Путь Князя (авторский сборник), стр. 37
– Давайте, – махнул рукой Кузнецов. А что тут было говорить?
Когда машина скрылась за поворотом, Немоляева, провожавшая ее растерянным взглядом, уныло произнесла:
– И сколько нам здесь торчать?
И тут раздался спокойный голос Рата:
– А у кого ты это спросила, Таня?
13
– Главная ценность человека – это свобода!
Катя гордо вскинула подбородок и обвела всех сидящих у костра вызывающим взглядом. Словно приглашая попытаться с ней поспорить.
– А что такое свобода, Катя? – спросил Рат.
Та на мгновение смешалась, но затем с вызовом углубила тему:
– Независимость. Возможность делать то, что тебе хочется. Поступать по своей воле.
– Независимость от кого?
– От всех. Чтобы никто не мог меня заставить сделать то, что я не хочу.
Рат подумал.
– Ну хорошо, о независимости поговорим позже. Давай лучше я спрошу тебя вот о чем – ты видишь разницу между тем, чтобы «делать то, что тебе хочется», и «поступать по своей воле»?
Катя неуверенно покосилась на остальных.
– Ну… нет.
Рат улыбнулся.
– А между тем разница огромная, – он замолчал, обводя задумчивым взглядом горизонт, а затем тихо продолжил: – Бог создал все, что вокруг нас. Во всем – вот в этом камне, в той сосне, вон в той шустрой белке – есть частичка его самого, его овеществленной воли, его… преодоления изначального ничто. Но во всем этом, – он обвел рукой горизонт, – Его и Его воли мало, слишком мало, чтобы все это можно было бы считать Его образом и подобием… Ведь, согласись, не руками же, ногами и не слишком толковой головой мы являемся Его образом и подобием. А именно возможностью обрести волю. Свободную волю. Подобную Его. Но для этого нам необходимо научиться преодолевать в себе животное. Животное не имеет воли, но… оно способно поступать как ему хочется. Делать то, что захочет. Причем, – тут Рат улыбнулся, – буквально все, что захочется, в любой момент и… под любым ближайшим кустиком.
И все тихонько засмеялись, заставив Катю густо покраснеть. А Рат дождался, пока все успокоятся, и так же тихо закончил:
– Поэтому, извини, Катя, но тебе придется выбирать: либо поступать так, как тебе хочется, либо по своей воле. – Он замолчал.
И все некоторое время сидели, обдумывая его слова.
– И что, значит, только так – либо верующий, либо не человек? – спросила Немоляева. – А если я не хочу всю дорогу поклоны бить. Поститься там… Если мне нравится жить весело, ходить на дискотеки. Так я что же, не человек?
Рат улыбнулся.
– Ну, если я так сильно замучил тебя своими постами и поклонами, то да…
Тут все снова засмеялись. А Рат между тем продолжил:
– Но если ты спрашиваешь меня, будешь ли ты, став человеком, жить так, как тебе нравится, то могу тебе ответить совершенно точно – будешь. Просто, то, что тебе будет нравиться, немного поменяется. Но это же произойдет в любом случае. Разве не так? Вот, смотри, маленькому человечку, ребенку, сначала нравится ползать, а не ходить. Сосать пальцы. И… писать в штанишки, а не в горшок…
Новый взрыв смеха был более громким.
– А что, – продолжал Рат, – это же так весело и прикольно. Тут же поднимается суматоха – мама хватает на руки и несет в ванную. Откуда ни возьмись – появляется новая одежда. Ты все это время находишься в центре внимания. Если у родителей гости – так они сразу побоку, и все занимаются только тобой. Чистый гламур! – Рат деланно сокрушенно вздохнул. – Да уж, с тех пор, как придумали памперсы, у детей сразу стало намного меньше возможностей по-настоящему гламурного самовыражения…
Смех перешел в откровенный хохот. Рат дождался, пока все немного успокоятся, и продолжил:
– Но потом проходит немного времени, и ты уже понимаешь: то, что тебе нравилось, пока ты был в совсем нежном возрасте, меняется на нечто совершенно иное. Тебе начинает нравиться рисовать, танцевать, путешествовать. В общем, вещи весьма простые, но все же гораздо более сложные, чем сосать пальчики, – он усмехнулся, – впрочем, многие на этом этапе и задерживаются. Просто вместо пальчиков во рту они используют шприц с дозой, а вместо любимой погремушки – любимый «феррари»… Но это не предмет нашего сегодняшнего разговора. Я просто хочу показать тебе, что на следующем шаге роста тебе вполне могут понравиться другие вещи. И никто не помешает тебе заниматься тем, что тебе нравится. Потому что ты станешь по-настоящему свободной. И будешь поступать по своей воле, а не так, как захочется твоему животному. Ибо человек – это всегда некая точка на туго натянутой нити между высоким, божественным, и низким, животным. Но даже для того, чтобы просто оставаться на месте, приходится все равно постоянно прилагать усилия… так сказать, работать руками. Потому что даже если решишь, что все, ты уже стал человеком и больше никаких усилий прилагать не надо – тебя тут же утянет вниз.
Рат замолчал.
– И что, вера – единственный вариант? – подала голос Барабанщица.
– И нет, и да, – пожал плечами Рат, – на самом деле начинать ПУТЬ можно очень многими способами. Но потом все равно приходишь к Нему.
– Рат, – тихо спросил Даниил, – а как нам уверовать? Ведь, как я понимаю, просто начать носить крест, ходить в церковь по церковным праздникам, знать, какому святому для чего свечку ставить, – этого мало?
Рат кивнул:
– Это точно. То, о чем ты говорил, на самом деле не вера. Это суеверие. То есть вера дольняя, суетная, внешняя. Ничего страшного, если внутри нее имеется настоящая, но если нет – то, в общем, совершенно не важно – ходишь ты в церковь или нет. Знаешь ли и читаешь молитвы – тоже. Все – зря.
– Так что, молитвы можно не учить? – обрадованно вскинулся Гаджет. И все засмеялись…
– И прийти к вере вы сможете только сами, – серьезно продолжил Рат, когда смех утих. Ибо у каждого устанавливается свое, только ему присущее единение с Ним. Так, чтобы кто-то взял и вложил в тебя это – не будет. Потому что невозможно. В каждом из вас – только своя частичка Его.
– Но… показать, чтобы мы хоть что-то поняли, можешь? – тихо спросил Данька.
Рат улыбнулся:
– Ну, если вы до сих пор вообще ничего не поняли, то я уже даже не знаю…
И все снова заржали. А когда отсмеялись, Рат внезапно поднялся на ноги.
– А насчет показать… Кто из вас знает какую-нибудь молитву?
– Я знаю, – отозвалась Барабанщица. – «Отче наш» подойдет?
– Вполне, – кивнул Рат, – давайте попробуем ее прочитать. Ты начинаешь, а мы повторяем за тобой.
Барабанщица, набрав в легкие воздуха, начала:
– Отче наш…
И все повторили:
– Отче наш…
– Иже еси на небеси…
– Иже еси на…
– Что вы делаете? – тихо спросил Рат.
И все внезапно вздрогнули – такой явной была горечь или даже боль в его голосе, когда он произносил эти слова.
– Зачем?
– Что? – испуганно пискнула Немоляева.
– Зачем сотрясать воздух ничего не значащими словами? Для чего вы читаете эту молитву?
Гаджет удивленно пожал плечами:
– Ну… ты ж сказал…
– То есть ты считаешь, Борис, что молитву можно читать точно так же, как, скажем, объявляют станции метро или объясняют приезжему, как быстрее добраться до Кремля?
Они переглянулись.
– А… как? – спросила Катя.
Рат вздохнул:
– Мне казалось, что вы уже должны были это понять. Ну что ж, попробуем еще раз. Ответьте мне, для чего вы читаете молитву?
Все смущенно покосились друг на друга, но ответить никто не рискнул. Кроме Гаджета. Он пожал плечами и пробурчал:
– Так это… положено так.
Рат покачал головой:
– Хорошо. Тогда попробуем по-другому. Ответьте себе, для чего вы будете сейчас читать молитву?
– Чтобы… достучаться до Него, – робко произнесла Барабанщица.
Рат медленно кивнул:
– Уже теплее.
– Чтобы… соединиться с Ним, – тихо пробормотал Данька.
– Вот, – оживился Рат, – так. Соединиться. Слиться. Стать частью Его. Получить силу, жизнь, знание, увидеть Путь, осознать бремя, что лежит на твоих плечах, – он замолчал и обвел их внимательным взглядом, а затем тихо… попросил: – А теперь попытайтесь прочитать ее именно так, чтобы вам все это удалось.