Межконтинентальный узел, стр. 64

— Для досье мало, — заметил Фукс. — Разве что только рассеченная левая бровь…

(Среди лиц, подозреваемых в организации злодейского взрыва Миланского вокзала, который унес сотни жизней, числился некий Бинальти, он же Панинни, он же Голденберг, он же Банаат-заде; именно он отвечал в синдикате за «укрытие следов» после совершения террористических актов.)

— Ну что ж, — сказал Славин. — Время эндшпиля, Кони?

— Видимо… Кто-то занятно писал о Лейбнице: у философа была необыкновенная способность ощущать связь соподчинения; он был невероятно последователен, а именно потому порою выглядел нелепым, ибо ни на йоту не отступал от своих принципов, даже если это явно противоречило здравому смыслу…

— Повтори, — попросил Славин, — повтори, пожалуйста…

Фукс удивился:

— А в чем дело?

— «…Не отступал от своих принципов, даже если это явно противоречило здравому смыслу»? — Славин процитировал слово в слово — память феноменальная.

— Именно.

— Слушай, давай-ка еще раз съездим на место, Кони, а?

…На пустынную Зауэрштрассе, возле границы, где была намечена операция ЦРУ, Славин и Фукс пришли, как мирно гуляющие собеседники, увлеченные разговором; машины оставили в двух кварталах отсюда; не глядя на тот дом в Западном Берлине, что одиноко высился среди пустыря, Славин спросил:

— Сколько метров до верхних окон, как думаешь, Кони?

— Четыреста… С небольшим, — ответил тот.

— Слушай, Кони, — задумчиво сказал Славин, — а все-таки они сегодня не будут Кулькова похищать… Они должны его убить, Кони, должны убить…

Фукс походил, затем остановился над Славиным — высокий как жердь. Усмехнулся:

— Допустим… И?

— Это не мы подготовили спектакль, а они, вот в чем дело! Вот почему те турки, вот зачем изменено место встречи, если, конечно, Кульков не врал мне с самого начала, вот почему новое место встречи с шефом, который должен провести операцию «Либерти», выбрано на пустыре, совсем рядом с границей; вот зачем здесь Луиджи Мачелли… А на все про все у нас с тобой четыре часа… Впрочем, если ты поддержишь мою идею, мы примем условия игры ЦРУ, но эту партию выиграем мы, потому что в отличие от Лейбница пойдем за здравым смыслом…

Уолтер-младший из военной разведки Западного Берлина внимательно оглядел лица двух сотрудников ЦРУ, прилетевших утром.

— Вам бы переодеться, — сказал он, — вы слишком уж по-нашему одеты…

— Нам предписано быть одетыми именно так, — ответил старший. — Лайджест сказал, что мы должны быть одеты в высшей мере традиционно… Он рекомендовал еще раз — вместе с вами — прорепетировать операцию… Машина внизу?

— Да. В гараже. Хотите кофе?

— Потом, если можно. ЗДРО просил отправить ему телеграмму, как только мы осмотрим машину.

— Хорошо, — Уолтер-младший легко поднялся из-за огромного стола, пошел к двери, — я спущусь с вами. Если возникнут какие-то вопросы технического порядка, разъяснит Лилиан, она будет вести машину, вполне квалифицированный офицер.

Они спустились в закрытый гараж; там стоял только один автомобиль — большой «додж» с помятым передним левым крылом.

— Это специально, — пояснил Уолтер-младший, тронув носком крыло. — Некоторая неопрятность предусмотрена — битая машина не привлекает внимания…

Старший из ЦРУ кивнул:

— Нам бы посмотреть, как работает тайник.

Уолтер-младший открыл дверь кабины, нажал кнопку на щитке — открылся багажник.

— Это первый этап, секунда, не больше.

— А ну-ка, закройте, — попросил старший. — А то во время дела всегда что-нибудь да откажет, лучше заранее испробовать.

Уолтер-младший добродушно усмехнулся:

— Согласен. Закрывайте. Будем еще раз пробовать. Закрыли?

— Да.

— Засеките секундную стрелку. Открываю.

Багажник сработал мягко, дверца податливо открылась.

Старший улыбнулся:

— Порядок. Как часы. А тайник?

Уолтер-младший нажал вторую кнопку; открылся люк, деливший багажник пополам.

— Лезь, Ник, — приказал старший своему помощнику. — Я засеку время.

Ник, фигурой похожий на Кулькова, нырнул в багажник, подтянув ноги к подбородку.

— Девять секунд, — сказал старший. — Быстрее сможешь?

Ник засмеялся:

— Я-то смогу, а вот тот, кого мы должны вывезти, сможет?

— Я кладу на эту фазу десять секунд, — сказал Уолтер-младший.

— Закройте, пожалуйста, тайник, — попросил старший. Уолтер-младший нажал кнопку; сработало отменно.

— Еще раз, пожалуйста, — попросил старший. — Откройте и закройте.

— Мы же занимались этим весь вчерашний день, — поморщился Уолтер-младший. — Неужели вы думаете, что мы тут бездельничали?

— Ну что вы, конечно, нет, — ответил старший. — Просто я привык все перепроверять. Нас сопровождает «БМВ»?

— Да.

— Сколько в нем будет человек?

— Как и запланировано. Трое. Среди них Рисе, его знают на Востоке как разведчика, хвост на Чек Пойнт Чарли они пустят за ним, это прорепетировано, мы останемся без наблюдения…

— За вами никто не пристраивался во время репетиций?

— Нет, сразу же повели «БМВ» с Риссом.

— Что ж, прекрасно… Когда выезжаем?

— Как только позвонят ваши люди. За эту фазу операции отвечает Лэнгли…

Старший кивнул:

— От восемнадцати до восемнадцати тридцати они дадут нам знать… И сразу же едем?

— Да. Только сначала надо заглянуть в «Центрум»… Ваши рекомендовали купить там специи, шампанское и мясо; за стеной все это значительно дешевле, версия пересечения зональной границы, таким образом, будет вполне оправдана… А уже оттуда поедем за «объектом»…

Старший посмотрел на помощника:

— Ну как, Ник? Что у тебя на душе? Операция пройдет успешно?

— Провалимся, — усмехнулся тот. — Я всегда боюсь провала, только поэтому, верно, и не проваливался ни разу…

Уолтер-младший тронул пальцем лоб.

— Стучу по дереву… А теперь, мистер Уолтер, мне бы хотелось получить список всех — без исключения — людей, которые имели доступ в этот гараж…

— Это еще зачем? — удивился Уолтер-младший.

— Не знаю. Так приказал Дайджест. Он приказал срочно передать ему все имена… При этом выразил убеждение, что ни один из немцев доступа сюда не имел. Это верно?

— Нет, не верно, — не сдержал раздражения Уолтер-младший. — Мы живем не в безвоздушном пространстве, в конце концов! Сюда имеют доступ два немца…

— Кто они?

— Один занимался разбором нашего маршрута, он перешел на Запад в шестидесятом году, вполне надежен, а второй…

— Перейдет на Восток, — усмехнулся старший. — Как шеф боннской контрразведки Тидге… Вместе с подробным описанием тайника в вашем «додже»…

Работа-XI

Кульков посмотрел на свою бритую голову, и вдруг ужас вновь обуял его.

— Где Иванов? — спросил он жалобным голосом охранявших его людей. — Где товарищ Иванов?! Я должен поговорить с ним! Пожалуйста, пусть Иван Иванович немедленно придет сюда!

Под таким именем он знал Славина; тянулся к нему, ищуще заглядывал в глаза, чувствуя постоянную, скребущую потребность говорить с ним, ставить осторожные вопросы, ожидая хоть какого-то намека на будущее; то, что Славин сказал ему в первый же вечер о неизбежности суда, как-то само собой отводилось, не им даже, не его сознанием, а какой-то новой субстанцией, возникшей в нем; только один раз, в самом еще начале, он успел подумать: «Я подобен раковому больному, они тоже машинально отводят от себя возможность страшного исхода». Но мысль эта исчезла сразу же, как только появилась, он убежденно возразил себе: «При чем здесь раковый больной? Там полнейшая безнадежность, а я принимаю участие в операции по борьбе с ЦРУ, мы сейчас по одну сторону баррикад; да, оступился, с кем не бывает, но ведь теперь с прежним все кончено!»

Он сейчас постоянно жил какими-то странными представлениями: то видел себя возвращающимся домой; нет, конечно же, сразу к Насте, с Лидой жить невозможно, старуха; иногда, впрочем, ему казалось, что он произносит заключительную речь на пресс-конференции для иностранных журналистов, в которой клеймит империализм и рассказывает о том, как был продан Пеньковским ЦРУ. В этот момент он слышал свой голос, наблюдал себя со стороны — в строгом сером костюме, обязательно с жилетом, красно-синий галстук. Был убежден, что его речь будет передаваться по первой программе телевидения; в свое время фильм «Заговор против Страны Советов» смотрел с ужасом, забившись в угол кровати, особенно когда давали показания арестованные. «Нет, я ни в коем случае не стану выступать перед камерами телевидения в джемпере, что за неопрятность?! Надо быть подтянутым, убежденным в своей правоте».