Взлетная полоса, стр. 46

— Со временем соберете богатый урожай.

— Да. — уверенно согласился Кулешов. — Начальнику СМУ я так и сказал: изуродуешь хоть одну яблоню — голову снесу. Подействовало. Прежде чем стройку начинать, он их сеткой прикрыл.

— А я решил, что это старых хозяев рук дело! — рассмеялся Ачкасов.

— Нет. Наша забота.

Ачкасов присел на подоконник.

— Ну хорошо. А как продвигается работа над приборами? — задал он наконец вопрос, которого Кулешов ждал с первой минуты их сегодняшней встречи. Ждал и был готов к ответу.

— Работа идет по графику. И если бы не некоторые обстоятельства, в самом ближайшем будущем можно было бы готовиться к финишу.

— Какие именно обстоятельства? — пожелал уточнить Ачкасов.

— Я не зря вспоминал о Вольском, — хмуро взглянул из-под бровей Кулешов. — Работами над «Совой», как вам известно, руководил он. Теперь этим занимается Руденко. В помощь ему послал еще двух специалистов. Но, сами понимаете, пошлите хоть кого, все равно любому новому человеку требуется какое-то время для ориентировки. Одним словом, потеря времени неизбежна.

— Небольшая отсрочка не страшна, — успокоил Кулешова Ачкасов. — В чем еще испытываете затруднения?

— Принципиальных нет. Вели монтаж схемы. А при монтаже, сами знаете, трудности обычного рабочего порядка.

Кулешов чего-то, как показалось Ачкасову, недоговаривал.

— Вам не давался четвертый узел, — напомнил Ачкасов.

— Нашли решение. Пока вы болели, нашли. Руденко сделал интересное предложение. Вольский знал об этом. Он его одобрял. Работа получилась очень оригинальной, — заметил Кулешов в своей обычной неназойливой манере и потеребил конец аккуратной, заметно за последний год поседевшей бородки. Ачкасов смотрел на него и почему-то вспомнил то время, когда они только начали работать вместе. Тогда лицо у Александра Петровича было более вытянутым, а бородка совсем черной. Но эта манера теребить ее пальцами правой руки была у него уже и в то время.

— Как продвигаются дела в группе Бочкарева?

— Тоже нормально. Они уже приступили к монтажу. Работают с техникой и сейчас почти всей группой находятся в Есино, — доложил Кулешов.

— На днях в Главном штабе ВВС снова было совещание, — сообщил Ачкасов. — Обсуждали задачи на летний учебный период, говорили о новых повышенных требованиях. Я, к сожалению, там не был. Но кое о gq, меня уже информировали. Думаю, что командование ВВС наверняка будет теперь торопить нас с «Фотоном». Прибор им нужен очень:

— При случае заверьте Алексея Кузьмича, что «Фотон» будет сдан в срок, — попросил Кулешов.

Ачкасов поднялся с подоконника, достал носовой платок и вытер вспотевшее лицо.

— Слабость, — признался он.

— Рано вышли из дому, Владимир Георгиевич, — заметил Кулешов.

— Дома сидеть тоже не сладко:

— А мы сами-то тоже хороши бываем: температура нормальная — значит, здоров.

— А когда думаете перебираться? — спросил вдруг Ачкасов.

— Похоже, к июню переедем.

— Ну что ж, устроитесь — приглашайте на новоселье, — попрощался с Кулешовым Ачкасов.

Из нового района он поехал к себе в министерство. И пока ехал, думал о только что закончившемся разговоре с Кулешовым. И опять почувствовал какое-то неудовлетворение от этого разговора. Кулешов никогда бы не упустил случая показать товар лицом, если бы действительно дело с приборами шло так удачно, как он говорил. Расписал бы, не жалея красок, и что за решение нашли они с четвертым узлом в новой схеме «Совы», который им не давался так долго, рассказал бы и о работе в Есино и на счет всего прочего был бы красноречивей. Утешало, впрочем, то, что о пролонгации работ он тоже почти не говорил. Да и денег дополнительных не просил. Значит, надеялся все же выкрутиться. «Ох уж это «выкрутиться», — вздохнул Ачкасов. — Сколько испокон веков за ней, за этой крутежкой, всего стояло: и гордость мастера, и страх за свой престиж, и уж, конечно, надежда на это русское авось».

Солнце немилосердно било в глаза через лобовое стекло, слепил мокрый асфальт. Темные очки совершенно не спасали от такого обилия света, и Ачкасов невольно подивился натренированности водителя, уверенно ведущего машину сквозь этот неистовый весенний, льющийся с неба светопад.

Уже в лифте, поднимаясь в свой кабинет, Ачкасов снова вспомнил о приборах и решил, что, пока время действительно еще имеется и есть возможность, если потребуется, помочь КБ, ему надо самому лично, не откладывая ничего в долгий ящик, познакомиться с положением дел поближе. Он вошел в свою небольшую приемную и, раздеваясь, дал распоряжение адъютанту:

— Закажите-ка, пожалуйста, разговор с Речинском. Попросите или директора производства, или Стрекалова.

Глава 2

У Юли остались неиспользованными от отпуска две недели, и она решила отгулять их в конце марта. Маргарита Андреевна, использовав свои старые театральные связи, достала ей путевку в Дом творчества, и Юля уехала в Рузу. Здесь, в восьмидесяти километрах от Москвы, еще стояла настоящая зима. Блестел праздничной белизной снег, Москва-река была крепко скована льдом. Но весна заявила о своем скором пришествии уже и тут. Начали вытаивать вокруг деревьев лунки, а слежавшаяся за долгую зиму на ветвях навязь с каждым днем все наряднее обрастала бахромой сосулек. К полудню с крыш и деревьев немилосердно лило, словно после дождя. Искрящиеся крупные, как горошины, капли со звоном били по лужам, безжалостно буравили снег, ручьями растекаясь по округе. К вечеру капель стихала. За ночь мороз затягивал талую воду льдом, а голубой ноздреватый, оплавленный солнцем снег надежно покрывался настом. Ради этого наста Юля и приехала в Рузу. Ибо больше всего на свете любила весенние утренние лыжные прогулки. Она никогда не отказывалась, коль представлялась возможность, махнуть с хорошей компанией в Терскол или на Домбай. Ей нравилось яркое солнце гор и ослепительная белизна заснеженных склонов, она смело скользила, не отставая от мужчин, по головоломным спускам и даже одно время не на шутку увлеклась слаломом. Но истиное, почти духовное наслаждение она получала от лыжных прогулок по лесу. Ходила она быстро, напористым шагом, без устали по десять-пятнадцать километров, великолепно при этом чувствуя себя. Прогулки эти она, как правило, совершала в одиночку, и не потому, что не любила компании. Мужчины вокруг нее были всегда. Она привыкла к этому, считала само собой разумеющимся, и, в общем, ей это даже нравилось. Но, выйдя вместе с ней за пределы парка Дома творчества, они, несмотря на все старания, скоро отставали от нее на лыжне. И Юля волей-неволей оставалась одна. Но ее это не только никогда не огорчало, а напротив, она бывала таким обстоятельством даже довольна. Ибо нигде и никогда не приходили к ней так щедро удивительно светлые, под стать бегущим из-под сугробов ручьям желания и мысли, как в исполосованном синими тенями, по-зимнему еще безмолвном, но уже начинающем отходить от долгой спячки лесу. Это были желания и мысли человека, у которого очень спокойно на душе, который прекрасно себя чувствует и у которого от общения с природой непременно пробуждается фантазия и на него нисходит вдохновение.

Так незаметно прошла неделя. У Юли оставалось еще пять дней. Но в субботу, почти сразу же после завтрака, навестить ее совершенно неожиданно приехал Игорь. Юля немало была удивлена, рада и не рада приезду мужа. Удивлена — ибо знала: у него сейчас очень ответственный и напряженный период работы в Речинске и ему совершенно не до разъездов. Рада тому, что он привез ей нужные вещи. Не рада — так как знала, что из-за него наверняка пропадет прогулка. Лыжам Игорь предпочитал прогулку пешком. А если и вставал на них, то ходил неохотно, только ради жены, и, как все, быстро оставался позади, чем потом бывал крайне недоволен и дулся на Юлю. Юлю это тоже раздражало. Она становилась холодной, и между супругами наступала очередная размолвка. Впрочем, конфликты в кругу четы Руденко возникали и тогда, когда от Юли требовали отказаться от какого-нибудь желания или в чем-то стеснить себя. Юля просто не привыкла к этому. Но особенно в последние годы для размолвок находились и более веские причины.