Взлетная полоса, стр. 30

— Почему же не позвонил? — подавив улыбку, спросила Юля.

— Завтра позвоню!

— Пустые слова. Никогда и никому ты не позвонишь. И кроме того, послушать Кольцова тебе просто полезно.

— Мне? — удивился Игорь. — И это говоришь ты? Опомнись! Что за мысль пришла в твою голову? Я заканчиваю большую работу. Многие весьма влиятельные люди уже сейчас заслуженно считают ее очень перспективной. А я, как тебе известно, собираюсь внести в проект еще целый ряд усовершенствований. Что же я от него услышу? Ты просто не понимаешь…

Все, о чем Игорь собирался сказать дальше, Юля уже знала. Она тысячу раз слышала, что «Сова» — это новое слово в технике. Что если она этого не осознает, то очень жаль. Что ему вообще кажется странным, что она до сих пор не оценила по достоинству этой его работы. При этом он непременно сошлется на какой-нибудь имеющий к данному случаю отношение пример. Потом на второй. А может быть, и на третий. Эрудицией он для этого обладал основательной. Но ей все эти разговоры уже порядком надоели. И потому, никак не отреагировав на его слова, она спокойно начала раскрывать постель. Но вдруг услыхала что-то новое, непривычное.

— Ради чего мы должны переносить свой отпуск на зиму? — продолжал Игорь. — Почему мы должны ждать, когда этот твой горе-испытатель соберется с мыслями? В кои-то годы вместе решили поехать на море — и на тебе?

— Что же ты хочешь? — испытующе посмотрела Юля на мужа.

— Перестань раскатывать его на машине! — потребовал вдруг Руденко.

— Только и всего? — удивилась такому обороту дела Юля.

— Да.

— Хорошо. Раскатывать больше не буду, — пообещала Юля, подумав: «А это что? Забота о собственном престиже или ревность? Однако для ревности, пожалуй, было слишком много слов». Она легла в постель и выключила свет.

Глава 19

Вечером накануне выступления Кольцов заглянул на почту и получил адресованное ему до востребования письмо от Чекана. Получил, но так и не прочитал его. На почте собралось много народу. Читать на улице было тем более неудобно. А когда вернулся домой, голова оказалась занятой совсем другими мыслями. Почти две недели бился Кольцов над тем, чтобы самостоятельно вывести формулу, которую так легко и быстро нашел на консультации Верховский. Ясны были отправные данные. Запомнил. Они были у него надежно записаны теперь уже в рабочей тетради. Но как подойти, как получить этот результат, Кольцов не знал. И вдруг после стольких неудач, плохого настроения, после десятка начинаний путь доказательства выстроился у него в голове сам собой. Стоило лишь Кольцову взглянуть на всю проблему под другим углом зрения. И случилось это именно по дороге с почты. До письма ли было ему в тот момент?! Он прибежал домой, не раздеваясь, подлетел к столу, схватил ручку и кое-как, полуцифрами, полубуквами, записал общий ход рассуждений. И когда получил то, что надо, над чем безрезультатно бился все эти дни, в изнеможении свалился на стол. И так лежал, обхватив в полузабытьи голову руками, не менее часа. Он выполнил то, что рекомендовал ему сделать Верховский, провел подробное исследование варианта «дельты» и чувствовал теперь от этого большое удовлетворение. Как всегда, академик предсказал все с завидной проницательностью. Вариант давал совершенно неожиданные интересные результаты и мог, Кольцов не сомневался в этом уже ни на йоту, успешно продвинуть работу КБ намного вперед. Естественно, определить без лабораторных исследований до конца и наверняка, удовлетворит ли перестроенный на схеме «дельты» прибор все предъявляемые ему требования, Кольцов был не в состоянии. Но то, что схема «Совы» при этом значительно упрощалась, а сам прибор становился в работе намного надежней и менее чувствителен к разного рода помехам, было уже абсолютно ясно. Новый вариант открывал для КБ немало и других не менее существенных выгод. И сейчас Кольцов почти не сомневался в том, что конструкторы воспользуются советом Верховского и пересмотрят схему «Совы». Целесообразность такой переделки была для него совершенно очевидной. Но что касалось его собственного научного поиска, о котором он сообщил и Ачкасову, и Верховскому, то на него успешные исследования «дельты» не повлияли, можно сказать, никак. Он по-прежнему, а пожалуй, даже еще в большей степени уверовал в перспективности разработанного им принципа и желал сейчас только одного — поскорее вернуться к своим занятиям.

Вывел его из состояния раздумья длинный и ужасно нудный телефонный звонок. Кольцов вздрогнул и очнулся. Зябко поеживаясь, снял трубку. Звонила Ирина. Кольцову казалось, что на дворе уже давно глухая ночь. Но голос у Ирины был веселый.

— Вы спали? — удивилась она.

— И очень крепко.

— Вы так рано ложитесь?

— В данном случае вы меня просто поздно разбудили.

Ирина засмеялась и сообщила Кольцову, что пропуск на него заказан и что утром за ним придет машина. Таково было указание самого шефа — Александра Петровича Кулешова.

— Придет так придет, — не стал возражать Кольцов, хотя и не очень обрадовался такому вниманию к собственной персоне. Ибо до сих пор не был уверен в благоприятном исходе всей этой ачкасовской затеи.

Кольцов скрыл конверт и прочитал письмо.

«Здравия желаю, товарищ капитан! — писал Чекан. — Мы так понимаем, что через эту «Сову» вы к нам не вернетесь уже никогда. И так уже думаем не только мы, но и наш комбат, хотя подполковник Фомин никаких команд утверждать Аверочкина не дает. Черкнули бы нам, что вам самому известно на эту тему. У нас — порядок. Аверочкину присвоили звание старшего лейтенанта. Усиленно перестраиваем всю учебную базу. Электрифицируем танкодром, учебные поля, классы. Заодно готовимся к контрольной. Технику уже подготовили. На предварительной проверке отводили и отстреляли на «отлично», хотя комбат поставил только четверки. Пока все. Три дня назад погода резко похолодала. Вполне могут начаться заморозки. А там и зима недалеко. Передайте привет от всех нас вашему инженеру тов. Руденко. Мы не сомневаемся, что вы где-то рядом с ней».

«Даже не сомневаются», — с улыбкой подумал Кольцов. От письма дохнуло чем-то родным и в то же время остро далеким. Такое чувство он испытывал всегда, когда читал письма из дома от отца с матерью. Но путь домой для него действительно был уже давно отрезан. А с частью он вовсе не собирался расставаться и потому решительно прогнал неизбежно следовавшую в таких случаях за воспоминаниями тоску. Написать в роту он, конечно, мог бы и раньше. Ребят надо поддержать. Остаться в такую ответственную пору без командира хоть кому несладко. А они ворочали без него все дела уже больше месяца. С мыслями о роте он выпил стакан черного как деготь чая и снова сел за работу. К часу ночи все необходимые расчеты были сделаны. Графики вычерчены. Для беседы с Верховским, которого он решил поймать где-нибудь в пятницу, у него тоже было все готово.

Утром того долгожданного и решительного дня он встал, как обычно, бодрым. Спокойно собрался. На улице, у подъезда, его уже ждала машина. Он заехал за своими рабочими записями и направился в КБ. Но чем ближе подъезжал к старому дому с колоннами и узорчатыми решетками на окнах первого этажа, тем больше волновался. В самом КБ Кольцов не был еще ни разу. Но с улицы он его уже видел. Юля как-то раз специально провезла его мимо КБ на машине.

В бюро пропусков Кольцова встретил незнакомый и, как ему показалось, мешковатый майор-инженер. Он назвал себя Зарубой и проводил Кольцова в приемную Кулешова. Майор Кольцову не понравился. За столом секретаря в приемной Кольцов неожиданно увидел Ирину.

— Ради вас даже меня сюда посадили, — весело улыбаясь, сказала она.

— А иначе и доклад не состоялся бы, — в тон ей ответил Кольцов, но взглянул на стоявшую у двери вешалку и все понял. На вешалке висело штук восемь фуражек. Две из них были генеральские. Значит, гости пожаловали важные, а по этому случаю потребовался и секретарь. Кольцов разделся. Подошел к Ирине и заметил у нее несколько книг. Это были учебники английского языка.