Февраль (СИ), стр. 43

С усмешкой я посмотрела на де Бриньона, наконец-то осознав, что их версия не такая уж и ладная. Они просто построили её на совпадениях, как в случае с тем паспортом на имя Февраля, и просто нашли более-менее подходящего кандидата на роль убийцы.

Меня.

Закинув ногу на ногу, я приняла расслабленную позу, чтобы показать им, что я ничуть не напугана, и спросила с улыбкой:

– А Этьен де Лакруа, самая первая жертва, что, простите, тоже был любовником моего мужа?

Это я про того парня с нарциссом, убитого в мае прошлого года.

Жан хихикнул в ответ на моё предположение, и очаровательно покраснел, посмотрев на меня лукаво, а я улыбнулась ему, и, накручивая на палец чёрный локон, продолжила, пожав плечами:

– Нет, ну а что? Мой муж всегда любил… м-м… эксперименты! Я бы не удивилась.

– Довольно! – Громовым голосом произнёс де Бриньон, и строго посмотрел сначала на Жана, а затем на меня. – Вы же понимаете, мадам Лавиолетт, что этих улик вполне достаточно, чтобы арестовать вас прямо сейчас?

А-а, ну наконец-то! А то я всё ждала, когда же ты уже, наконец, начнёшь демонстрировать своё превосходство надо мной! Ублюдок. Гори в аду!

Я усмехнулась ему, и вытянула руки ладонями вперёд.

– Так арестовывайте, чего вы ждёте?

В кабинете воцарилась гробовая тишина, которую нарушали лишь дождевые капли, робко постукивающие в окно. А затем к ним примешались звуки торопливых шагов по коридору, становящиеся с каждой секундой всё отчётливее. Когда они стихли, дверь распахнулась, явив нам вымокшего до нитки Грандека, который, всплеснув руками произнёс:

– Комиссар! Ещё одно убийство! Мы опоздали буквально на пару минут, она ещё тёплая была, когда мы нашли её у озера!

Я обернулась, во все глаза глядя на него, и не понимая даже, что вот сейчас, в эту самую секунду, этот несуразный маленький и суетливый человечек спасает мою жизнь, мою свободу.

– Кто, господи? – Одними губами прошептала я, впрочем, заранее зная ответ.

– Мадам Фальконе, итальянка, – задыхаясь, он провёл руками по мокрому от дождя лицу, и растерянно посмотрел на нас. – Я искал её, чтобы привести сюда, на допрос, а её нигде не было, я весь отель обошёл. Фессельбаум сказал, что видел её у озера, мы пошли туда, а она там… ещё тёплая… а рядом цветок… маргаритка.

II

– Полагаю, я могу быть свободна? – И не думая скрывать своё облегчение, спросила я у де Бриньона. – Я же была с вами последние полчаса, или вы станете оспаривать моё алиби?

Боже, с какой ненавистью он на меня посмотрел! Мне на секунду стало страшно, но лишь на секунду, потому что по-настоящему бояться я разучилась тогда же, когда и любить.

А де Бриньон, похоже, был всерьёз огорчён, что упускает возможность покончить со мной раз и навсегда. И, судя по его ледяным глазам, он всё ещё считал, что это какая-то уловка, и что Фальконе убила тоже я, каким-то образом сумев обмануть его.

– Пока да, – холодно сказал он мне, поднимаясь из-за стола. Он спешил следом за Грандеком к месту преступления, и я, разумеется, не имела ни малейшего намерения его задерживать.

– Мадам Лавиолетт, мы были бы вам очень признательны, если бы вы не стали пока предавать это огласке, – вкрадчиво сказал мне Жан.

– Разумеется, я всё понимаю, – с этим очаровашкой мне хотелось быть послушной и милой, и я улыбнулась ему. – Я ничего никому не скажу, можете не беспокоиться.

– Благодарю вас! – Сказал он.

– Робер, кончай любезничать, ты нужен мне на месте преступления, – оборвал нашу милую беседу де Бриньон. – И Арно прихвати с собой, помощь эксперта не помешает. Что касается вас, мадам Лавиолетт…

– «Считайте, что вам крупно повезло»! – Продолжила я за него, поднимаясь со своего места. – Вероятно, это так, но я бы предпочла, чтобы ценой моего везения не становилась чья-то жизнь. Фальконе была неплохой женщиной, разве что, немного шумной.

– Я не это хотел сказать, – возразил де Бриньон. – Думаю, не стоит напоминать вам, что вы ограничены в передвижениях начиная с этой минуты?

– В вежливой интерпретации это звучало бы как: «мадам де Лавиолетт, я попросил бы вас не покидать Швейцарию в ближайшее время?», – ехидно спросила я. Моё наказание отменялось благодаря очередному подвигу Февраля, и теперь у меня словно крылья выросли, и открылось второе дыхание. – Не волнуйтесь, мсье де Бриньон, я не собираюсь от вас бежать.

Прозвучало чертовски двусмысленно, и он это заметил. Наверное, мне не стоило говорить «от вас», нужно было сказать просто, что я не собираюсь сбегать… Ах, пустое! Не до тонкостей теперь.

– Надеюсь на ваше благоразумие, – бросил мне он, и исчез за дверью в коридор. За ним следом засобирался Жан Робер, а один из оставшихся пареньков услужливо предложил проводить меня до моего номера.

Я заподозрила, было, в нём конвоира, но, похоже, говорил он предельно искренне, от всего сердца. И с каких это пор полиция Парижа любезничает со мной?! Что за диво? Я отказалась, только ради того, чтобы проверить – и, действительно, была удивлена, когда парень не последовал за мной, а остался в кабинете.

Он не собирался за мной следить? Как же так?

Я остановилась у лестницы и ещё раз обернулась – нет, в самом деле, не собирался! Это что же получается, они меня отпустили? Вот так запросто взяли и отпустили?! Я была готова петь и танцевать от счастья, и, несомненно, сделала бы это, если бы вовремя не вспомнила о причинах моего фатального теперь уже везения.

Виттория Фальконе, мадам Соколица.

Господи, и она тоже…

Особо неприятным казался теперь тот факт, что за нашим столом её все дружно ненавидели, а некоторые бесстыдно высказывали ей это в лицо. Эрикссон, например. Или Лассард. Каково им будет узнать, что её не стало? Ещё сегодня они шутили, смеялись над ней, и вот… её труп остывает у озера, а рядом мокнет под дождём маленькая маргаритка.

Стоп. Маргаритка. У озера. Вспомнилось сегодняшнее утро, и слова Лассарда: «А я-то, так и вовсе представил вас, лежащую бездыханной у озера, с цветком незабудки на груди!» И как Габриель сказал ему, что вовсе не незабудка это будет, а маргаритка, ибо большего Фальконе явно не заслуживает.

Озеро! Маргаритка! Господи, откуда они могли знать?!

Или нет, скорее не так. Они и не знали. Как раз наоборот. Это убийца был там и всё слышал, слышал этот разговор! Фальконе не ошиблась! Убийца, действительно, был одним из нас!

Вот только мои чудесные предположения сразу же разбивались о жестокие несоответствия: Тео, главного подозреваемого, не было за завтраком! Не было и Гарденберга, стало быть, и его можно списывать со счетов.

Но… но я ведь уже почти поверила в то, что Поль Февраль – это русский художник, у которого откуда ни возьмись появились проблемы с французскими властями! А, выходит, на самом деле не он? Или я опять что-то путаю?

Я добрела до своей комнаты, когда прозвенел первый звонок к обеду. Господи, это ж сколько времени мы беседовали с Эрнестом! Господи, почему я назвала его Эрнестом? Он был для меня Эрнестом давным-давно, тогда и я была для него Жозефиной, и даже Жози… Теперь он никакой не Эрнест, а мсье де Бриньон, и не стоит об этом забывать!

Я хотела зайти к Франсуазе, чтобы поделиться с ней последними новостями (не про Фальконе, не подумайте, тут я слово своё намерена была сдержать и никому ничего о её гибели не говорить!) – и может, даже рассказать ей о своих подозрениях на счёт Тео, вот только Франсуаза сама пришла ко мне. Правильней будет сказать – ворвалась, точно вихрь, едва заслышав мои шаги.

И, стоя в дверях моей комнаты, она смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Я думаю, она хотела предупредить меня, кто именно из парижской полиции к нам пожаловал, но по моему лицу поняла, что я и так уже об этом знаю. Тогда она, на ходу перестраивая свою фразу, выдохнула с отчаянием:

– Бог ты мой, Жозефина! У него и впрямь голубые глаза! Всё, как ты и говорила!

III

Второй звонок прозвенел, когда мы были уже в коридоре, и на этот раз наше опоздание было засвидетельствовано вредным доктором из Швеции.