Блеф, стр. 12

– Не очень, – ответил Том. – Мне нужно было подумать.

– Не нравится мне, когда ты такой.

Том улыбнулся:

– Да, я знаю. – Он отвернулся от воды. – Я прогорел на своих чипах, Джой.

– Черт, что это значит?

Том, казалось, не слышал вопроса.

– Мне жаль последнего челнока. На нем были инфракрасные приборы, линзы масштабирования, четыре больших монитора и двадцать маленьких, лентопротяжное устройство, графический эквалайзер, холодильник, все работало на дистанционке, все автоматизировано, все самое современное. Четыре года я работал над материнской платой, в выходные, ночами, тратил отпуск – тебе-то известно. Я вложил в это дело каждый цент. И что в итоге? Я отлетал пять месяцев, и эти тупые задницы, родственнички Тахиона, просто швыряют челнок за борт, как мусор.

– Ну и забей на них, – предложил Джой. – У тебя есть еще старые челноки на свалке, воспользуйся одним из них.

Сделав усилие, Том ответил сдержанно:

– Челнок, который Такизианцы вышвырнули как балласт, был пятым, – пояснил он. – Когда я потерял его, то перешел на четвертый. Это его спалили напалмом. Хочешь полюбоваться на его остатки, пойди и купи экземпляр «Тузов» – там убойная картинка. Мы «раскулачили» второй и третий на все полезные запчасти. Теперь остался только первый в более или менее исправном состоянии.

– Ну и?

– Что, ну и? Он проводной, Джой, не на платах, проводка двадцатилетней давности. Устаревшие камеры с ограниченной способностью сопровождения цели, мертвые зоны, приборы с черно-белым изображением, вакуумные лампы, чертов газовый нагреватель, худшая система вентиляции из всех, что ты знал. До сих пор не пойму, как я доперся на нем в Джокертаун в прошлом сентябре, но я был в полном ступоре после аварии, иначе никогда бы не ввязался в дельце для законченных дебилов.

– Мы могли бы маленько его отладить.

– Забудь, – сказал Том, вложив в ответ больше ярости, чем чувствовал на самом деле. – Те обломки моего челнока, они как символ моей проклятой жизни. Вот стою тут и ломаю голову на эту тему до тошноты. Куча денег, которые я вложил в них, время, труд. Если бы я направил все эти средства и усилия на настоящую жизнь, из меня бы кое-что вышло. Посмотри на меня, Джой. Мне сорок три года. Я живу один, у меня есть дом и заброшенный сарай с барахлом – все в кредит по горло. Я работаю по сорок часов в неделю, торгуя видеомагнитофонами и компьютерами, и вот мне удается выкупить треть бизнеса, да только бизнес этот теперь в пролете, ха, ха, удачная шутка. Та женщина, сегодня в банке, лет на десять моложе, а зарабатывает, думаю, в три раза больше. Что интересно, она без обручального кольца, секретарша назвала ее «мисс Трент», и я мог бы пригласить ее на свидание, но знаешь что? Я глянул ей в глаза и увидел жалость ко мне.

– Подумаешь, какая-то гребаная кукла посмотрела на тебя свысока, а ты уж и расклеился, – попытался успокоить его Джой.

– Нет, – возразил Том, – она права. Я лучше, чем выглядел в ее глазах. Но нет ни единого шанса показать ей это. Все лучшее во мне забрал Черепаха. Астроном и его головорезы чуть не прикончили меня. Дьявол их возьми, Джой, они подпалили напалмом мой челнок, а один из них так допек меня, что я отключился. Я мог погибнуть.

– Но не погиб же.

– Просто повезло, – запальчиво ответил Том. – Тупо повезло. Я был пристегнут к сущему хламу, все приборы до единого сдохли, и эта туева хуча пикирует прямо на дно реки. Даже если бы я был в сознании, а я не был, все равно не было шанса добраться до люка и открыть его вручную до того, как я утоп. Но получается, что я нашел люк в кромешной темноте, да еще в воде, заполнившей челнок!

– Я думал, ты не помнишь все это дерьмо, – сказал Джой.

– Не помню, – подтвердил Том. Он потер виски. – Не осознанно. Я вижу сны… черт, не бери в голову. Дело в том, что я был мертв. Только мне повезло, невероятно повезло, что-то разорвало челнок на куски и выбросило меня наружу, но не убило, и мне удалось выбраться на поверхность. Иначе я был бы погребен в стальном саркофаге на дне Гудзона, и угри выплывали бы из моих глазниц.

– И что? – примирительно сказал Джой. – Ты же не утонул?

– А в следующий раз? – спросил Том. – Я горбачусь в поисках возможности профинансировать новый челнок. Продаю свою часть бизнеса, я даже собрался продать чертов дом и переехать на квартиру. Но затем я подумал – прекрасно, я продаю чертов дом, строю новый челнок, а потом снова подворачиваются проклятые такизианцы, или окажется, что у Астронома был брат, который взбесился, или еще происходит какое-нибудь дерьмо, подробности опускаю, но нечтообязательно случится, и я уйду в мир иной. Или даже могу выжить, только с новым челноком происходит та же оказия, что и с предыдущими двумя. И вот я снова там, откуда начал, только теперь еще и бездомный. Что за гребаная жизнь?

Джо смотрел ему прямо в глаза, Джо, который рос с ним вместе, который знал Тома лучше, чем кто-либо другой.

– Да, возможно, все так, – сказал он ему. – Только почему мне кажется, что ты что-то недоговариваешь?

– Когда-то я считал себя крутолобым парнем, – не унимался Том, резко отвернувшись. – Но я взрослел и как-то тупел. Эта дерьмовая двойная жизнь, как заезженная кляча. Большинству людей не по плечу справиться даже с одной. В какой недобрый день я решил, что смогу обмануть обе. – Он покачал головой. – Черт с ним со всем. Все кончено. Я становлюсь умнее, Джой. Они считают, что Черепаха погиб? Прекрасно. Пусть покоится с миром.

– Послушай, Тадз, – сказал Джой. Он положил свою загрубевшую руку на плечо Тома. – Тебе должно быть стыдно. Хочешь, чтобы мой малец проплакал все глаза? Ведь Черепаха – его герой.

– Джетбой был моим героем, – вздохнул Том. – Он тоже погиб. Так взрослеют мальчики. Рано или поздно все герои погибают.

Роджер Желязны

Концерт для серотонина с хором сирен

I

Сидя в заведении итальянца Вито, в самой темной из длинного – вдоль всей стены – ряда отдельных кабинок, он коротал время, поглощая очередную порцию лингвини. Местечко, выбранное для трапезы, представлялось ему достаточно укромным; лишь наметанный взгляд завсегдатая мог подметить необычное оживление среди официантов, бьющихся об заклад, какая по счету порция – а едок уплетал уже седьмую – станет последней. Горка на тарелке таяла со сказочной быстротой, столь же споро понижался и уровень вина в оплетенной бутыли, и, когда в зал ввалился широченный, словно трехдверный шкаф, верзила, того и другого оставалось ровно на донышке. Покачивая увесистыми гирями кулаков, пришелец неторопливо прошелся вдоль ряда кабинок и остановился вплотную к столику, не сводя с едока пристального взгляда налитых кровью глаз.

Шкаф молча пялился на сидящего за столиком, пока тот не обратил на здоровяка вопрошающий взгляд – из-под темных напомаженных непослушных вихров блеснули черные зеркальные линзы.

– Ты, что ли, тот самый, кого я ищу? – прорезался у шкафа сиплый бас.

– Вполне может статься, – откладывая вилку в сторону, отозвался обладатель зеркальных очков. – Если речь о деньгах и определенных специальных навыках.

Верзила неожиданно расплылся в улыбке. Затем поднял и уронил правую гирю – угол столика с треском надломился и рухнул, увлекая за собой остатки изодранной скатерти. Хотя обедающий и отпрянул, тарелка с пестрыми следами итальянской кухни полетела ему на одежду. Зеркальные очки съехали набок, открыв свету выпуклые и ярко мерцающие фасеточные глаза.

– Туше! – объявил он негромко, но отчетливо, взметнув вытянутые пальцы ко второму гиреподобному придатку.

– Сукин сын! – взревел гигант, отдернув руку. – Чего жжешься, твою мать?

– А чего хулиганишь? – парировал собеседник. – Благодари Бога, что не изжарил тебя целиком! Безобразие! Пришел, нагрубил. Зачем хороший столик сломал?

– Так, значит, это не ты, что ли, нанимаешь тузов гребаных? В гробу тогда я тебя видал!