Южная звезда, стр. 29

— Там еще что-то есть, — сказал Сиприен и, снова засунув руку в зоб, вынул из него бильярдный шар. — Это шар мисс Уоткинс! — воскликнул он. — Подумайте только, шар этот Дада проглотил пять месяцев тому назад! Он, очевидно, не мог пройти в его желудок.

Отдав шар Бардику, Сиприен снова принялся за поиски, как археолог на древних римских развалинах.

— Деньги!.. Ключ!.. Гребешок!.. — продолжал Сиприен, вынимая один предмет за другим.

Вдруг он побледнел. Пальцы его ощутили вещь совершенно особенной формы. Нет… не могло быть сомнения в том, что это был за предмет! А между тем Сиприен просто не смел верить такой удивительной случайности. Наконец он вынул руку из зоба и поднял вверх найденную им вещь…

Какой крик вырвался из груди Джона Уоткинса!

— «Южная Звезда!»

Да!.. Чудный бриллиант отыскался, он не потерял своей прозрачности и блеска и сиял по-прежнему на солнце, как звезда; но странное явление: бриллиант переменил цвет и стал из черного розовым. Но «Южная Звезда» точно выиграла от этой перемены и стала еще великолепнее.

— Не потеряет он от этого своей стоимости, как вы думаете? — были первые слова Уоткинса, когда он пришел в себя от пережитого им радостного волнения.

— Нисколько! — ответил Сиприен. — Напротив, благодаря этой перемене цвета алмаз стал еще более редким: он, как видно, принадлежит к разряду «алмазов-хамелеонов»… По всей вероятности, в зобу Дада температура повышенная, потому что перемена цвета алмазов объясняется учеными резкой переменой температуры.

— Слава Богу! Ты возвратился, мой красавец! — воскликнул мистер Уоткинс, сжимая в обеих руках свой бриллиант, точно затем, чтобы увериться, что он видит его не во сне, а наяву. — Ты причинила мне много горя, неблагодарная «Звезда», теперь ты уже не убежишь от меня. — И, говоря это, фермер ласкал бриллиант взглядом и точно собирался проглотить его, как это сделал Дада.

Тем временем Сиприен приказал Бардику принести иголку с ниткой и тщательно зашил страусу зоб, потом шею и развязал веревки, которыми тот был связан. Дада очнулся, но сильно приуныл и не мог уже бежать куда бы то ни было.

— Как вы думаете, выздоровеет ли Дада? — спросила Сиприена Алиса, сильно взволнованная страданиями своего любимца, а также появлением бриллианта.

— Неужели вы полагаете, мисс Уоткинс, что я стал бы производить над Дада эту операцию, если бы не был уверен, что он поправится? Через три дня Дада будет совершенно здоров, и я не поручусь за то, что он не позже чем через два часа начнет снова наполнять мешок который мы только что у него опустошили.

Успокоенная этими словами, Алиса бросила на Сиприена взгляд, полный глубокой признательности, и это с избытком вознаградило его за все труды.

В эту минуту Джон Уоткинс, убедившись окончательно, что бриллиант ему не пригрезился во сне, а действительно составляет теперь его собственность, подошел к Сиприену и торжественно сказал ему:

— Господин Мере, вы оказали мне очень большую услугу, и я не знаю, чем отплатить вам за нее в свою очередь.

Сердце Сиприена тревожно забилось.

Отплатить! Но у мистера Уоткинса был на это в распоряжении очень простой способ! Разве ему было трудно исполнить свое обещание, отдать за него свою дочь: ведь он обещал ее руку тому, кто возвратит ему «Южную Звезду», и, говоря по правде, разве он не возвратил ее теперь Уоткинсу так же точно, как если бы привез ее из глубины Трансвааля?

Вот что думал Сиприен в эту минуту, но он был слишком горд, чтобы высказать свои мысли вслух; он был к тому же убежден, что фермер сам додумается до всего этого.

Но Джон Уоткинс не сказал ничего подобного, а, сделав своей дочери знак идти за ним, вышел из домика Сиприена и отправился домой.

Само собой разумеется, что Матакиту была тотчас же возвращена свобода. Бедняга уже был на волоске от смерти, и причиной тому было обжорство Дада.

Глава девятнадцатая

СТАТУЯ КОМАНДОРА

Счастливый Джон Уоткинс, теперь самый богатый фермер во всем Грикаланде, рассудил, что после того, как он дал обед в честь рождения «Южной Звезды», он теперь должен дать такой же обед в честь ее воскресения. Но вперед можно было сказать, что на этом банкете будут приняты все меры предосторожности, чтобы «Южная Звезда» снова не пропала, Дада не был приглашен на этот праздник.

На другой день с утра были сделаны все приготовления к торжеству, и длинные столы, растянутые по залу, гнулись под тяжестью разнообразных яств. В шесть часов собрались все гости; Сиприен по просьбе Алисы был тоже в числе гостей, но и он, и молодая девушка были печальны: миллионер Уоткинс уже не думал о том, чтобы отдать свою дочь за ничтожного инженера, «который даже не сумел сделать алмаз».

Да, вот как заговорил теперь старый эгоист, когда речь у него заходила с кем-нибудь о молодом инженере! Остальные гости были очень веселы, а хозяин сиял не менее своего бриллианта, который теперь поставил перед собой на столе. «Южная Звезда» лежала на голубой бархатной подушке в стеклянной коробке с металлическими полосками. Уже было выпито шесть тостов в честь нее; пили и за ее здоровье, за ее несравненную прозрачность, и за ее беспримерный блеск. Жара была нестерпимая. Мисс Уоткинс не принимала участия в общем ликовании; она время от времени взглядывала на Сиприена, и крупные слезы застилали ей глаза. Три громких удара в дверь мгновенно прекратили шумный говор гостей и звон стаканов.

— Войдите! — крикнул мистер Уоткинс своим грубым голосом.

Дверь отворилась, и на пороге показалась длинная худая фигура Якоба Вандергарта.

Все гости переглянулись, очень удивленные этим внезапным появлением. Всем в этом краю было хорошо известно, что Уоткинс и Вандергарт питают друг к другу неприязненные чувства. Все ждали чего-то важного. В зале воцарилась глубокая тишина. Все взгляды обратились на старого гранильщика. Тот стоял, скрестив руки на груди, не снимая шляпы с головы. Старик был одет во все черное и своим видом походил на призрак мести.

Мистер Уоткинс почувствовал неопределенный страх. Он побледнел и, стараясь преодолеть овладевшую им робость, заговорил развязно:

— Давненько, сосед Вандергарт, я не имел удовольствия видеть вас у себя! Какой добрый ветер занес вас сюда сегодня?

— Ветер правосудия, сосед Уоткинс! — холодно ответил старик. — Я пришел сказать вам, что после семилетнего затмения правосудие засияло наконец надо мной. Я вступаю во владение своей собственностью, и отныне россыпь, носившая и прежде мое имя, снова становится моей, Джон Уоткинс! Вы отняли у меня то, что принадлежало мне по праву, теперь вы обязаны возвратить мне присвоенное.

Джон Уоткинс не растерялся. Откинувшись на спинку кресла, он начал хохотать, стараясь смехом скрыть от посторонних глаз испуг, который леденил ему кровь.

— Старик сошел с ума окончательно! — сказал он присутствующим. — Я всегда был того мнения, что у него надтреснут череп. Вероятно, трещина эта расширилась за последнее время.

Все присутствующие разразились смехом при этой грубой шутке хозяина. Но Якоб Вандергарт не обратил внимания на веселость гостей Уоткинса.

— Подождите смеяться, — сказал он, вынимая из кармана бумагу. — Вот удостоверение кадастрового комитета, подписанное губернатором, в том, что планы Грикаландских россыпей составлены неправильно, а потому россыпь, отведенная вам, отныне, согласно новым планам, должна принадлежать мне и вы пользовались ею все это время в ущерб мне.

Джон Уоткинс хотя и не понял того, что говорил Якоб Вандергарт, но ему все же было достаточно ясно, что речь шла об отчуждении у него тех владений, которые он до сих пор считал своей неотъемлемой собственностью; он счел за лучшее притвориться, что принимает все это за шутку, но это ему не удавалось; тут глаза его упали случайно на «Южную Звезду», и она сразу возвратила ему самоуверенность, которую он уже начинал терять.