100 великих женщин, стр. 93

Она становится одной из самых популярных женщин тех лет. На митинге 1924 года в Берлине известная немецкая анархистка Э. Гольдман назвала Спиридонову «одной из самых мужественных и благородных женщин, которых знало революционное движение». А в Париже даже появился комитет, поставивший себе целью добиться переезда Спиридоновой во Францию. В Германии были выпущены открытки с её фотографией.

А для Марии начинался последний виток «кругов ада». Она отправилась в ссылку в Самарканд. О чём думала стареющая революционерка, живя с подругой на скудные заработки на окраине «Советской империи»? В ней вдруг просыпаются давно забытые пристрастия: она с увлечением читает французских классиков в оригинале. Но большевистская власть не желает оставить в покое своих врагов, пусть даже они давно отошли от всякой активной деятельности. В начале тридцатых Спиридонову снова арестовывают и высылают в Уфу.

А последний, заключительный удар, конечно, был нанесён в роковом 1937-м. В уфимской тюрьме с ней обращались жестоко и цинично, примерно так же, как в охранном казачьем отряде. Рассказывают, будто она заявила одному из следователей: «Молокосос! Когда ты только родился, я уже была в революции». Но эти слова казались смешными «сталинским соколам», былые заслуги никого не волновали, а возраст, как известно, не смягчал наказаний. Молох терроризма, который она сама когда-то с таким азартом запускала, теперь добрался и до неё. Её расстреляли в сентябре 1941 года в Орловской тюрьме, когда фашистские войска подходили к городу. Революция пожирала своих детей!

ЗИНАИДА ЕВГЕНЬЕВНА СЕРЕБРЯКОВА

В 1910 году никому не известная Зинаида Серебрякова представила на выставке Союза русских художников ряд портретов, пейзажей, этюдов крестьянского быта. Её выступление, столь неожиданное, вызвало восторженные отклики, но настоящий фурор произвёл автопортрет «За туалетом». Картина, казалось, была выполнена с необычайной лёгкостью и быстротой. С полотна на зрителя смотрела счастливая, гармоничная женщина, своей красотой и уютом дома защищённая от сурового внешнего мира. За окнами царит зима (что удалось передать талантливой художнице с помощью света), а в комнате, среди причудливых безделушек, духов, свечей — тепло и празднично. Как сильно не хватает в жизни человеку этого внутреннего покоя и удовлетворённости, порядка, без педантичности, просто естественного душевного порядка и здоровья.

В 1910-е годы, когда искусство декларировало ломаные линии и изломанные судьбы, в предчувствии катастроф, картина Серебряковой поразила современников своей детской непосредственностью и восторженностью перед будущим.

Авторитетный критик и крупный художник Александр Бенуа писал о художнице: «Ныне она поразила русскую публику таким прекрасным даром, такой „улыбкой во весь рот“, что нельзя не благодарить её… Автопортрет Серебряковой несомненно самая… радостная вещь… Здесь полная непосредственность и простота, истинный художественный темперамент, что-то звонкое, молодое, смеющееся, солнечное и ясное, что-то абсолютно художественное…»

Не станем подозревать Бенуа в пристрастности, но заметим, что молодое дарование приходилось критику родной племянницей. В доме, где выросла художница, горделиво отмечали: «В нашей семье все от рождения с карандашом».

Действительно, дед Серебряковой Николай Леонтьевич Бенуа — профессор, председатель Петербургского общества архитекторов. Все его сыновья — художники, деятели искусства. Екатерина Николаевна, мать Зины, тоже училась в Академии. Да и по отцу нашей героине было от кого наследовать художнический дар. Евгений Александрович Лансере — известный русский скульптор, получивший признание не только на родине, но и за границей, был мастером малой пластики и с особенной любовью лепил лошадей. К сожалению, Зинаида почти не знала отца, он умер от туберкулёза в 1886 году, и воспитывалась она в семье деда, Бенуа.

Девочка росла на редкость нелюдимой и замкнутой, что резко контрастировало с общительными, весёлыми домочадцами семьи Бенуа, зато в рисовании она проявляла недетское упорство и трудолюбие. Зинаида могла часами повторять на листе бумаги одну и ту же фигуру, предмет, добиваясь совершенства. По вечерам, когда каждый в большом доме занимался своим делом — читал, писал, готовил стол к ужину, — девочка рисовала ту или иную комнату. Летом, когда семья уезжала в деревню, Зинаида целыми днями работала над пейзажами, писала акварелью цветы и домашних животных. Её мало видели с книгой, она редко играла со сверстниками и не интересовалась учёбой. Такое самозабвение, несомненно, свидетельствовало о незаурядном даровании девочки, — попробуйте заставьте ребёнка заниматься постоянно каким-то одним делом, если в нём нет внутренней потребности, внутреннего огня, который принуждает человека к творчеству.

Зинаида рано научилась работать акварелью в два-три цвета, пользоваться размывкой, добиваться чистоты цвета и тона. Да и грех бы было талантливому ребёнку в семье, где жили интересами изобразительного искусства, не научиться секретам мастерства. Особенное влияние на становление Серебряковой оказал дядя Александр Николаевич. Энциклопедически образованный, он, казалось, знал о художниках и картинах все, он всегда имел своё мнение, был даже деспотом и свой вкус считал непогрешимым. Зинаида безоглядно поверила ему и покорно последовала в живописи за дядюшкой.

Созданное вокруг Бенуа объединение «Мир искусства» стало для Серебряковой её художественными университетами. Александр Николаевич открыл в 1890-х годах Венецианова, почти забытого художника, и Зинаида со всей силой души отдалась изучению манеры этого мастера. Многие полотна Серебряковой напоминают картины Венецианова, да и Зинаида не намеревалась скрывать этого. Бенуа был настолько увлечён своим открытием, он с таким волнением рассказывал о художнике, о его этюде «Старая няня в шлычке», что Зинаида немедленно скопировала этот этюд.

В молодости она много работала в имении Нескучное и по примеру Венецианова писала крестьянок, сельский труд, необозримые просторы полей и всегда с натуры, как учил её Бенуа. И хотя дядина школа, как видно, оказалась самой авторитетной для Зинаиды, были у неё и другие, официальные учителя — Осип Иммануилович Браз. У него художница проучилась два года. Известный портретист Браз мало занимался учениками, направив все свои усилия на заказы и заработки, и всё же в мастерской Браза Зинаида заметно усовершенствовала свой рисунок. Учитель ввёл специальный предмет «Копирование картин Эрмитажа», что позволило студентам не только изучить приёмы письма старых мастеров, композицию, колорит, но и вникать в суть творческого замысла художника.

Осенью 1905 года в личной жизни Зинаиды произошли радостные перемены. Она по большой любви вышла замуж за Бориса Анатольевича Серебрякова, оканчивавшего Институт путей сообщения, и вместе с ним решила уехать во Францию, чтобы продолжать там изучение живописи.

Париж начала века… Место паломничества многих деятелей искусства, Мекка художников. Наверное, для нашей героини это было самое счастливое время жизни — молодая, влюблённая, все ещё впереди: слава, главные художественные открытия и что-то неизвестное, заманчивое.

Серебрякова по-прежнему много работала, она уже не могла жить без карандаша в руках, это уже было вроде болезни. В Париже она освоила сложнейший нюанс живописи — движение, несколько изменилась и манера рисунка Зинаиды. На смену чёткой штриховке пришла более мягкая, контурная линия стала менее жёсткой. Однако если к импрессионистам Серебрякова отнеслась более благосклонно, то разного толка современные течения вызвали у неё резкое неприятие. Её сердце было навсегда отдано старым мастерам, древним скульпторам.

Пребыванием в Париже закончилось, по существу, художественное образование Серебряковой. Впоследствии, когда её спрашивали о годах учения, она отвечала: «У меня не было ни одного „учителя“ рисования, но были занятия… в мастерской». Действительно, художественное образование Зинаиды Евгеньевны было достаточно бессистемным, однако собственный упорный труд позволил ей приблизиться к совершенству, и через четыре года после возвращения из Парижа художница создала главную свою картину, лучшую за всю жизнь.