Васек Трубачев и его товарищи (илл. В.А. Красилевского), стр. 77

Он положил на стол листочки из блокнота.

– Осилю! Осилю! – заторопился Николай Григорьевич, разглядывая листки.

Коноплянко лёг грудью на стол; на длинном, худом лице его выступил румянец, глаза засияли.

– Драгоценный материал принёс…

Оксана позвала Васька:

– Иди-ка сюда! Я твою копну состригу немножко. Ишь ты, какой дядя Туман! Рыжий да кучерявый, совсем оброс! – выводя мальчика в кухню, певуче проговорила она.

Васёк, взволнованный скупым сообщением Коноплянко, боясь спрашивать, медленно шёл за ней, машинально оберегая от ножниц свой чуб.

Оксана сняла его руку с головы.

– Чуб твой при тебе и останется. Я за ушами колечки постригу. Садись-ка сюда. А то домой тебе скоро идти… Баба Ивга обедать наварила, коровку подоила, молочка нацедила… – Приговаривая, как над маленьким, Оксана подстригла Ваську волосы, дунула на пробор, поскребла ногтем кожу: – Чистая головка. Ступай, голубёнок, вынеси волосы во двор да закинь их подальше. Ишь, золота у тебя сколько! – пошутила она, собирая с фартука остриженные кольца волос. – Ступай. Да много не думай. Порадовал тебя Коноплянко, сказал тебе слова бесценные, вот и береги их в сердце да помни: что мог, то сказал, а что не сказал, того не мог. Значит, и спрашивать не надо.

Васёк зарыл в кустах свои волосы, чтоб не разлетелись по ветру, и вернулся в кухню.

– Уходить мне? – послушно спросил он Оксану.

– Уходи. Завтра придёшь под вечер. За кого из товарищей ручаешься – приводи. Настороже стоять будете. Понял?

– Понял.

Оксана дала Ваську горбушку хлеба, густо намазанную мёдом, проводила до перелаза, обобрала на его рубашке золотые волоски.

– А то на шею попадут – колоться будут, – как о чём-то очень важном, шёпотом сказала она.

Васёк не шёл, а бежал домой, чтобы скорей передать товарищам слова Мити.

Возле села он неожиданно встретился с Мазиным. Мальчики бросились друг к другу:

– Мазин!

– Васёк!

– Вернулись? – радостно сказал Васёк. – А я боялся за вас.

Лицо Мазина показалось ему особенно родным и близким. Обожжённое солнцем, с чуть-чуть припухшими и покрасневшими веками и знакомыми щёлочками глаз, оно было смущённым и ласковым.

– У меня бы сердце разорвалось, если бы с тобой что-нибудь случилось, – добавил Васёк.

Мазин без слов сдавил товарища в своих объятиях.

– Есть важная новость, – шепнул ему Васёк. – Сегодня соберёмся…

Глава 33

Васёк Трубачёв и его товарищи

В Слепом овражке было тихо и пустынно. По крутому склону, заросшему густым орешником, как паутина вилась тонкая проволока. Проволоку эту Мазин и Русаков ещё в первые дни после прихода фашистов нашли около сарая, где сидел Митя, и опутали ею кусты, чтобы враги не могли застать собравшихся врасплох.

Васёк ждал товарищей. Все они приходили поодиночке, чтобы не привлечь внимания патруля. Собираться вместе становилось всё труднее. Чтобы попасть в Слепой овражек, надо было миновать конюшню, в которой гитлеровцы устроили гараж, надо было идти огородами, куда солдаты нередко лазили за овощами.

Один раз Васёк, пробираясь между сломанными подсолнухами, увидел солдата. Фашист проводил мальчика ленивым, равнодушным взглядом, но от этого взгляда у Васька долго ползали по спине мурашки.

«Вот-вот выстрелит… и убьёт», – думал он, боясь оглянуться.

Реже всех приходили в Слепой овражек Сева и Генка. У ворот школы стояли часовые. Мальчики могли пройти мимо них с вёдрами к колодцу и там, вытаскивая воду, двумя-тремя словами перекинуться с товарищами; но уходить надолго было опасно. Трудно было пробраться из Ярыжек Игнату; Федька Гузь, связанный с Игнатом разными делами, являлся теперь тоже редко. Нужна была крайняя осторожность. После того как в селе появились листовки, расклеенные ребятами Трубачёва, фашистские патрули то и дело расхаживали по селу.

Сегодня Васёк пришёл первый и, сидя на коряге, с тревогой прислушивался к шороху кустов. Вот из орешника выглянула круглая голова Саши. Потом послышались осторожные шаги Одинцова. Справа треснул валежник, и из-под кучи хвороста вылез Мазин. За ним шмыгнул, как заяц, Петька. Степенно спустился в овражек Игнат. Последними пришли Генка и Сева. Наверху на страже остался Федька Гузь. Он зорко оглядывал каждый кустик, осторожно обходил овражек; поднявшись на цыпочки, вглядывался в даль.

Предупреждённые об особой важности сегодняшнего сбора, ребята бесшумно заняли свои места. Старая коряга была похожа на корабль, причаливший к зелёному берегу.

Сначала говорил Мазин.

Ровным, бесстрастным голосом он рассказывал обо всём, что с ними случилось в эти дни, как в поисках Мити они зашли далеко в лес.

Петька вскакивал, перебивал его, забегая вперёд. Ребята боялись пропустить хоть одно слово. В том месте рассказа, где на лагерной стоянке были обнаружены следы лошади, волнение их достигло предела.

– Это Митя проехал! Это он!

Генка смотрел на всех счастливыми глазами.

– Бинточки нашли! Бинточки! – кричал Петька. – Мазин плясал! Вот так!

Он выбросил вперёд ногу, присел и подпрыгнул вверх.

– Корягу перевернёшь, Петька! – хохотали ребята.

– Перестань дурить!

– Тише! По порядку давай… Мазин, дальше, дальше! Рассказывай, Коля.

Васёк остановил расшалившегося Петьку. Мазин стал рассказывать дальше: гитлеровцы на берегу, лодка, плывущая ночью по реке…

Дойдя в своём рассказе до старой мельницы, Мазин вдруг смолк и, помолчав, добавил:

– Всё.

– А что на мельнице? Что на мельнице? – спрашивали ребята.

– А на мельнице Игнат был и Федька. Я сначала с Федькой подрался, а потом мы с Мазиным отдали им лодку и ушли, – закончил Петька.

– Верно, – подтвердил Игнат.

Когда все угомонились, Васёк встал:

– Ребята, вы слышали, что рассказал Мазин? Теперь скажу я… Только вы не перебивайте и не кричите. Первое… это… – губы у Васька дрогнули, – это… поклон вам от нашего вожатого Мити!

Ребята ахнули, вскочили. Но Васёк усадил их на место:

– Митя велел нам всем передать, чтобы мы крепче держались друг за дружку, чтобы не забывали, что мы, пионеры, должны быть верными своей Родине и что он на нас надеется.

Ребята заволновались.

– Больше я сам ничего не знаю, – сказал Васёк. – Эти слова мне передал один человек… Ребята, будем всегда помнить то, что сказал наш Митя!

– Будем помнить! – тихо и торжественно повторили ребята.

Васёк оглядел поднятые к нему лица. Он увидел честное круглое лицо Саши, внимательные, зоркие глаза Одинцова, худенькое, нервное лицо Петьки, спокойное и напряжённое лицо Мазина, синие встревоженные глаза Севы, карие пытливые глаза Генки и голубые простодушные – Грицька; увидел крепко сжатые губы Игната, его чёрные сросшиеся брови над строгими серыми глазами. Волнение сжало ему горло.

– Ребята, вы все мои товарищи!.. Я за каждого из вас, как за себя, ручаюсь…

Он оглянулся, прислушался. Ребята тоже оглянулись, прислушались. Над Слепым овражком гудели мухи, в кустах попискивали птицы, зелёные лягушата прыгали около коряги.

Васёк совсем понизил голос и, обхватив за плечи товарищей, зашептал им что-то быстро и страстно. Все головы сблизились и тесно касались одна другой… Наконец Васёк встал.

– Игнат здешний, он всех знает, – тихо сказал он.

– Игната… Игната бери! – дружно подхватили ребята.

Игнат снял кубанку:

– Во мне не сомневайтесь.

Глава 34

У лесного костра

На бывшей лагерной стоянке паслась лошадь. Около разрытой пустой ямы лежал доверху набитый рюкзак. Митя держал в руках листок бумаги, исписанный крупным детским почерком, – письмо Мазина и Русакова.

На берегу реки мягкая глина ещё хранила следы мальчишеских ног.

В памяти вставали весёлые, шумные голоса и смех ребят… Палатки, костёр… Вот здесь Валя Степанова расчёсывала свои длинные золотистые косы, а Мазин подкрадывался к ней и щёлкал ножницами.