Нелюдь, стр. 4
«Голоса» появились в ночь с первого на второе августа. Тогда, несмотря на большую дозу снотворного, Анатолий Николаевич никак не мог уснуть, беспрестанно ходил в курилку и лишь после угрозы дежурной медсестры привязать его к койке затаился в палате. Внезапно появилось ощущение быстро наползающего ужаса. Голова разбухла, увеличившись почти вдвое. Все вокруг расплылось, замелькало. Потолок, пол, стены вертелись в бешеном калейдоскопе. Потом Колесников почувствовал себя подвешенным на простынях к потолку. Было трудно дышать. Казалось, что рот переполнен сломанными лезвиями и булавками, а нос забит мясом. Коричнево-зеленый свет заливал помещение. Неподалеку висел в воздухе сосед по палате Гена Ермолаев. Уродливые мохнатые существа в белых халатах резали ему ножами глотку и вставляли туда оркестровые трубы. Если Гена дудел тихо, в него загоняли шприцы, и он визжал как резаный.
Минут через десять кошмарное видение исчезло. Колесников понял, что никаких чудовищ в палате нет, а сам он сидит на койке, лихорадочно дрожа.
«Галлюцинация», – с облегчением подумал Анатолий Николаевич, и в ту же секунду страшные, нечеловеческие голоса заорали прямо внутри головы: «Сейчас, сейчас вытащим из тебя мозги!» Так продолжалось до самого утра. Лишь около пяти часов Колесников кое-как задремал. Утром за завтраком «голоса» вернулись. На этот раз они звучали из настенного репродуктора. Один тонкий, писклявый, другой хриплый, гнусавый. «Надо убить Колесникова... Зарежем!.. Лучше повесим... Нет, вытащим мозги и съедим!.. Поджарим... задушим...»
Галлюцинации преследовали весь день. Невидимых убийц стало значительно больше. Теперь они именовали себя «группой захвата» и непрестанно спорили о способах казни Анатолия Николаевича, обсуждали детали, время приведения приговора в исполнение. В конце концов они договорились убить его утром пятого августа, вынуть сердце, отрезать член и подарить их главному врачу Афонину, который, оказывается, тоже был в доле.
Поэтому четвертого вечером Колесников сбежал, выкрав ключ у пьяного санитара. До глубокой ночи он прятался в глухих закоулках, на помойках, шарахался от каждой тени, как затравленный зверь. Мысль вернуться домой он отверг сразу. Супруга с дочерью и зятем, упрятавшие Анатолия Николаевича в психушку, с огромным удовольствием отдадут его в руки палачей.
Около двенадцати ночи Колесников обнаружил этот подвал и в первый момент не поверил своему счастью. Голоса исчезли! Тогда он решил остаться здесь навсегда... В полуметре от него неторопливо прошла важная жирная крыса. Колесников проводил ее равнодушным взглядом...
Получив фотографию предполагаемого маньяка-убийцы, участковый старший лейтенант Николай Абакумов рьяно принялся за дело. Чутье подсказывало – на этот раз ему обязательно повезет! Начальство по достоинству оценит способности Абакумова, перестанет считать балбесом! До сих пор фортуна ни разу не улыбалась Николаю. Единственной оперативно-розыскной удачей была поимка бомжа, укравшего с веревки вывешенную для просушки простыню и пытавшегося обменять ее на стакан водки в ближайшей забегаловке.
Абакумов страшно гордился успехом, а гады-сослуживцы издевались, называли Шерлоком Холмсом и просили поделиться опытом. Ну, ничего, придет время – он всем им покажет, заставит прикусить блудливые языки! Предчувствие не обмануло старшего лейтенанта. Начав опрос жителей своего участка, он буквально через полчаса нашел свидетеля – пенсионерку Фаину Тихоновну, злую нечистоплотную старушонку, хорошо известную в местном отделении милиции. Фаина Тихоновна не теряла даром ни одной минуты: либо подслушивала и подсматривала, либо собирала и распространяла сплетни, либо писала кляузы на соседей. Сей титанический труд отнимал массу времени, на сон оставалось от силы три-четыре часа, но Фаина Тихоновна не жаловалась. В молодости неутомимая общественница, активистка и стукачка – она даже на старости лет не сложила оружия и, не жалея собственного здоровья, продолжала приносить посильный вред окружающим.
– Как же, как же, видела ирода, знаю, где прячется! – радостно затараторила общественница, едва взглянув на предъявленную Абакумовым фотографию. – В подвале нашего дома, сама видела! А что он натворил?!
– На Ельцина покушался, – пошутил участковый. Бабка сладострастно затрепетала. Сплетен теперь на целый месяц хватит!
Группа захвата сработала четко, слаженно, прямо как в кино. Задремавшего Колесникова ослепили светом мощных фонарей, оглушили ударами прикладов и, защелкнув наручники, выволокли на улицу.
«Вот и все, – отчаянно думал несчастный шизофреник. – Пришли те самые, которые сговаривались меня убить! Сейчас вырвут сердце, отрежут член и подарят главному врачу Афонину! Надо бежать, бежать!»
Оттолкнув плечом одного милиционера и ударив ногой в пах другого, он рванулся вперед, не разбирая дороги. Тело, ослабленное болезнью и голодом, слушалось плохо, дыхания не хватало, поэтому все десять пуль, посланные оперативниками вслед беглецу, попали в цель.
Советник юстиции Попенко, следователь Красиков, участковый Абакумов и члены группы захвата торжествовали недолго. Ровно через два дня в лесопарке обнаружили труп семилетней девочки, убитой тем же способом, что и предыдущая жертва. По данным судебно-медицинской экспертизы, смерть наступила четыре-пять часов назад. К тому времени бедолага Колесников, которому успели присвоить помпезную кличку Мичуринский Потрошитель, был давным-давно мертв.
Глава 3
г. Н-ск. Начало мая 1980 г.
Маленькое белое одноэтажное здание морга спряталось в самом дальнем углу больничного сада. С трех сторон домик окружали густые заросли деревьев. Люди, за исключением родственников умерших, заглядывали сюда редко, да и тех было немного, поскольку морг обслуживал только больницу и посторонних мертвецов в него не принимали. Сторож же Петрович обычно так наклюкивался дармовым медицинским спиртом, что мало чем отличался от своих подопечных. Иногда здесь появлялись врачи-патологоанатомы, делали вскрытие, но происходило это во второй половине дня, ближе к вечеру, а сейчас часы показывали половину восьмого утра.
Тем не менее мальчик в школьной форме держался очень осторожно, беспрестанно озирался по сторонам и ступал на цыпочках, стараясь производить как можно меньше шума. Он испытывал смешанное чувство возбуждения, предчувствия удовольствия и дикого, животного страха. Вдруг кто-нибудь заметит и, взяв за ухо, отведет к директору школы?! При одной мысли об этом его кидало в дрожь, на прыщеватом лице выступали капли пота, но преодолеть искушение не хватало сил.
Наконец он достиг цели – замазанного краской окна. Красил его Петрович, приняв предварительно на грудь пол-литра неразбавленного спирта, поэтому на окне осталось много просветов, сквозь которые можно было без труда разглядеть все находящееся внутри помещения. Дрожа от волнения, мальчик приник лбом к холодному стеклу.
На цинковом столе лежало обнаженное тело пожилой женщины с грубым швом на впалом животе. Она умерла от цирроза печени, возникшего на почве алкоголизма, и даже при жизни не отличалась красотой, а сейчас, изуродованная смертью, выглядела на редкость безобразно. Однако для мальчика это не имело никакого значения. Трясущимися руками он поспешно расстегнул ширинку, вытащил наружу напряженный красный член и, не отрывая жадного взгляда от покойницы, принялся лихорадочно онанировать. За несколько секунд рубашка насквозь пропиталась едким потом, на тонких губах выступила слюна...
...– Почему опять опаздываешь?! – спросила учительница, мельком взглянув на стоящего в дверях ученика.
– Я помогал больной старушке с палочкой дойти до дому, ей стало плохо с сердцем, – скромно потупив глаза, ответил он.
– Молодец, – улыбнулась Людмила Петровна, – иди на свое место!
– Спасибо, – вежливо поблагодарил мальчик, устраиваясь за предпоследней партой и доставая из портфеля учебники.