Васек Трубачев и его товарищи (илл. В.А. Красилевского), стр. 84
Коля Одинцов стал коленом на завалинку и прижался лицом к стеклу. Потом медленно сполз на землю, протёр кулаками глаза и жалобно сказал:
– У меня, Трубачёв, виденье… Там… Нюра Синицына!
Васёк оттолкнул его от завалинки и полез сам.
За окном около стола сидела Нюра Синицына и что-то шила. Стекло звякнуло. Нюра подняла голову и увидела прямо перед собой приплюснутое к стеклу лицо Трубачёва. Она вскочила, вскрикнула и бросилась во двор. Первый, кто ей попался, был ошеломлённый Коля Одинцов. Нюра заплакала, обливая слезами его щёки. Потом бросилась к Ваську.
– Валя! Лида! – кричала она.
Какой-то малыш цеплялся за её платье и тоже лез целовать мальчиков.
Глава 40
Девочки
Девочки забрасывали ребят вопросами. Потащили их в хату, усадили за стол, подкрутили фитиль в лампе. Мальчики наконец пришли в себя.
– Ну да, живы!.. Только так страшно было, так страшно!
Девочки, прижавшись друг к другу, стали тихонько рассказывать. Голоса их часто прерывались:
– …К вечеру около Жуковки, над самой дорогой, появился фашистский самолёт. Он летел низко-низко… И потом начал бомбить шоссе. Кроме грузовика, на дороге была телега с людьми… Лошадь понесла… Малыши испугались, начали плакать. Тогда шофёр подъехал к самому лесу… под деревья… А Екатерина Михайловна… она, бедная, схватила детей…
Нюра всхлипнула. Малыш, который всё время не отходил от неё, беспокойно заёрзал на скамейке.
Валя Степанова улыбнулась дрожащими губами, знакомым движением откинула со лба разлетающиеся тонкие волосы:
– А на дороге взлетела телега… И около неё со свистом посыпалось что-то…
– Пули, – подсказала Лида Зорина. Она не плакала, но глаза у неё были красные.
– …Шофёр закричал, чтобы мы прыгали с машины и бежали в лес. А няня схватила ребят, обняла и ничего не понимает… Тогда Екатерина Михайловна тоже закричала: «Прыгайте, прыгайте! Берите детей!» Нюра первая спрыгнула, схватила Павлика…
– Нюра меня схватила… – серьёзно сказал малыш, прижимаясь головой к боку Синицыной.
– А мы с Лидой одну девочку… Гальку… Она толстая, тяжёлая и за няню уцепилась… Мы её еле-еле вдвоём с Лидой в лес… бегом… а дальше… – Валя широко открыла голубые глаза и крепко стиснула ладони. – Всех убили…
– Всех, всех! – с ужасом прошептала Лида. – Бомбой…
Нюра Синицына прижалась щекой к тёплой головёнке прильнувшего к ней Павлика. Одинцов ничего не спрашивал; от страшной картины, нарисованной девочками, у него рябило в глазах. Вспомнился разбитый грузовик, одинокий столбик, могила, на которую они с Васьком положили вчера цветы… И ему казалось чудом, что девочки, которых они оплакивали, живы. И ещё одно чувство волновало Колю: он с торжеством вспоминал о ночном происшествии на шоссе. Это была месть за погибших детей, за слёзы девочек! Но Коля не смел сказать об этом. Он вопросительно смотрел на Васька.
Васёк тоже ничего не сказал. Он притянул к себе Павлика, потрогал его худенькие плечики, неловко потрепал по голове:
– Октябрёнок…
– Братик, – поспешно сказала Нюра. – Он тётю Ульяну любит, мамой зовёт. Она его насовсем взяла…
Васёк кивнул головой, оглядел хату. Она была переделана на две половины. За дощатой перегородкой кто-то сонно бормотал, слышались посапывание и храп.
– Кто там?
– Это дети спят… Ульяны Ивановны. А её нет… ушла.
– Не обижают вас здесь? – осторожно спросил Одинцов.
– Нет, что ты! Они хорошие. Она же нас и подобрала в лесу. Мы ведь два дня в лесу жили.
– Как – в лесу?
Снова начались рассказы.
…Испуганные, несчастные, с двумя малышами на руках, девочки бродили по лесу, потеряв дорогу. Галька кричала, плакала, просила есть…
– А что же вы ели?
– Сначала ничего… Мы как побежали, побежали сразу… А потом, когда сильно ударило, – за нами бомба… упала… Ничего не помнили… Оглушило нас… А потом вдруг тихо-тихо стало. Я слышу, Галька плачет рядом, – рассказывала Валя Степанова. – И Нюра с Павликом стоят надо мной, а Лида кричит: «Пойдёмте, пойдёмте назад! Там что-то случилось!» Мы и пошли… А потом, когда увидели, что всех насмерть… опять назад побежали… далеко-далеко в лес… в болото какое-то зашли…
– Ну ладно. Не люблю я всё вспоминать!.. Выбрались, одним словом, на шоссе через два дня, – хмуро сказала Нюра.
– Ну да, выбрались, конечно… Мы ведь ещё вас с Митей потом ждали… Думали, вы проехали уже, – сказала Лида.
– Кашу в лесу варили, – задумчиво припомнила Валя. – Нюра бесстрашная – она ещё после одна к нашему грузовику бегала. Манной крупы принесла, сгущённого молока, спичек, хлеба. Одна ходила, без нас… рано-рано встала и пошла… ничего не сказала…
– А чего мне говорить-то? У нас дети на руках, есть просят, и холодно им… Я ещё там, – Нюра вдруг понизила голос и зябко повела плечами, – одеяло взяла…
Одинцов с уважением посмотрел на неё:
– Молодец ты!
Девочки рассказали ещё, что на дороге подобрала их Ульяна Ивановна, жена директора МТС. Маленькую Гальку взяла другая женщина, а они все живут вместе.
– Никому она нас не отдала, хотя у неё и своих четверо. Одна девочка – старшая – с нами дружит, а другие ещё маленькие. У нас эсэсовцы в селе. Они по хатам не стоят – боятся, верно. В клубе живут, в сельпо, из сельрады общежитие сделали. Вот тётя Ульяна и взяла нас к себе…
– Значит, она и есть Мирониха? Жена директора МТС? – живо спросил Васёк.
– Ну да! А что?
– Ничего. Нас к ней по делу послали.
– По делу? Митя?
– Митя?
Мальчики переглянулись:
– Эх, да ведь вы ничего не знаете, что с нами было!
Васёк стал рассказывать, как фашисты забрали Митю, как все ребята искали его, как он нашёлся. Как Митя даже обнимал его, Васька, один раз, случайно, в одном месте, а потом опять ушёл в лес.
Девочки слушали, боясь проронить хоть одно слово.
– И у нас все комсомольцы в лес ушли. А двоих эсэсовцы убили! И женщину одну убили!
– Убили? Ладно! Их тоже сегодня ночью били! Ещё как! – не выдержал Васёк. – Мы сами видели!
Он придвинулся ближе к девочкам и стал рассказывать про то, что они видели ночью на дороге.
– Так это правда? – радостно спрашивали девочки. – У нас в селе все-все друг дружке шёпотом говорили, только мы не верили…
– А зарево какое было! Мы сами видели! И эсэсовцы куда-то на мотоциклах ехали, бегали, кричали, машины гудели… Мы боялись, что они схватили кого-нибудь, – сказала Зорина.
– Ну да, «схватили»! Сами попались! Там один на коне был… – начал с увлечением Одинцов.
Васёк строго прервал его:
– Не наше дело, кто был! А только храбрецы они! Рраз, рраз! – и всех фашистов уложили!
Лида Зорина блеснула чёрными глазами:
– Фашисты! Мы их так ненавидим!
Синицына сморщилась:
– Они с людьми, как с подданными какими-то, обращаются!
Валя сидела молча. Губы у неё были крепко сжаты, глаза холодные, как голубые льдинки. Она взяла в обе руки свои тяжёлые светлые косы, скрестила их на груди и о чём-то думала; на тоненькой шее у неё билась синяя жилка.
– Валечка! – прошептала Лида, осторожно обнимая подругу.
– Ненавижу я их! Ненавижу! – крепко сжимая зубы, проговорила Валя.
– Их выгонят! – твёрдо сказал Васёк.
Девочки встрепенулись.
– Когда? – нетерпеливо спросила Нюра.
Валя строго посмотрела Ваську в глаза:
– Когда?
– Когда же? Когда? – прошептала Лида.
– Выгонят, и всё! Не сразу, конечно. Потерпеть надо.
Девочки вздохнули. Валя отвернулась и стала смотреть в тёмное окно.
– А помните, как хорошо мы жили! Бегали в школу, – неожиданно улыбнулась она. – Леонид Тимофеевич всегда шутил с нами. Грозный на крыльце стоял… А в классе из окна видно было берёзку…
– И липы там цвели и клён был, – вставила Нюра.
– Всё было! И сирень была! – заторопилась Лида Зорина.
Валя покачала головой:
– Нет. У окна одна берёзка… Белая-белая, тоненькая-тоненькая… Она всегда на нас глядела. А весной положит ветки на подоконник и стоит, как живая…