Февраль (СИ), стр. 75
– Мадам Лавиолетт, вы всё неправильно поняли!
– Я сейчас позову полицию, и пускай она разбирается! – Я кивнула Франсуазе на дверь за моей спиной. – Франсуаза, пойдём со мной.
– Жозефина… – Слабо пискнула она, выражая, не иначе, протест. Рехнулась? От страха потеряла способность соображать? Или у неё отшибло память, и она забыла всё то, о чём мы говорили за столом?
– Мадам Лавиолетт, прошу вас, не нужно никакой полиции, – тихо, но проникновенно произнёс старый швейцарец. – Я вам сейчас всё объясню!
– Да не желаю я слушать ваших объяснений! Перед Витгеном будете объясняться, чёрт бы вас побрал! Франсуаза, что ты стоишь?! Немедленно иди сюда!
– Жозефина, это не он! – Сказала мне Франсуаза, не сдвинувшись с места. – Он не убийца!
– Что? – Думается, именно эту истину и хотел донести до меня старый швейцарец, а я упрямо не желала его слушать. С подозрением посмотрев в его сторону, я заметила, как Гарденберг энергично кивает головой.
– У меня были причины вести себя так странно! – Сказал он в ответ на мой вопросительный взгляд. – Мне неловко в этом признаваться, но я сбежал из отеля только потому, что сюда приехала моя жена!
– Ваша… жена? – Для изысканной лжи от хладнокровного убийцы Февраля такая фраза была слабоватой. Совсем уж никуда не годилась, если честно. Наверное потому, что звучала глупо, удивительно, и неправдоподобно.
– Моя жена, Скарлетт. Чёртова ведьма, нигде мне нет от неё спасения! Решила устроить мне сюрприз! А я… право, мне так стыдно… Я ведь сказал мадам Франсуазе, что состою в разводе…
– Зачем вы возвращались в отель в ночь убийства Габриэллы Вермаллен?
– Я понятия не имел, что кого-то убили! – Воскликнул Гарденберг. – Я пришёл, чтобы отыскать мадам Франсуазу и… в общем, уже неважно. Но Скарлетт перехватила меня на первом этаже, у чёрного хода. Эта ведьма меня в могилу сведёт однажды – ну откуда она знала, что я буду там?
– Наверняка курила на балконе и увидела, как вы шли по дороге от посёлка, – ответила я, уже и не зная, как реагировать на то, что Гарденберг всё-таки не убийца. Радоваться? Чему же? Тому, что настоящий Февраль до сих пор на свободе? Или огорчаться, потому что версия с виной старого швейцарца была уж больно ладная?
– Может быть, – вздохнув, сказал Гарденберг. – Как бы там ни было, она так и не дала мне поговорить с мадам Франсуазой. Я едва убедил её, что мне нужно назад в Люцерн! Пришлось тем же вечером купить билеты, и показать их ей, чтобы эта ведьма убедилась в моём запланированном отъезде!
– И вы, улучив свободную минутку, снова пришли сюда? В отель? Зачем?! – Я посмотрела на шёлковый пояс, который теперь лежал, перекинутым через спинку кресла, и всё поняла. Это был пояс от платья Франсуазы. От того самого платья, что было сейчас на ней.
Гарденберг вовсе не собирался её душить.
– Франсуаза?! – Сквозь зубы процедила я, резко повернувшись в сторону моей распутной подруги.
– Э-э… я… мы… – Замямлила она, опуская взгляд, и краснея до самых ушей.
Ах она мерзавка! Да как она смела?!
Нет, в весёлом времяпровождении с Гарденбергом не было бы ничего плохого, если бы не одно «но» – его жена, вышеупомянутая Скарлетт! Франсуаза прекрасно знала, как я отношусь к интрижкам с женатыми мужчинами, и поэтому, подлая негодяйка, не рассказывала мне ничего!
Знала, что я не одобрю. Знала, что я буду категорически против!
А как я могла поощрять это непотребство?! Я неизменно ставила себя на место жены, которая в один прекрасный день узнаёт об измене – знаете, сколько в моей жизни было таких дней? И, несмотря на то, что Рене я никогда не любила, а очень даже наоборот, ощущения эти всё равно были не из приятных. Как будто в душу плюнули.
А она… добровольно… с ним… уже после того, как он сказал ей, что женат…
Чёрт возьми, ну и мерзость!
Посмотрев на Гарденберга как на полнейшее ничтожество, я покачала головой, а он стыдливо опустил глаза. Мой фирменный взгляд в этот раз удался мне как нельзя лучше, я даже на Эрнеста с таким презрением не смотрела! Неудивительно, что старый швейцарец устыдился своей распущенности. А я, посмотрев на Франсуазу, сказала ядовито:
– Тебе не будет оправдания, даже в случае трёхкратной форы! И даже в случае четырёхкратной – тоже нет!
С этими словами я развернулась на каблуках, и быстрыми шагами вышла из комнаты, оставив страстных любовников одних. Не знаю, станут ли они продолжать прерванное занятие после моих пылких фраз – не знаю, и знать не хочу! Я была разгневана, я была расстроена и я совсем забыла, что изначально шла попрощаться.
XXI
Как и следовало ожидать, возле комнаты Габриеля дежурил патруль. Оба наши, французы. Одного из них Эрнест в прошлый раз называл Арно, а вторым оказался его помощник, Жан Робер. С этим парнем мы уже поладили, поэтому я ничуть не испугалась наличие у входа охраны.
Куда больше я испугалась того, что голова моя вновь начала кружиться, а слабость в очередной раз охватила всё тело, мешая сосредоточиться. Не знаю, насколько близка к обмороку я была на этот раз, но такой жестокой выходки от судьбы я бы просто не пережила.
Потерять сознание и не явиться на встречу с Габриелем – боже, это было бы слишком!
– Могу я войти? – Спросила я у Робера, который сделал вид, что удивился, заметив меня. Или и впрямь удивился?
– Мадам Лавиолетт! Но… – Он посмотрел за моё плечо, проверяя коридор на наличие Эрнеста де Бриньона, но, не обнаружив такового, несколько расслабился.
– Что? Это запрещено? Я думала, вы стоите здесь в ожидании мсье Гранье, и ни за чем больше! О, боже, Жан, не делайте такое виноватое лицо! Можете рассказать вашему начальнику об этом моём визите, если хотите. Что угодно, только дайте мне пройти!
– Зачем вам, право? – Не без любопытства спросил Жан.
– Я оставила там свои вещи! Хочу забрать, – хмуро ответила я.
– В комнате мсье Гранье? Какие вещи, мадам Жозефина? – Удивился простодушный паренёк.
– Бельё, чёрт подери, Робер! – Воскликнула я, сделав вид, что сетую на его недогадливость. – Мою кружевную комбинацию. Трусики и чёрный бюстгальтер! Нет, мне обязательно нужно было говорить всё это вслух?!
Робер покраснел так очаровательно, что я едва ли не потрепала его по румяным щёчкам, приговаривая: «Ути-пути, ты ж мой сладенький карапуз!» Ему, видимо, было стыдно, что он поставил меня в столь неловкое положение, и он поспешно отошёл от двери.
– Проходите, пожалуйста.
– Благодарю!
– Мадам Лавиолетт? – Несмело окликнул он меня, когда я встала на пороге.
– Ну что ещё?!
– Э-э… извините! – Скромно произнёс он. – Я не хотел вас смутить, я…
Смутить? Меня? Ха-ха, ну да. Сам, бедняжка, смутился в десятки тысяч раз сильнее! И стоял красный, как рак, не зная, куда себя деть, и чувствуя себя непроходимым болваном и тупицей. Арно, рядом с ним, посмеивался, забавляясь от души над позором своего товарища.
И, видимо, моим позором тоже, потому что это я была пострадавшей стороной! Но коварная Жозефина знала, что делала. Теперь-то ни Арно, ни Жан Робер уж точно не пойдут за ней следом, и не будут смотреть, что делает она в комнате Габриеля Гранье! Думаю, скромняга Робер сгорел бы со стыда, если бы увидел, как я и впрямь достаю из-под подушки свои трусики…
Боже, до чего они смешные, эти мужчины!
Закрыв за собой дверь, я оставила обоих полицейских в коридоре, а сама стала оглядываться по сторонам в поисках дорожного чемодана Габриеля. Где он может быть? В шкафу? Шкаф совсем маленький! Даже странно, отчего так. Впрочем, что это я? Мужчинам вовсе не нужны такие огромные шкафы, как нам, женщинам! Им не нужно место под шляпные коробки и туфли, не нужен отдельный ящик под пояса и бесконечное количество нижнего белья и сорочек – у них всё гораздо проще! Господи, как же скучно они живут!
Чемодана в шкафу не обнаружилось, зато я нашла толстую сумку с рисунками. Ругайте Жозефину сколько хотите, но слишком она любила живопись, слишком, для того, чтобы не задержаться и не пролистать хотя бы один альбом…