Веер с гейшами, стр. 11
— Сразу не может, ему нужно разрешение в своем МИДе получить или что там у них. И от меня, представляешь, справка требуется, что я здорова. Я уже взяла в поликлинике, Ичиро ее с собой увезет, а за мной через месяц вернется. Или раньше, если получится все быстрее оформить. А мы пока в Москве у тети Багили, маминой сестры поживем. Представляешь, какой крюк делаем? Летим из Магадана в Токио через Москву!
— А как же вещи, квартира в Магадане?
— Вещи мама почти все уже сложила. Мы же и так уезжать собирались до того, как ты меня с Ичиро познакомила. Она чуть позднее приедет, контейнер для вещей дадут на следующей неделе, и покупатель на квартиру уже есть, ждет, когда мы съедем.
— А Надя?
— Надя доучится в Москве, а потом, если захочет, приедет к нам в Японию. Ичиро сказал, что поможет ей получить хорошее образование.
— Слушай, так ладно все, как кусочки в мозаике все сошлись.
— Ну, ты же сама говоришь, что это судьба. А раз судьба, все должны быть счастливы. Оль, я хочу тебя попросить об одном одолжении. Пройди к гостям, вызови Ичиро из-за стола. Мы с ним уедем потихонечку. Ичиро такой роскошный люкс в «Вечернем» снял! А гости пусть гуляют без нас.
— Ладно! Если кто обидится, объясню, что по японскому обычаю жених с невестой не должны сидеть за общим столом больше часа. Представители из мэрии подарили свою вазу и уже уехали, международного скандала можно не бояться. А Антонина с поздравлениями от областной администрации, похоже, не придет.
Ольга вернулась в банкетный зал, меж танцующих гостей пробралась к Ичиро, шепнула ему, что Вика ждет в холле, и с невинным видом уселась на свое место возле пустого стула невесты. Мачимура, пьяненький и довольный, сидел возле опустевшего стула жениха. Ольга бросила быстрый взгляд на коробочку с веером, которую все еще сжимала в руке, сунула ее в сумку, висевшую на спинке стула, и вдруг развеселилась:
— Мачимура, пойдем танцевать!
— Оля-доча, я не знай, как, твою мать! — по случаю свадьбы Мачимура перешел на русский.
— Вприсядку, Мачимура!
— Какая, на х.., присядка, твою мать?!
— Да такая!
Ольга вылетела на середину зала, где тамада устроил уже частушечный марафон, встала напротив Таньки Мухиной, которая пела про миленка и теленка, сорвала с себя дурацкую красную ленту свидетеля, растянула ее над плечами, как давеча Полина с Олы свою шаль, и завела ту же самую частушку:
На столе стоит букет,
Туда-сюда гнется,
Мне еще не сорок лет -
И жених найдется!
— Ольга Николаевна, вы же замужем! — донеслось от двери. Ольга с притопом развернулась на голос, поводя плечами, и застыла: «О, нет!» В дверях стояла Антонина, и с ней — Он. «Боже мой, и что мне теперь делать?»
— Познакомьтесь, Ольга Николаевна, это Игорь Евгеньевич, новый советник губернатора по средствам массовой информации.
«Он Евгеньевич», — Ольга взглянула в знакомые серые глаза, ощутила быстрое пожатие знакомой твердой ладони.
— Суханов.
— Лобанова.
«Боже мой! Что же Мне Теперь Делать?!!!
Часть вторая
«Солнечный дом»
Глава 1
На его взгляд во время круглого стола о власти и СМИ она натыкалась несколько раз. И радовалась оттого, что, похоже, действительно, хорошо выглядит. После промозглого Магадана июньская Москва была такая летняя, такая жаркая, что Ольга решилась — а, все равно я их всех вижу в первый и последний раз! — резко сменить имидж. Надела тонкий жакет песочного цвета без блузки, на голое тело, получилось декольте почти до лифчика. И стоило ей чуть наклониться, показывались гладкие полукружья грудей. Под жакет — новую черную юбку с разрезом спереди. Разрез заканчивался чуть выше колена, но когда она слишком широко, как в брюках, шагнула с эскалатора на «Арбатской», разрез надорвался. Ольга заметила это, когда он разъехался сантиметров на пятнадцать. Она прекратила это безобразие, вытянула нитки, связала их узелком с изнанки, но привести юбку в исходное состояние не было никакой возможности. Не возвращаться же, в самом деле! Да и разрез, — Ольга отразила себя в витрине, — замер на границе приличия. И ножка из-под него выглядывает очень даже славненькая. И туфельки хоть и на невысоких каблучках, но очень ладненькие. И вся она одета вроде по-деловому, но как-то так... завлекательно.
— Офигительная красавица! — проорал вдруг через всю улицу какой-то бомж, показывая на Ольгу рукой. «Ну вот, одному уже понравилась», — ей стало весело, легко, и она заспешила к особнячку Дома журналистов на Никитском бульваре. А потом, во время говорильни, периодически перехватывала взгляд этого сидевшего напротив человека. Вполне, как она успела рассмотреть, симпатичного.
— Здравствуйте, вы Ольга, я все про вас знаю, — подошел он к ней во время перерыва, сразу после того, как Ольга сбежала от двухголосого синхрониста и курила на лестнице.
— Да?! И что же вы обо мне знаете? — Ольга решала — отшивать его или не стоит. Высокий, худощавый, глаза серые с внимательной лукавинкой. Волосы зачесаны ото лба, лоб высокий. Умный, видимо. Одет не в серый костюм, как все эти советники и главные редакторы, а в бежевую рубашку-поло и темно-коричневые джинсы. «Прямо в тон моему жакету!» — подумала Ольга и решила не отшивать.
Вы из Магадана, ваша фамилия Лобанова, вы корреспондент отдела экономики газеты «Территория».
— Я тогда тоже кое-что о вас знаю. У вас на столе есть список приглашенных и вы умеете читать!
— Читать он, действительно, умеет, но про тебя я ему рассказал, — вынырнул из-за Ольгиной спины секретарь Толик Завадин, который и организовал ей вызов из Магадана в Москву.
— Знакомься, Оль, это Игорь Суханов, независимый журналист и издатель. Сказал, что кроме тебя ему на нашем сборище ни на кого смотреть не хочется. Ты, действительно, сегодня такая, — Толик покрутил рукою, подбирая слова, — интересная!
— Ну да, знаю, офигительная красавица, — согласилась Ольга.
— Что?! — рассмеялся Суханов.
— Это мне сегодня вслед бомж один орал.
— Его можно понять, он тоже мужчина, — откликнулся Толик и поторопил: — Ребята, перерыв через пару минут заканчивается, вы идете?
— Слушай, а ты переживешь, если мы не пойдем? Такой день, а мы бодягу эту жуем: демократия, свобода слова, первая власть, четвертая власть. — Суханов как-то так придвинулся к Ольге, что стало понятно: она — с ним. Толик так и понял.
— Ладно, гуляйте. Только послезавтра придите после обеда. Надо будет анкеты заполнить, а потом — фуршет, — сказал он и исчез.
— Игорь, а вы всегда все за всех решаете? — Ольга шагнула в сторону, восстановив дистанцию.
— Оль, а разве вам хотелось и дальше здесь сидеть? — Суханов смотрел на нее с мальчишеской подначкой, мол, слабо сбежать с урока?
— Может, хотелось! — завелась Ольга. И осеклась: а с чего она, собственно говоря, злится? Это ведь не Лобанов, который уверен, что лучше нее знает, что ей делать и что хотеть. Зря она кобенится, ведь человек предлагает ей... Кстати, что он ей предлагает?
— И что вы мне предлагаете взамен взаимодействия с властью?
— Взаимодействие с Москвой, рекой, летом. И со мной. — Взгляд Игоря стал внимательным и спокойным.
Они прошлялись тогда весь долгий день. Слушали духовой оркестр в Александровском саду, кормили булками уток в зоопарке, катались на речном трамвайчике по Москве-реке, ели вкуснющюю пиццу в какой-то пиццерии, дали круг по Садовому кольцу на троллейбусе «Б», катались на трамвайчике «Аннушке» от Чистых прудов и обратно. И болтали, болтали, болтали. Ольга рассказывала ему про Колымский край, про свой приезд и Ариадну. О том, как Алка огрела бича сковородкой. Как Петро взял Ольгу с собой в ягодник в четырех километрах от поселка, и на другом берегу речки они увидели двух славных медвежат. Да-да, совсем таких, как эти, в зоопарке. Ольга стала охать, ахать и умиляться, а Петро быстро повел ее обратно в поселок — медведица где-то рядом, не дай бог, выскочит и решит, что они опасны для медвежат. И река не спасет, тем более что не глубокая — по пояс всего. Про свой народный театр рассказывала, как они там репетировали «Таню» Арбузова, и ей хотелось играть Таню, она даже всю роль вызубрила, но роль досталась не ей. И правильно, она так разволновалась на премьере, что даже со своим эпизодом еле справилась: так тряслись колени и голос дрожал. И про газету рассказывала, про Васю с его «давай, потрахаемся», и про мужичков с Оротукана, которые устроили себе меж сопок горнолыжную базу и в июле гоняли на лыжах по остаткам ледника. И про Нюську, как она в пять лет замуж собиралась, а в тринадцать заявила, что будет старой девой, потому что все мальчишки — дураки. И про нерест мойвы возле Магадана, когда она такими тучами прибивается к берегу — сачком черпай. Кому не лень — черпают, складывают в мешок, а потом продают по городу свежую мойву, как семечки, по рублю за миску рыбы. Только про Лобанова она ничего не рассказывала. Не хотела. Не было его в Ольгиной жизни, не было хотя бы на эти московские дни.