Андропов. 7 тайн генсека с Лубянки, стр. 104

В декабре того же года поступили сообщения, что по делу Иванова вызываются на допросы в КГБ или называются в ходе допросов к тому времени уже полгода как бывший главный редактор журнала «Человек и закон» С.Н. Семанов и два сотрудника редакции этого же журнала, недавно удостоенный высшего в СССР звания «Народный художник СССР» личный портретист Л.И. Брежнева Илья Глазунов, работник Генштаба Советской армии и два сотрудника КГБ. В середине апреля 1982 г. стало известно, что Иванов дает «откровенные» показания. 13 мая был арестован первый из «свидетелей» по делу Иванова (Скуратова) – бывший политзаключенный Леонид Бородин.

Пока еще невозможно распознать, чем вызван арест Семанова: какими-нибудь из ряда вон выходящими «разоблачениями» Иванова или – что может быть гораздо страшнее – продолжением его спора с Феликсом Кузнецовым другими средствами. И в том, и в другом случае подобный неожиданный арест бывшего члена коллегии Министерства юстиции СССР есть происшествие сенсационное. Такое развитие событий не может не потревожить и тех, кто не разделяет ни взглядов «национал-коммуниста» Семанова, ни воззрения ортодоксального коммуниста Кузнецова.

Ведь в конце концов, при всех самых фантастических слухах, распространяемых в связи с делом Иванова – Бородина – Семанова, нет ни одного, который в конце концов не сводился бы к тому, что все арестованные по этому делу посажены в тюрьму за высказывание неортодоксальных убеждений.

«Источник», 1996, № 2.

Документ № 11

«Пламенные революционеры» и их певцы

Как-то по телевидению (сошлемся для точности – вторая программа 20 апреля) показывали пересмешки на современные темы, и два неизвестных мне актера исполнили частушку, достойную упоминания в печати. У нас, мол, недавно было выгодно бранить Запад, чем и занимались некоторые наши видные деятели, – затем припев:

Кто ж они? Сейфуль-Мулюков,
Цветов, деловой мужик,
Зорин, вроде б от науки,
И, конечно, Боровик.

Затем, напевали далее актеры, у нас опять нашлись исполнители: «Кто ж они: Сейфуль-Мулюков» и т.д. А если вдруг опять вскоре придется бранить Запад, и тогда найдутся деятели: «Кто ж они?.. И, конечно, Боровик».

Смешно, остроумно, а главное – точно. Как насчет ближайшего будущего – не знаем, но о прошлом и настоящем все правильно: из Савла в Павлы (или наоборот). Но если Святой Апостол Павел в многочисленных своих посланиях постоянно порицал свое прошлое в обличии грешника Савла, то нынешние-то и ухом не ведут. Другие тут заботы и терзания.

Ну, то политика, а у нас заметки о литературе. Правда, о «литературе», которая выпускалась в сугубо «политическом» издательстве. Да еще в каком!

Двадцать лет назад управлял партийной идеологией в Советском Союзе известный ныне демократ А.Н. Яковлев. Имелось в его непосредственном подчинении издательство ЦК КПСС «Политиздат», а в оном с 1968 года появилась книжная серия «Пламенные революционеры». Цель ее была внешне проста – воспевать героев насильственной перекройки мира, начиная от Робеспьера и Марата до Дзержинского и «всесоюзного старосты» Калинина. Ну, ничего вроде бы особенного, мало ли такого добра выпускалось в наших издательствах?.. Но у Яковлева план был свой, особый и весьма неожиданный, как теперь можно с очевидностью разглядеть.

Кто же стали портретистами галереи «Пламенных…», кому доверили это почетное и небезвыгодное задание? Назовем имена авторов, издавших там не по одной книжке: В. Долгий, Э. Миндлин, Б. Костюковский и С. Табачников (соавторы), Л. Славин и др.

Да, был спрос, нашлось и предложение. Кто разрабатывал поворот рек, кто БАМ или снос российских деревень, а кто-то воспевал Крупскую и Коллонтай. По Марксу, это и есть общественное разделение труда. Тут же оговоримся – в серии попадались и подлинно серьезные произведения, например, Ю. Давыдова, очень интересного и недооцененного у нас исторического писателя. Но это, подчеркнем, исключения. Однако важно и другое: большинство тех авторов не витийствовали тогда на литературных сбеговках и не либеральничают теперь задним числом. Каковыми были, таковыми и казались.

Ну, а другие, кто не воспевал «пламенных», но жил и работал в ту же тягучую брежневскую пору, – мы-то безгрешны, что ли? Полезно в таких случаях спросить прежде всего с самого себя. Так вот: в 1961-м, совсем еще молодым автором, издал я в столичном «Учпедгизе» книжку с характерным названием: «Во имя народа. Очерк жизни и борьбы Александра Ульянова». Воспел я до небес несчастного юношу, который хотел учредить мировое счастье с помощью бомб, начиненных отравленными пулями, а бомбы те надлежало бросить среди бела дня на многолюдном Невском проспекте…

Ужасно это, как я сейчас понимаю, да разве я один! Тогда же, в самом конце пятидесятых, многие молодые интеллигенты полагали совсем иначе, того же держался и я. Опять спрошу: бранить нас за это или пожалеть? Но главное в ином: именно так я тогда и думал, а не играл роль. Поветрие было такое в обществе, род социальной болезни, и я тоже его перехворал. Неприятно мне теперь эту первую свою книгу в руки взять, но твердо скажу: совесть моя спокойна, ибо писал, как думал. Смешно и глупо было бы сейчас притворяться, что ничего не помню и не ведаю я о сентиментальном террористе.

Кто бросит в меня камень? Солженицын? Согласен принять удар из штата Вермонт, хотя и далековато оттуда до Москвы… Ну а кто еще? А ведь сейчас появился целый пучок людей, бывших членов Союза писателей и даже КПСС, что возвращаются сюда «из-за бугра» на сверкающих колесницах, мечут громы и молнии, разоблачают и получают. Вот о них-то и пойдет далее речь.

Самая беспристрастная область гуманитарных знаний – библиография. Вот уж истинно тут ничего «не вырубишь топором», хотя попытки такие предпринимались неоднократно. Даем ниже объективную библиографическую справку в хронологическом, как положено, порядке:

1970. Гладилин А. Евангелие от Робеспьера.

1971. Окуджава Б. Глоток свободы. Повесть о Пестеле.

Аксенов В. Любовь к электричеству. Повесть о Красине.

1972. Войнович В. Степень доверия. Повесть о Вере Фигнер.

1973. Войнович В., указ. соч., 2-е изд.

Корнилов В. Сказать не желаю. Повесть о В. Обнорском.

1974. Гладилнн А. Сны Шлиссельбурга. Повесть о Мышкине.

Аксенов В., указ. соч., 2-е изд.

1975. Орлова Р. Поднявший меч. Повесть о Джоне Брауне.

Поповский М. Побежденное время. Повесть о Н. Морозове.

Продолжим справку: тиражи тут обыкновенно достигали двухсот тысяч, авторский гонорар – наивысший для той поры. Поскольку серия выходила под знаком ЦК КПСС, то все книги были вне воздействия критики – о них либо молчали, либо скучновато хвалили. Кажется, только автор этих строк решился покритиковать в печати книгу Аксенова, причем никак не касаясь вопросов идеологии, а именно за «небрежение к солидной основательности, свойственной жанру», за «историческую приблизительность» («Вопросы литературы», № 10, 1973). Несмотря на сугубую академичность упреков, тут же мне стал возражать друг и коллега автора А. Гладилин, хотя и он соглашался, что книга «грешит беглой исторической разработкой» и ее «нельзя причислить к шедеврам биографического жанра».

Ну, о каких-либо «шедеврах» относительно данного книжного ряда не стоит даже поминать. Литературно-исторический уровень всех сочинений весьма невысок, куда уж. Некоторым исключением является книга покойной Р. Орловой: специалист по литературе США, она составила обстоятельное жизнеописание американского революционера прошлого века Джона Брауна, хотя искусственный «революционный пафос» и здесь до неприятности чрезмерен (в середине семидесятых подобного уже не требовалось).

А все остальные… Не хочу и не буду употреблять никаких осудительных слов, довольно их слышим мы ныне вокруг, но нельзя объективно не признать, что авторы чертили эти свои произведения «одной левой», кое-как, явно полагая их чем-то для себя второстепенным. Сейчас, когда все мы дожили наконец до относительной свободы слова, да и роль «пламенных» в судьбе несчастной России стала очевидной, составить литературный фельетон на данный сюжет легче легкого. Вот почему и не станем этого делать – бить лежачего. Книги самых известных писателей в этом ряду – Аксенова, Войновича и Гладилина – настолько безнадежно слабы, что в том может убедиться всякий непредубежденный читатель: книжного добра этого полно в любой библиотеке.