитель операции; «старший» — ширма, даже в этом играли.
Когда Лилиан наконец тронула машину, Ник отчетливо увидел, как в «скорую помощь» всунули носилки; сомнений не было — окровавленная простыня, недвижное тело; «объект» устранили красные, видимо, смогли проследить его; не зря Лайджест дважды повторил во время последнего инструктажа, уже после совещания у ЗДРО, что у военных, в конторе Уолтера-младшего, возможна утечка информации; маменькин сынок, прощелыга, из-за него потеряли такого человека! Ну, разгильдяи!
До Чек Пойнт Чарли ехали молча, не произнося ни слова; Уолтер-младший предупредил, чтобы не вступали в объяснения, если машину задержат пограничники ГДР: «Вы не знаете здешней обстановки, говорить буду один я, молчите».
Офицер вышел из будки, козырнул, попросил предъявить документы тех, что в штатском.
— Они тоже офицеры, — улыбнулся пограничнику Уолтер-младший. — Устаешь от постоянного ношения формы…
— Я понимаю, — ответил офицер вполне дружелюбно. — В выходные дни я тоже переодеваюсь в штатское.
Он зашел в будку; Уолтер-младший обернулся; Ник бросил под язык эвкалиптовый леденец, пососал его мгновение, а потом разгрыз; «старший» спросил разрешения закурить — на этот раз у Лилиан; выпускник Гарварда, играющий в свинопаса, снова подумал Уолтер-младший. Люди, лишенные собственного «я», живут по легенде, которая придумана для них невидимками, раскассированными по научным центрам, издательствам, специализирующимся на выпуске детективной литературы, и конторам, которые приобретают права на сценарии боевиков для Голливуда.