Шевалье де Мезон-Руж (другой перевод), стр. 86

— Так ты возьмешь пропуск? — завопил Диксмер.

— Обязательно, — подтвердил Морис, — и воспользуюсь им, пройду к Женевьеве. Я буду всюду рядом с ней — на тележке, на эшафоте, и до тех пор, пока она дышит, буду шептать ей: «я люблю тебя»; и в последний момент, прежде чем упадет ее голова, она услышит: «Я люблю тебя».

Левой рукой Диксмер пытался схватить бумажник и вместе с пропуском зашвырнуть его в реку. Но быстрая, как молния, острая, как секира, сабля Мориса обрушилась на руку и почти полностью отрубила кисть.

Раненый крикнул, встряхивая искалеченной рукой, и занял оборону. И под забытым и сумрачным сводом начался страшный бой. Двое мужчин были заперты в таком узком пространстве, что сабли скользили по влажным плитам и тяжело ударялись о стены. Нетерпение и гнев ускорили ритм боя.

Диксмер чувствовал, как течет его кровь, понимал, что с нею уходят и его силы. Он бросился на Мориса с такой яростью, что вынудил его отступить. Отступая, Морис упал и сабля врага задела его грудь.

Но движением, быстрым, как мысль, хотя он и стоял на коленях, Морис перехватил саблю левой рукой и направил ее навстречу Диксмеру. В ярости и азарте тот поскользнулся на покатом склоне и рухнул прямо на саблю соперника. Ее острие пронзило Диксмера.

Раздалось жуткое проклятие, и оба противника покатились к воде…

Поднялся один из них — это был Морис: весь в крови, но в крови своего врага. Он вытащил свою саблю из груди Диксмера. И пока он ее вытаскивал, тело Диксмера содрогалось, прощаясь с жизнью.

Убедившись, что враг мертв, Морис наклонился, расстегнул одежду убитого, достал бумажник. Понимая, что его окровавленный вид привлечет внимание и он будет немедленно арестован, Морис подошел к реке, наклонился, вымыл руки и одежду.

Потом, быстро поднявшись по лестнице, бросил последний взгляд на место боя. Красная дымящаяся струя выбегала из-под свода и стекала к реке.

Он пришел во Дворец, открыл бумажник и достал пропуск, подписанный секретарем.

— Боже праведный, благодарю! — прошептал он.

И заторопился по ступеням, которые вели в Зал Мертвых.

Часы пробили три. Всего час назад Морис и Диксмер спустились на набережную.

Глава XXVI

Зал мертвых

Как мы помним, используя жену, Диксмер установил приятные отношения с секретарем Дворца, а не только получал от него списки арестованных. Легко представить, какой ужасный страх охватил секретаря, когда он узнал о разоблачении заговора. Вольно или невольно он оказался соучастником Диксмера и его вполне могли приговорить к смерти вместе с Женевьевой.

Секретаря вызвал Фукье-Тэнвилль. И доказать свою невиновность ему удалось только благодаря Женевьеве, подтвердившей его полную неосведомленность о планах Диксмера. Еще ему повезло: Фукье-Тэнвилль был заинтересован в том, чтобы его администрация оставалась незапятнанной.

— Гражданин, — молил секретарь, бросаясь на колени, — прости меня, я позволил обмануть себя.

— Гражданин, — не уступал общественный обвинитель, — человек, который находится на службе нации и позволяет обмануть себя в такое время, как наше, достоин гильотины.

— Но я был дураком, гражданин, — продолжал секретарь, буквально умирающий от желания назвать Фукье-Тэнвилля… монсиньором.

— Дурак или нет, значения не имеет, — заявил суровый обвинитель. — Ничто не должно усыплять любовь к Республике. Гуси Капитолия тоже были глупыми, тем не менее они проснулись и спасли Рим.

Секретарю нечего было возразить — он лишь стонал в ожидании своей участи.

— Я прощу тебя, — пообещал Фукье. — Я даже стану защищать тебя, поскольку не хочу, чтобы подозревали моего служащего. Но учти, если я услышу еще хоть слово или даже упоминание о твоем деле — ты отправишься на гильотину.

Нет нужды говорить о том, с какой поспешностью и вниманием секретарь отправился листать газеты, всегда готовые сообщить то, что знают, а временами и то, чего не знают, хотя это могло стоить жизни многим людям. Он везде искал Диксмера, чтобы попросить его о молчании, но тот сменил жилище и секретарь не нашел его.

Женевьева, к счастью, еще в своих показаниях до того, как ее посадили на скамью подсудимых, заявила, что ни у нее, ни у мужа не было никаких сообщников. Как же он благодарил взглядом несчастную женщину, когда ее везли в трибунал.

Но после того, как он вернулся в канцелярию, чтобы взять дело, затребованное Фукье-Тэнвиллем, неожиданно вошел Диксмер. От его спокойного и уверенного вида секретарь буквально оцепенел.

— О! — только и сумел он выдавить из себя, словно увидел призрак.

— Разве ты не узнаешь меня? — удивился вошедший.

— Узнаю. Ты — гражданин Дюран, точнее — гражданин Диксмер.

— Да, это я!

— Гражданин, но разве ты не умер?

— Как видишь, еще нет.

— Я хочу сказать, что сейчас тебя арестуют.

— И кто же? Меня никто не знает.

— Я тебя знаю и мне достаточно сказать лишь слово, чтобы тебя гильотинировали.

— А мне нужно сказать два слова, чтобы тебя гильотинировали вместе со мной.

— То, что ты говоришь — чудовищно.

— Нет, просто логично.

— Что ты имеешь в виду? Говори да поторапливайся: чем меньше мы будем разговаривать, тем меньшей опасности подвергаемся.

— Хорошо. Моя жена обречена, не так ли?

— Очень этого боюсь. Бедная женщина!

— Я хочу в последний раз увидеть ее и попрощаться.

— Где?

— В зале Мертвых.

— И ты осмелишься войти туда?

— Почему бы и нет?

— О! — простонал секретарь так, словно от одной этой мысли у него по телу побежали мурашки.

— Есть способ? — спросил Диксмер.

— Войти в зал Мертвых? Да, конечно.

— Какой?

— Воспользоваться пропуском.

— Где взять его?

Секретарь смертельно побледнел и пробормотал:

— Эти пропуска… Вы спрашиваете, где их взять?

— Да, я спрашиваю, где взять пропуск, — не отступал Диксмер. — Мой вопрос предельно ясен.

— Его можно получить… здесь.

— Вот так! Прекрасно; и кто же их обычно подписывает?

— Секретарь.

— Но секретарь — ты.

— Да, конечно, я.

— Смотри, как удачно! — усмехнулся Диксмер, усаживаясь, — ты мне и подпишешь его.

Секретарь вскочил.

— Ты просишь у меня мою голову, гражданин.

— Нет! Я прошу лишь пропуск, вот и все.

— Несчастный, сейчас я арестую тебя! — пригрозил секретарь, собрав всю свою волю.

— Попробуй! — ответил Диксмер. — Но не сомневайся — я донесу на тебя. Скажу, ты — мой сообщник. И вместо того, чтобы пропустить меня одного, ты пойдешь в зал смерти вместе со мной.

Секретарь побледнел.

— Подлец! — воскликнул он.

— Что же здесь подлого? — спросил Диксмер. — Мне нужно поговорить с женой, поэтому я прошу у тебя пропуск.

— Неужели для тебя так важно поговорить с нею?

— Очевидно, если для того, чтобы увидеть ее, я рискую головой.

Довод показался секретарю убедительным. И Диксмер заметил, что он заколебался.

— Успокойся, — посоветовал он. — Уверяю тебя, никто ничего не узнает. Черт побери! У тебя же бывают подобные случаи.

— Редко. Крайне редко.

— Тогда, тем хуже! Арестуют нас обоих!

— Ладно, постараемся все уладить другим способом.

— Если возможно, я не против.

— Вполне возможно. Войдешь в ту дверь, в которую входят приговоренные — для этого пропуск не требуется. Потом, когда ты переговоришь с женой, позовешь меня — и я выведу тебя.

— Неплохо! — оценил Диксмер. — Но, к несчастью, в городе рассказывают очень схожую историю.

— Какую?

— Историю об одном бедном горбуне, который ошибся дверью. Думая, что вошел в архивное помещение, он оказался в зале, о котором мы только что говорили. И вошел он туда через дверь для приговоренных вместо того, чтобы войти через главную дверь. Поскольку у него не было пропуска и никто его не знал, то уже назад и не выпустили. Ему сказали, что раз он вошел через дверь для приговоренных, значит, он и есть приговоренный. Напрасно горбун протестовал, клялся, звал на помощь — никто ему не поверил, никто не пришел на помощь, никто его не выпустил. И, несмотря на все его протесты, клятвы, крики, палач сначала отрезал ему волосы, а потом — голову. Ну, как анекдот, правдоподобен, гражданин секретарь? Ты должен знать его лучше, чем кто-либо другой.