Сталин. Жизнь одного вождя, стр. 9

Серьезный конфликт с администрацией произошел в январе 1899 г. Иосиф на месяц был лишен права выхода в город. А. Островский связывает это наказание с инцидентом, известным по воспоминаниям одного из соучеников Джугашвили, опубликованным в 1939 г. [70] Согласно этим мемуарам, инспектор семинарии обыскал комнату Иосифа и обнаружил запрещенные книги. Тогда один из семинаристов, Келбакиани, набросился на инспектора и выбил книги из его рук. Вместе с Джугашвили они собрали книги и бросились бежать [71]. Эти широко известные воспоминания вызывают, однако, большие сомнения. Прежде всего, в кондуитном журнале семинарии за 1899 г. проступок Келбакиани описывался совершенно иначе [72]. Во время осмотра вещей самого Келбакиани, говорилось в журнале, у него была изъята тетрадь с выписками из запрещенной литературы. Келбакиани выхватил тетрадь из рук инспектора и выбросил ее в туалет. О конфликте было тут же доложено ректору семинарии. Келбакиани заключили на несколько часов в карцер.

Как говорилось в кондуитном журнале, «Келбакиани обнаружил сильное раскаяние». Он признал вину и просил о снисхождении. О каком-либо участии Иосифа Джугашвили в этом конфликте в журнале не упоминается. В январе 1899 г. Джугашвили на месяц был лишен права выхода в город, а Келбакиани исключен из семинарии [73]. Несоразмерность наказаний может свидетельствовать о том, что Иосиф получил взыскание за какой-то другой проступок или за косвенное участие в инциденте с тетрадью.

Некоторый свет на суть событий проливает письмо Келбакиани Сталину в июне 1951 г.:

Письмо вручили лично Сталину. Была ли оказана Келбакиани помощь и какая именно, из документов не ясно. Однако его письмо уточняет некоторые обстоятельства самого конфликта 1899 г. Келбакиани, несомненно, читал публикацию 1939 г. о «героическом поступке» Сталина, а поэтому в целом следует в ее русле. Изъятая тетрадь превратилась в нелегальную литературу, причем найденную не у Келбакиани, а у Джугашвили. Однако примечательно, что Келбакиани однозначно утверждает, что он сам, без всякой помощи со стороны «товарища Сосо», отнял изъятое у инспектора. Столь же однозначно он пишет о причастности Сосо к конфликту, а также о том, что он, Келбакиани, оказал услугу молодому вождю. В общем, Иосиф, видимо, действительно был причастен к скандалу. Можно предположить, например, что тетрадь, которую уничтожил Келбакиани, принадлежала Джугашвили. Это могло выясниться позже, во время расследования инцидента. Однако Иосиф почти наверняка не помогал Келбакиани спасать мифические книги. Это была одна из тех легенд, которые формировали культ вождя. Правда, одна из самых безобидных легенд.

В любом случае у Джугашвили и без этого было немало прегрешений перед семинарским начальством. В мае 1899 г. его официально уволили из семинарии по формальному основанию – «за неявку на экзамены по неизвестной причине». При этом в справке об окончании четырех классов семинарии, выданной ему на руки после отчисления, красовалась отличная оценка за поведение! [75] Биографы Сталина уже давно обратили внимание на запутанность обстоятельств ухода Сталина из семинарии. Сам Сталин предпочитал говорить, что его «вышибли» из семинарии «за пропаганду марксизма». Мать Сталина Екатерина в одном из интервью утверждала, что сама забрала сына из семинарии по причине плохого состояния его здоровья [76]. О. В. Эдельман, внимательно сопоставив различные предположения, полагает, что молодой Джугашвили сознательно не явился на экзамен, поскольку не собирался становиться священником [77]. На самом деле имеющиеся версии причин отчисления не так уж сильно противоречат друг другу. Очевидно, что молодой революционер не слишком дорожил семинарией. Очевидно, что руководство семинарии не испытывало восторга в отношении Джугашвили, но вряд ли было заинтересовано в отчислении его со скандалом. Не исключено, что свою роль в компромиссном исходе дела сыграли просьбы Екатерины и ее жалобы на ухудшение здоровья сына. Похоже, что недоучившимся семинаристом Иосиф стал по доброму согласию, получив хорошую справку по результатам четырех классов. Если его и «вышибли» из семинарии, то «вышибли» тихо, оставив открытыми двери для дальнейшего исправления. Исправления не произошло.

Подполье, тюрьмы, ссылки

Со свидетельством об окончании четырех классов семинарии Иосиф Джугашвили мог служить «по духовному ведомству» или учителем в начальной школе [78]. Однако такая перспектива, означавшая по существу возвращение в прежнюю жизнь, его не устраивала. Продолжая работу в революционной организации, Иосиф при помощи друзей в конце 1899 г. устроился наблюдателем на Тифлисскую метеорологическую станцию (обсерваторию). Наблюдатели постоянно следили за показаниями приборов и поэтому жили при станции. Должность давала и заработок, и жилье. В социал-демократической организации Джугашвили примыкал к радикальному крылу. Отвергая легальную пропаганду, радикалы выступали за организацию забастовок и демонстраций. Удивительного в этом было мало, учитывая предыдущий опыт бунтарства в семинарии, юный возраст – 22 года и личную дружбу с такими отчаянными революционерами, как Ладо Кецховели. Сторонники решительных действий находили вдохновение в росте недовольства среди рабочих. 1900–1901 гг. были ознаменованы волной забастовок рабочих в Тифлисе. Власти усилили репрессии. Под угрозой ареста Джугашвили покинул службу и перешел на нелегальное положение. В жизни будущего вождя произошел решительный поворот. Он окончательно превратился в профессионального революционера.

При всем разнообразии личных судеб, российские революционеры различных направлений имели много общего. Разрыв с обычной жизнью и уход в подполье происходил в момент резонанса ненависти и решимости – ненависти к существующему строю и решимости бороться с ним. В Российской империи и того и другого было в избытке. Авторитарный режим и социальная несправедливость порождали бунтарей. В ответ на преследования они становились все более радикальными. Ненависть Иосифа Джугашвили, судя по всему, пробудили произвол и мракобесие, царившие в духовной семинарии. Эта ненависть подпитывалась пропагандой и действиями старших товарищей, вступивших на путь революции раньше Сталина. Решимость Иосифа Джугашвили была чертой его характера и порождением социального положения. В конце концов, в той социальной среде, которая предназначалась Сталину по праву рождения, немногое можно было потерять.

Рассуждая о причинах революционности и жестокости Сталина, многие авторы обращают внимание на его формирование в особой атмосфере российского пограничья [79]. Кавказ, представлявший собой кипящий котел социальных и национальных противоречий, сплав формирующихся индустриальных анклавов и традиционного образа жизни, не мог не оказать влияния на характер Сталина. И он, и его соратники-кавказцы, полагает Йорг Баберовски, «привнесли в партию как в центре, так и на окраинах империи культуру насилия кавказской периферии, кровную месть и архаические представления о чести» [80]. Такое мнение подкрепляют свидетельства известного историка Б. И. Николаевского, некоторое время работавшего в социал-демократических организациях Закавказья. Сталина, по свидетельству Николаевского, уже тогда характеризовали как человека «крайне злобного и мстительного», способного на «самые крайние средства». Однако такими были и многие противники Сталина среди социал-демократов. Собеседники Николаевского считали это результатом «привнесения кавказских нравов во внутрипартийную борьбу» [81].