Путь Князя (авторский сборник), стр. 46
А он вернулся не с победой. Не повергнув врага в молниеносной битве или хотя бы в долгой и тяжелой войне. Просто одним ярким весенним утром на столичной планете появилось шестнадцать миллионов человек – экипажи боевых и десантных кораблей и личный состав десантных корпусов. Без кораблей. Без техники. Без оружия. Даже без знаков различия. И без внятного объяснения того, как это произошло.
Для великой и могучей страны это было катастрофой. Потому что все внешние враги, до сих пор трусливо поджимавшие хвосты перед мощью самого могучего флота Галактики, вдруг подняли голову и решили, что настал их час. А встретить их было нечем. И граждане могучей и великой страны, особенно ее окраинных звездных систем, замерли в ужасе перед, казалось бы, неизбежной резней.
Но тут вновь появились посланцы Государя и сообщили, что войны не будет, – либо все продемонстрируют приверженность миру, либо Государю придется остановить войну своими силами…
И войны действительно не произошло. Но большего унижения могучая держава и представить себе не могла. И она… запомнила это унижение. Тем более что с того момента жизнь в обитаемой части галактики серьезно изменилась. Как выяснилось, те жители маленькой планетки работали все-таки не бесплатно. Нет, никаких денег или иных стоимостных эквивалентов они по-прежнему за работу не брали. И вообще никакой платы не требовали. Плата возникала после. Потому что многие из тех, кто как-то столкнулся с ними, вдруг стали задумываться о разнице между свободой «делать то, что тебе хочется» и свободой «поступать по своей воле». И обнаружили, что свобода «поступать по своей воле» больше соответствует истинному понятию свободы, чем потакание своим инстинктам.
Более того, все эти загадочные возможности жителей этой планетки как раз и связаны с тем, что они обладают этой самой своей волей. И… страна начала хиреть. Потому что вдруг выяснилось, что очень многое из «модного» и «самого современного», что может предложить индустрия по производству этого самого «модного» и «современного», никому из тех, кто овладел своей волей, неинтересно. Ибо все это суррогаты. А разве интересны суррогаты тому, кто познал себя и владеет целой Вселенной?
И тогда в умах правителей могучей и богатой страны возник план вернуть ей эту силу и влияние.
Рат вздохнул и покачал головой.
– Они верили в себя и в то, что им удастся повернуть время вспять. Они долго ждали и упорно готовились. Они собрали все доступные сведения, тщательно изучили историю и точно рассчитали, что и как надо сделать. Они поняли, что должны нанести удар в ключевую точку. В то время и место, которое изменило жителей этой окраинной планетки. И сделало их теми, кто они есть…
Он замолчал.
– Значит… они пойдут на все, – глухо сказал Данька.
– Я думаю, да, – кивнул Рат.
– Но… при чем здесь мы?
Рат улыбнулся и, вытянув руку вперед, попросил:
– Дай.
– Что? – не понял Данька.
– Пророчество.
– Что?! А-а-а, – Данька потянул со спины рюкзачок. – Я уж и думать забыл о нем, – смущенно пробормотал он, доставая пеналец.
Рат раскрыл его, развернул листок и, окинув всех веселым взглядом, спросил:
– Хотите узнать, что здесь написано?
Рат развернул листок.
– Здесь, как вы уже знаете, на старогреческом. Так что я сразу буду переводить, постаравшись сохранить стилистику, конечно, но уж тут как получится… – И после короткой паузы начал:
«И соберется великая земля. И раскинется она сразу и на востоке, и на западе, и на юге, и на севере. И будет она зваться землей Рус. И весь народ, коий ее населяет – и кривичи, и вятичи, и радимичи, и древляне, и поляне, и чудь, мерь, весь и мордва, и козары, и все другие племена и рода будут зваться так средь иных племен и чужих народов. И воссияет над нею благодать Божия. И станет она больше всех других земель. И самые большие из них будут перед ней малыми. Но настанет день, когда людей той земли охватят гордыня и безумие. И отринут они Господа нашего. И принесут в жертву себе царя своего, и жену его, и детей его. И разорвут они договор свой с Господом нашим. И устроят в святых стенах, кои хранили Храмы Господни от поругания, погост. И поклоняться будут мертвецу неупокоенному. И прийде на ту землю разор и смерть. И мор. И война. И зависть черная поселится в их сердцах.
Но настанет срок, и вновь воссияет Господь над той землей. И снова воцарится Белый Государь над той землей. И вновь заключит договор между народом своим и Господом Вседержителем. И укажет тот народ Путь ко Господу нашему всем иным, кто забыл о Нем или отринул Его. И не видит, чего лишился. Ибо все увидят, что, как ни велики были преступления того народа ко Господу нашему, но смилостивится Господь над заблудшими детьми своими. И воссияет вновь над землей звезда Его. И не только над землей Рус, но и над всею землею…»
Он замолчал, а потом тихо произнес:
– Он жил здесь.
– Кто? – после короткой заминки спросила Барабанщица.
– Монах Евлампий. Который, это написал. Ему было видение. И он записал его собственной кровью. И умер наутро после этого. Кровь так и не смогли остановить. Как ни пытались. Она текла и текла. Как будто Евлампий уже исполнил то, зачем Он явил монаха на этот свет. И позволил ему уйти…
У костра вновь воцарилась тишина, а затем Гаджет не выдержал и тихо спросил:
– А где здесь?
– Здесь, – кивнул Рат в сторону смутно виднеющейся на фоне ночного неба вершины, – на святой горе Афон.
16
На вершину Афона они поднялись перед самым рассветом. Когда они еще сидели у костра, Гаджет спросил Рата:
– Рат, а сколько тебе лет?
– Около… шестисот.
– Ого! – Гаджет уважительно покачал головой, – так это поэтому у тебя много детей?
Рат кивнул.
– Да.
– И от скольких женщин? – тут же встрял Кот. За что мгновенно получил затрещину от Немоляевой.
– Ты чего? Ведь всем известно, что мужчина по определению полигамен.
– Самец, понял? – наставительно произнесла Немоляева. – Самец животных по определению полигамен, а мужчина способен поступать по своей воле.
И все вокруг заржали. А потом Барабанщица спросила:
– Рат, а почему они так охотились за этим… пророчеством? Что такого в этой… в этом кусочке пергамента?
И все замолчали, задумавшись над ее словами. Рат обвел их взглядом и скупо усмехнулся.
– А разве вам самим это не понятно? Почему, скажем, так ценны древние, намоленные иконы?
И они снова задумались. А потом Данька тихо спросил вдогонку:
– А почему сейчас они хотят нас убить? Ведь сначала им было достаточно просто купить листок?
– Да, – кивнул Рат, – сначала… пока оно, это пророчество, не запустило процесс, не сработало ключом – можно было просто купить никому не нужный, смятый листочек. Но потом, когда вы начали превращаться в… людей, уничтожить только листок стало уже недостаточно. Ибо пророчество с этого листка перешло в вас.
И вновь над поляной повисла напряженная тишина. А затем Барабанщица снова спросила:
– Рат, а почему ты… связываешь все это с христианством?
– А что еще ты можешь предложить? – тихо переспросил Рат. – Язык православия верен… верен и точен. Разве не так? И к тому же он ваш. Русский. А ваша русскость будет очень важна позже. Когда вам придется доказывать всему миру, что вы предлагаете верный Путь. Так же, как и греческость или, скажем, французскость тех, кто встанет рядом с вами. Ведь… – Рат сделал короткую паузу, а потом так же тихо и проникновенно, как обычно он говорил о главных вещах, произнес: – Разве вы не видите, как те, кто против, так стараются лишить вас этой вашей русскости?
Рат взглянул на небо и тихо сказал:
– Светает… нам пора.
– А что мы сейчас будем делать? – спросила Катя.
– Молиться.
– Где?
– Там, – Рат махнул рукой, – на вершине святой горы Афон.