Пробуждение, стр. 37
- Аннушка, вы здесь? - воскликнул пастор от неожиданности. Он протянул девушке руку, чтобы ей легче было взобраться наверх.
- Такая прилежная маленькая хозяйка! Как вы все успеваете?
- Я уже вчера все приготовила к сегодняшнему дню и попросила тетю Звару подать завтрак, так что все сделано.
- Вы хотели собрать фиалок?
- Да, отец и бабушка Симонова их очень любят. Но мне прежде всего хотелось побыть одной.
- Это почему же, Аннушка?
Пастор отодвинулся, приглашая ее сесть на каменную скамью. Места было достаточно, и она поставила свою корзинку около себя. Ему хотелось слушать и слушать ее, потому что ему очень нравился ее серебристый голосок. Она открыто посмотрела на него:
- Сегодня Страстная пятница; в тот раз Иисус Христос весь день был так одинок! Все ученики Его оставили. Одиноким Он стоял перед Пилатом, одиноким Он шел путем страданий, одиноким Он был на кресте и одиноким - в гробу. А потом люди чувствовали себя такими одинокими, когда не могли Его найти ни на земле, ни на небе.
Пастор молча кивнул головой.
- Странная мысль, но вы правы: ни на земле, ни на небе. И еще что вы думали об этом одиночестве, Аннушка?
- Я подумала, что сегодня весь мир об этом размышляет. Мне казалось, что сегодня даже воды Вага поют: "Умер, умер Иисус, Сын Божий". Затем я взглянула на зеленый холм, и мне показалось, будто он мне рассказывает, как Агнец Божий однажды, после тяжелой борьбы, покоился в черной земле. Я выучила песню, которую господин X. прислал нам на той неделе и которая так подходит к этому моменту.
- Вы можете ее спеть? Тогда спойте и помогите жаворонку хвалить Его.
Девушка сложила руки, и ее чистый голос зазвучал в тихой долине. Волны Вага, подхватив песню, понесли ее дальше:
У креста хочу стоять,
Созерцать душою,
Как с Голгофы благодать
В мир течет рекою.
Припев: У креста, у креста честь моя и слава.
Там спасенья полнота, на блаженство право.
У креста открылся мне
Кроткий Агнец Божий,
Он привлек меня к Себе,
Стал всего дороже.
У креста я буду ждать
С верой и надеждой,
Пока Бог велит принять
В царство безмятежных.
После того как девушка допела песню, пастор поднял склоненную голову и молодые люди внезапно встали, осознав святость момента, когда они, мысленно пройдя столетия назад, побывали непосредственно на Голгофе, где Агнец Божий склонился к ним с креста и благословил их. Безмолвно они оставили это тихое местечко и молча пошли домой. Приблизившись к ограде Янковского, пастор взял руку девушки и сказал: "Я благодарю вас, Аннушка!" Она, улыбнувшись, сказала, что ей пора домой, и убежала, а он еще долго смотрел ей вслед.
Бывают в жизни прекрасные незабываемые моменты - в этом сегодня убедился и пастор.
Глава 16
В день Страстной пятницы учитель Людвиг Галь сидел со своей молодой женой Ольгой в комнате. Отношения между супругами были самые сердечные, они искренно любили друг друга, особенно пережив преждевременное рождение и неожиданную смерть своего ребенка. Матери эта потеря чуть ли не стоила жизни, и муж очень боялся, что лишится и жены. Из-за этих событий молодой женщине пришлось оставить свою работу в гимнастическом обществе, которое и без того едва существовало. Прежний пастор был его почетным членом и горячо поддерживал начинания учителя. К сожалению, у пастора Морга-ча не было никакого интереса к национальной гимнастике, и учитель не возлагал на него никаких надежд в этом деле. Потом на село обрушился испанский грипп, который вырвал из их среды четырех самых активных из детской группы и двух лучших взрослых гимнастов, и учитель Галь вдруг почувствовал себя очень уставшим. А тут еще в предрождественское время началось это странное религиозное движение. Воскресений в масленицу было мало, и интерес к гимнастике, вместо того чтобы расти, все больше исчезал, особенно потому, что несколько гимнасток готовились к свадьбе. Все это мучило учителя.
Он решил объявить молодежи что в понедельник, после Пасхи, гимнастическое общество возобновит свою работу. Он надеялся, что прогулка с ритмическими танцами сможет пробудить новый интерес к гимнастике. Уже две недели назад он об этом говорил со своей женой. И сейчас он размышлял об этом же.
Жена учителя, отдыхавшая на софе, думала о том же. Вдруг она воскликнула:
- Людвиг, прошу тебя, иди сюда!
Он подошел, сел на низенький стульчик у изголовья софы.
- Что ты хочешь, Оленька?
- Снять с тебя заботы, обременяющие тебя.
- А ты это заметила? Да, меня беспокоит наше общество.
- Об этой прогулке все думаешь?
- Нет, я думаю о том, как мне вообще прекратить эту работу. Нам не хватает молодежи. Она предпочитает идти на танцы. Если общество занимается лишь гимнастикой и развлечениями, но не проводит культурно-просветительской работы, то оно не достигает своей цели и идеалы его основателя остаются невостребованными. Напрасно я трудился над докла-дами.
Молодые люди регулярно приходили лишь на гимнастику или на какое-нибудь представление. С тех пор как ты, дорогая, перестала мне помогать, все рухнуло.
- Ах, Людвиг, слава Богу, я уже здорова, и ничто не мешает мне тебе помочь, но теперь это невозможно, - ответила она, закрыв лицо руками.
Он их нежно отнял:
- Почему ты не можешь?
- Потому что... как тебе сказать, чтобы ты меня понял и не обиделся? Я не вижу в этом деле возможности спасти и оздоровить наш народ.
Лицо его помрачнело.
- А в чем ты это видишь?
- Во Христе, в обращении к Нему! Прошу тебя, не удивляйся, сомнения уже давно одолевают меня, но сегодня мое убеждение получило подтверждение. Когда Аннушка пришла к нам, я слушала ее слова, как пение птички. Потом мы ближе познакомились с Янковским, и я раза три оставалась на его собраниях. Да ведь и ты там был. После нашей беды меня часто посещала бабушка Симонова; ты же хорошо знаешь, какое отчаяние охватило меня, когда мы потеряли нашего дорогого первенца, какой мрак поселился в моей душе, как мне не хоте-лось даже глядеть на мир Божий! А эта почти неграмотная старушка так бережно отнеслась к моему горю, так заботливо врачевала мою душу, так убедительно внушала мне мысль на основе Слова Божьего о том, что дитя мое ушло к Нему, на вечную родину, что сумела успокоить меня и вернуть к жизни. Я убедилась в том, что вера этих людей глубокая, искренняя; но они простые крестьяне, а я то, гордая своим образованием, начитанностью, мнила себя выше их! В предрождественское время я внушала себе, что нам достаточно того, что дает нам пастор Моргач. Но потом началось невообразимое: он начал проповедовать не как книжник, а по Духу, вселившемуся в него, Который говорит нам слова вечной жизни.
У меня не было больше отговорок, ибо передо мной стоял не малограмотный мужик и не обыкновенный невзрачный пастор - это был новый человек! Я жаждала новой жизни! Теперь я лучше поняла Аннушку и ее большое счастье. В ней жил Агнец Божий, умерший и за меня. А сегодняшнее свидетельство с кафедры было таким мощным, что я склонилась перед голгофским крестом, и Иисус Христос меня принял.
В комнате стало тихо. Учитель встал и, скрестив руки на груди, молча стал ходить по комнате. Вдруг он остановился и медленно проговорил:
- Он тебя принял! О, если бы я это мог сказать и о себе!
И во мне пробудилось то же самое, что и в тебе. Я презирал этих людей, но думал, что каждый может веровать по-своему. Моргач вызывал у меня лишь сострадательную улыбку, когда я видел, как он старался превзойти этих "сектантов", просвещая их своей богословской мудростью. Но потом случилось то непонятное, как ты сказала, когда он с высоты своей спустился к нам, признав, что пастух, почти малограмотный человек, повел его ко Христу. И он не только дал себя повести, но и перед нами не скрыл этого. Он признался, что обрел жизнь. И вот после этого я стал его ценить и с интересом слушать его проповеди. Уже в предрождественское время я несколько изменил свое суждение о том, что он не очень начитанный, односторонне образованный пастор; мне стало понятно, что он самообразованием достиг намного большего, чем ему дали его школы. Но признаюсь, что такой проповеди, как сегодня, мне еще никогда не доводилось слышать! Конечно, я их вообще мало слышал. Однако сказать такую проповедь, которая душу и дух захватывает, может лишь возрожденный, принадлежащий Христу человек.