Васек Трубачев и его товарищи (илл. В.А. Красилевского), стр. 96
Костя, неловко улыбаясь, встал.
– Я им покою не дам! – усмехнувшись, пообещал он.
Николай Михайлович внимательно посмотрел на Костю и улыбнулся. От улыбки глаза его сразу потемнели.
– Я помню вас, товарищи. Мы встречались на пасеке у Ивана Матвеича.
– Встречались, – со смущённой улыбкой ответил Костя. – Мы с Митей Бурцевым приходили, с комсомольцем.
– Помню, помню! – кивнул головой Николай Михайлович и обернулся к Мирону Дмитриевичу: – Ещё кого вы решили оставить? Для связи с окрестными сёлами?
– Я думаю – Степана Ильича. Лучшего человека не найти.
– Правильно. А где находится семья Степана Ильича?
– Семья у него на хуторе. Жена с сынишкой ещё раньше к своей матери ушла, в Горлинку, а мать его была здесь, но вчера я её тоже туда отправил.
Николай Михайлович кивнул головой и сморщил лоб:
– А эта, другая женщина…
– Макитрючка? – подсказал ему Мирон Дмитриевич. – Эта у меня. Разведчица. Во всех операциях участвует. Боевая!
В палатку вошёл Степан Ильич и грузно опустился на табуретку:
– Там Бурцев ждёт не дождётся.
– Да, Митя Бурцев! Вы мне что-то хотели о нём рассказать?
Степан Ильич, сжав свои большие ладони, придвинулся к столу:
– Тут, Николай Михайлович, такая история с московскими пионерами…
Мирон Дмитриевич затушил в пальцах горячий окурок и подсел поближе:
– Да-да, это дело спешное!
Николай Михайлович внимательно выслушал короткую историю Трубачёва и его товарищей. Резкая складка легла на его лоб.
– Почему не вывезли своевременно? – отрывисто спросил он.
Степан Ильич начал объяснять.
– Позвольте… Трубачёв? Что-то я слышал о нём от Ивана Матвеича. – Николай Михайлович провёл рукой по волосам, нахмурился. – Это не тот рыженький мальчик, который кричал иволгой на пасеке, то есть сторожил нас? – спросил он вдруг с весёлой усмешкой.
– Он, он! – обрадовался Степан Ильич.
– Вспоминаю. Я его однажды встретил в селе.
Перед глазами Николая Михайловича встали длинная улица, плетень и вспыхнувший до ушей мальчик, уступающий ему дорогу…
– Ну что ж! Надо немедленно что-то предпринять. Где Бурцев? Попросите его сюда!
Степан Ильич заторопился к выходу. Николай Михайлович повернулся к Мирону Дмитриевичу:
– В Макаровке остались девочки. Где они там живут? Кто о них заботится?
– Они живут у моей жинки, как родные. Там и мои ребята, конечно.
– А-а, у Ульяны Леонтьевны? – Николай Михайлович покачал головой. – Вашу семью нужно перевести в другое село.
Мирон Дмитриевич постучал по столу пальцами, нахмурился:
– Куда я их переведу?
– Это мы сейчас решим. – Николай Михайлович снова заглянул в свою записную книжку. – Переведите в Семеновку. Там наши люди. Село стоит в стороне. Фашистов там нет, да и вряд ли они туда заявятся.
Мирон Дмитриевич развёл руками.
– Сделайте это немедленно! Я приказываю… – сухо повторил Николай Михайлович. – Оставлять их в Макаровке нельзя, да и не к чему – это опасно.
В палатку вошёл Степан Ильич. За ним протиснулся Митя.
– Бурцев, – сказал Мирон Дмитриевич.
Митя вытянулся, козырнул.
– Есть Бурцев!
Степан Ильич ободряюще кивнул ему головой. Коноплянко поднял глаза и снова опустил их.
– Ну вот. Я всё слышал, Бурцев, – сказал Николай Михайлович. – Мы с Мироном Дмитричем договорились. Командируем тебя на поиски твоих пионеров. Возьми верного человека и отправляйся. Доставишь их в отряд, а там мы постараемся их переправить через фронт. Понял?
– Спасибо, – дрогнувшим голосом сказал Митя. – Можно идти?
– Подожди. А с девочками как решим?
– В Макаровке только две девочки, я заберу их…
Николай Михайлович посмотрел на измученное лицо Мити, на мальчишескую шею, выступающую из выцветшей гимнастёрки, и улыбнулся:
– Ну, тебе виднее. Бери их всех. Мирон Дмитрия как-нибудь переправит. Ступай.
Митя вышел.
– Золотой хлопец! Нужный в отряде человек, – сказал Мирон Дмитриевич.
Николай Михайлович поглядел на ссутулившегося в углу Коноплянко.
– Товарищ, Коноплянко! – мягко окликнул он. – Мы хотим дать вам ответственное задание.
Коноплянко вскочил. На щеках его вспыхнули красные пятна.
– Я прошу послать меня в самое жаркое дело! – Голубые запавшие глаза его заблестели.
Николай Михайлович молча указал на табуретку:
– Сядьте, Коноплянко! Нам всем тяжело терять наших товарищей… Я понимаю вас…
Он положил руку на тонкие вздрагивающие пальцы Коноплянко. Степан Ильич отошёл в сторону. Мирон Дмитриевич старательно собирал в кучку рассыпанный на столе табак.
– Вы поедете на Большую землю, – продолжал Николай Михайлович. – Мы дадим вам ответственное задание, о котором я с вами поговорю особо. Вы захватите с собой вот эту бумагу. Она представляет значительный интерес для нашего командования.
Николай Михайлович вынул из портфеля сложенный пополам лист и не спеша развернул его.
Коноплянко бросились в глаза немецкие слова и даты, написанные неровным, детским почерком. В углу разлилась жирная клякса, наспех подчищенная ногтем.
– За эту бумагу наш товарищ заплатил своей жизнью, Сева Малютин, школьник, который оказал нам эту неоценимую услугу, бродит где-то в лесу. Помните это, Коноплянко! – Секретарь райкома строго посмотрел в голубые глаза Коноплянко и протянул ему руку: – Приготовьтесь к отъезду. О деталях поговорим особо… А теперь, Мирон Дмитрич, пойдёмте побеседуем с вашими людьми.
Он вышел. Коноплянко молча и благодарно смотрел ему вслед.
Через час по лесной дороге, потряхивая грибной корзинкой, шёл Яков Пряник. Впереди Якова почти бежал Митя, одетый в длинное пальто с поднятым воротником и в щегольской кепке.
– Не то кулак, не то барин, – оглядывая его, смеялся Яков.
Поиски решили начать с пасеки.
– Я уже был там! – взволнованно говорил Митя. – Баба Ивга сказала, что они пошли на пасеку, но на этом все следы и кончаются.
– Где кончаются, там и начинаются. Значит, на пасеке и искать надо, – спокойно отвечал Пряник. – А главное, не спеши. Тише едешь – дальше будешь. Человек не иголка, а ребята и вовсе. Найдём!
Глава 51
Куда идти?
Солнце стояло высоко. Прошло уже два часа с тех пор, как ребята вышли с мельницы. Шли медленно, аккуратно выкладывая на пути дорожные знаки. «Иди прямо!» – указывали стрелы.
Около шоссе долго сидели в канаве, пережидая, пока проедет немецкий обоз. Бобик рвался из рук и рычал, шерсть на нём стояла дыбом.
Снова выложили знак из камней «Иди прямо!» – и перешли шоссе.
Начался лес. Укрытые густой зеленью деревьев, ребята вздохнули свободней. Васёк оглядел своих товарищей. Курточки у них были пыльные и измятые, щёки серые. События прошлой ночи вселили в них страх и неуверенность. Они шли кучкой, пугливо оглядываясь по сторонам. На Севу было больно глядеть. Он еле тащился, тяжело дыша и прижимая к сердцу тоненькую руку.
Васёк испугался:
– Сева, ты что? Заболел?
Сева поднял на него страдающие глаза и улыбнулся:
– Не-ет… Ни-чего…
– Что – ничего? Плохо ему! Я давно вижу, – расстроенным голосом сказал Саша.
– Он ещё на мельнице заболел, – вздохнул Одинцов. – У него сердце бьётся, наверно.
– Малютин, у тебя сердце, да?
Ребята окружили товарища, по очереди прикладывали ухо к худенькой груди Севы.
– Ой, как бьётся!
– Прямо как молотом стучит!
– Сева, давай мы понесём тебя!
– Нам это ничего не стоит!
– Честное слово. Севка!
– Нам это даже практика!
Ребята гладили Севу по спине. Саша грел его холодные руки и просил:
– Мы понесём тебя, а? Согласись, Сева!
– Да нет, что вы… Я сам пойду. Это ничего, пройдёт, – улыбался Сева.
– Да ведь трудно тебе идти! – беспокоились ребята.
Один Генка не принимал ни в чём участия. Пустыми глазами смотрел он вокруг, молча шёл вперёд, молча ждал, когда ребята выкладывали дорожные знаки. Петька озабоченно поглядывал на Генку и толкал Мазина.