Веер с гейшами, стр. 13

— Значит, когда ты ко мне... подкатил, ты уже знал, что едешь в Магадан? Поэтому и на меня внимание обратил, как на будущую коллегу?

— Ну, не только поэтому.

— А трахал, значит, меня с расчетом на продолжение? — Ольга злилась. То, что она уже убедила себя считать случайной интрижкой, отчетливо приобретало совсем другие очертания. И это пугало.

— Оль, зачем так грубо? — поморщился Суханов, но Ольгу (надо прекратить, надо все это прекратить, никакого продолжения!) несло.

— И исчез в последний день так спокойненько, и телефонов моих не взял, и своих не оставил, потому что знал, что никуда я не денусь? Что приедешь в Магадан, и вот она я, тепленькая, продолжение следует?

— Оль, я не специально исчезал. Меня Гудков вызвал, мы с ним контракт подписывали, потом мне неожиданно пришлось заниматься моими делами. Я прибежал на фуршет, а ты уже ушла. Я потом Завадина искал, хотел узнать твой телефон, а он на месяц в Сингапур уехал.

— Так вот, учти, Суханов, — Ольга его не слушала, в голове крутилось одно слово — «прекратить», — никакого продолжения не будет. Никакого. Теперь мы коллеги, а с коллегами я сексом не занимаюсь. Спасибо за танец.

Ольга выдернула свою руку из его ладони, развернулась, как по команде «кругом», и ринулась к выходу.

— Оль, ты куда? Оль, ты сумку забыла. Оль, да остановись же, наконец, — запыхавшаяся Танька протягивала сумку, которую Ольга забыла на спинке стула. Она догнала Ольгу, когда та уже свернула за угол ресторана и ушла довольно далеко. — Оль, что случилось? То веселая была, частушку пела. Я редко вижу, чтобы ты такая была. А Антонина пришла — тебя как подменили. Ой, Антонина просто потеха. Видела, она Мачимуру на белый танец пригласила? Он ниже ее на целую голову, но довольный был! — протараторила Танька. И сразу, без перехода: — Оль, а этот Игорь Евгеньевич, он тебе кто?

— Что, Тань, сильно заметно, что он мне кто-то?

— Я заметила. Вы так смотрели друг на друга. Как люди с общим прошлым.

— Раз ты заметила, значит, и другие замечать начнут. И на фига мне эта слава! Сплетни пойдут, Лобанов напополам перепилит.

— У тебя с ним что-то было?

— Да. Две недели назад в Москве у меня с ним был двухдневный сексуальный заплыв.

Я рассчитывала, что без продолжения. Он решил, что с продолжением.

— Когда решил?

— А заранее. Когда еще ко мне подкатывал с разговорами. И Завадин, гад, знакомил нас и ничего не сказал.

— Да что не сказал-то?

— Что он едет к нам в область работать! Если бы хоть намекнул, я бы не стала гулять с этим Игорем Сухановым! И спать бы с ним не стала!

— Что, так плохо было?

— Наоборот, Танька, было слишком хорошо. Так хорошо, что я боюсь не выдержать и втрескаться всерьез. И что мне потом делать с этой любовью? Ты же знаешь, у меня на интрижки сил нет. Лобанову только повод дай — душу вынет, скандалами замордует! Тань, что мне делать?

— Не попадаться ему на глаза.

— Лобанову? В прятки с ним, что ли, играть по всей квартире?

— Да про Суханова я!

— Как я могу не попадаться ему на глаза, если Магадан — большая деревня, а на всех заседаниях в областной администрации, куда зовут прессу, обязательно болтается советник по прессе?

— Давай я буду на эти заседания ходить, а ты в мэрию только езди. И по командировкам.

Продержись до сентября, отвыкни от него, а потом и отошьешь, как ты это умеешь.

— Ой, не знаю. Попробую с ним не сталкиваться.

Глава 2

— Оля-доча, спасибо, харашо, твою мать!

— Мачимура-сан, давай лучше по-английски.

— Оля, пообещай, что будешь мне писать!

— Буду! Пусть у тебя все будет хорошо, Вика!

— И у тебя тоже!

«Пусть у всех все будет хорошо. Устала я что-то. Чумные какие-то эти три недели, все сразу собралось: и Москва, и свадьба японская, и Игорь». Ольга гнала «Патрол» обратно к городу и невольно отвлеклась от своих мыслей, засмотревшись на окружающие пейзажи. Здесь, в пятнадцати километрах от Охотского моря, безраздельно хозяйничало лето. Лиственницы сияли свежей зеленью, поодаль маячили гладкие сопки, совсем вдалеке — высокие вершины в ледниках. И все это — на фоне высокого голубого неба. Магадан, когда Ольга выезжала, накрыло туманом с моря. Было противно, промозгло, зябко, как осенью, пришлось натянуть куртку. А здесь — теплынь, впору загорать. И речушка, что бежит параллельно дороге, показывает все свои камешки и дразнится бурунчиками на перекатах, будто приглашает полежать на берегу. Возвращаться в промозглый туман бухты Нагаева совсем не хотелось. «И почему эти строители коммунизма на этом месте город не построили, как им умные люди советовали? Нет, начали лепить свои бараки прямо от бухты. Им, видишь ли, так удобнее было зеков выгружать! А то, что от этой бухты туманы наползают круглый год и лета поэтому нет совсем, — кого из лагерных начальников тогда волновало?»

За окнами справа мелькнул старый поселок Солнечный. А слева — новый поселок, коттеджный, на шесть домов. Рядом крутили лопастями два серебристых ветряка. Ольга писала про эти коттеджи — это было первое подобное строительство в области. Экспериментально-экологическое, с ветряками-генераторами, которые обеспечивали поселок светом, водой и теплом. Тогда, в марте, она рассмотрела домики поближе. Еще недостроенные, они все равно ей понравились. Строители вписывали их в пейзаж, стараясь максимально сохранить зелень, что росла вокруг. Деревья на Колыме растут очень медленно, жалко вырубать. Ольга видела тогда разгар строительства и, глядя на эскизы и планы, пыталась представить, какими будут домики. Теперь их достроили — вон, крыши виднеются возле сопки. Интересно, какими они получились внутри?

«Я кукарача, я кукарача» — завел мобильник. Ольга вздрогнула от неожиданности: Нюська, хулиганка, опять мелодию поменяла! С материным мобильником Нюська управлялась в три счета: вбила в телефонную память нужные номера, распределила их по группам и по мелодиям. И забавлялась тем, что периодически меняла «позывные». Номер определился незнакомый.

— Алло!

— Ольга, здравствуй! Ты вчера исчезла, я ничего не понял.

— Здравствуйте, Игорь Евгеньевич. («Кто ему дал мой телефон? Хотя в пресс-службе он есть в списках».) Извините, мне пришлось уйти по неотложному делу. Надеюсь, вы хорошо провели время?

— Если ты про Москву, то я его провел так, как никогда в жизни.

«Вот, дура, тянули меня за язык!»

— Игорь, я очень тебя прошу уяснить: со мной у тебя ничего не было. И не будет. Тебе приснилось, померещилось, ты насочинял. У меня дочь, репутация, муж, в конце-концов (какого черта я Лобанова приплела!).

Ну не было, значит — не было. Тогда, как советник губернатора по работе с СМИ сообщаю, что сегодня состоится рабочее совещание по прогнозам золотодобычи и прессу приглашают поприсутствовать.

— Спасибо, Игорь Евгеньевич. Я передам нашему главному редактору. До свидания.

— Оль, ну и как там стриптиз? — Танька Мухина высыпала в чашку вторую ложку сахара, зачерпнула третью, подумала, вернула половину обратно в сахарницу. Остальное добавила в чашку к первым двум, залила кипятком, размешала. По кабинету поплыл запах растворимого кофе.

— Стриптиз удался. Тань, разведи и мне кофе полчашечки, сахару одну ложечку положи. Только почтенный возраст дамы сдерживал веселье присутствующих.

— Девчонки, о чем это вы? У нас в городе что, гастроли ветеранов стриптиза? — оторопела Люся из отдела писем, заскочившая к Татьяне попить кофейку. От удивления она даже забыла про сушку, которую тянула в рот, да так и остановилась на полдороги.

— У нас, Люся, открылся первый в городе стрип-бар на улице Ленина, на месте «Даров природы». Видела? — принялась объяснять Татьяна.

— Видела. Вполне, кстати, пристойно выглядит, по крайней мере, снаружи.

— Да и внутри ничего, я заходила, мне Потехин презентацию устроил.

Потехин был известным в городе предпринимателем. Газеты писали про него частенько — поводы он давал в изобилии. Потехин был известен не столько из-за масштабов своих дел, сколько из-за любви к эпатажу. Ольге даже иногда казалось, что если дело не получало скандальной огласки, оно переставало Потехина интересовать. Разбогател Потехин на торговле овощами — начинал ларечным перекупщиком, а потом научился брать товар напрямую в Америке, выкупал целые контейнеры мясистого, сладкого лука и глянцевых, блестящих яблок. Года три так погонял товар, вырос в крупную оптовую фирму и передал руль доверенному человеку. А сам начал развлекаться. Он первым в городе открыл секс-ларек на самом людном месте, куда завез из той же Америки чудовищного вида резиновые фаллосы и черное кожаное женское белье в заклепках. Время тогда еще было вольное, никакими законами особо не регламентированное, и вся эта прелесть свободно красовалась в витринах потехинского секс-шопчика, собирая стайки хихикающих подростков и потоки любопытствующих взрослых. Взрослые впрямую стеснялись разглядывать товар, поэтому прогуливались туда-обратно по улице, с расстояния взирая на фаллосы и кожаные трусы-лифчики с дырками на интересных местах. Продолжалось все это недолго. Недели через три поутру на месте ларька прохожие обнаружили сгоревший остов и обугленные остатки фаллоимитаторов. Милиция поджигателей не нашла, а потом и закон подоспел на тему эротики и порнографии, так что секс-шопов Потехин больше не открывал. Зато открыл первый в городе коммерческий телеканал. Канал крутил фильмы, поздравления и однажды показал шоу в прямом эфире, которое чуть не стоило Потехину лицензии на вещание. Он придумал парад толстушек. Кинул клич, что в студию приглашаются девушки в теле, и объявил им условия: нужно раздеваться перед камерой, снимая с себя по вещичке. А любой дозвонившийся в студию зритель-мужчина, будет называть цену, от рубля до сотни, каждой скинутой вещи. И объявлять «стоп», когда ему захочется. На каждую толстушку — по зрителю. Раздеваться надо до нижнего белья, побеждает та, которая наберет за свой гардероб больше всего денег. Главный приз — комплект подарков от спонсора и недельная поездка в Турцию тоже от спонсора. На призыв откликнулось четверо пышек в возрасте за тридцать. В задумке все выглядело приемлемо: дамы самоутверждаются, народ забавляется, спонсоры рекламируются, приличия соблюдаются. А в эфире все пошло наперекосяк. Вторая же толстушка выглядела настолько аппетитно и сексуально, настолько завела своего зрителя-покупателя, что когда она дошла до финиша — разделась до белья, — он крикнул: «Сто рублей за лифчик!» Та, недолго думая, скинула свой лифчик и явила изумленным магаданским зрителям роскошную грудь шестого размера. Всех, кто тогда был в студии, взяла оторопь, потом оператор, забыв выключить камеру, кинулся к даме и начал накидывать на нее свою куртку. Дама уворачивалась, визжала, потом исчезла из кадра, и камера с минуту показывала голубую драпировку, на фоне которой разворачивалось действо. Потом в телевизорах появилась табличка про технические причины, а Потехин разбирался и с обиженными толстушками, которым не довелось раздеться, и с рекламодателями, которые отвалили ему на шоу кругленькую сумму, и с прокуратурой, которая чуть было не завела на него дело за порнографию. Видимо, тот случай и натолкнул Потехина на счастливую мысль о стриптизе.