Ведьма Минари (СИ), стр. 70

— Не успели. Подох, — равнодушно пожал плечами орк, глядя на застывшего с чудовищной гримасой на лице Сита.

Ректор печально вздохнул и вдруг прищурился, вглядываясь в уходящий вниз коридор. Из двери внизу вышел бывший министр. Он стоял, пошатываясь из стороны в сторону, и держась одной рукой за дверной косяк.

— Убей меня, Янир, — произнес он и сделал шаг к нему навстречу. — Я не хочу жить без Магии.

Угхрак зарычал и подался вперед.

— Стой, — удержал его ректор, — он преступник, его будут судить.

— Убей, Янир… я убил своего сына.

Крик за их спинами был настолько жуткий, что даже орк вздрогнул и отскочил в сторону. Леди Алитея неслась по коридору, и руки ее плели смертельное заклятие. Ректор бросился вперед, выставляя щит.

— Беги за подмогой, Ухграк, она с ума сошла, — кричал он, пока обезумевшая Магесса одно за другим бросала смертельные заклятия и пыталась прорвать щит.

Наконец, подмога прибыла, и выдохшуюся женщину удалось скрутить и с трудом увести. Потерявшего Магию министра вывели в кабинет и, связав обычной веревкой, повели к выходу мимо застывших от удивления придворных. Шокированные вельможи расступались и только с ужасом глядели вслед.

— Вы видели? Видели? — шептались они. — У него больше нет Магии, ему даже блокирующего амулета на шею не одели. Какой позор.

— Боги наказали, — задумчиво изрек лорд Кумино и толпа единодушно подхватила эту мысль.

Вирт смотрел на спящую жену и не мог оторвать от неё глаз. Она спала в его постели, завернутая в его халат, и укрытая одеялом до самого носа, и все еще продолжала мерзнуть. 'Последствия кровопотери', — сказал лекарь. Он предложил оставить ее в армейском лазарете или отвезти к городскому целителю, но Вирт отказался. Он не мог позволить, чтобы ее опять забрали. Он только спросил, как за ней ухаживать и лекарь, пожав плечами, изрёк: 'Хорошая еда и сон. Руки я перебинтовал. Если умеете, можете залечить шрамы'. Вирт кивнул и порталом перенес жену в свой дом.

С помощью Теи и госпожи Клеи, которая примчалась, как только узнала, что Минари нужна помощь; он выкупал и переодел её; и теперь лежал рядом, крепко прижимая к себе, и согревая своим теплом. Он сжал ее ладошку и с нежностью погладил тонкое запястье, на котором больше не было шрамов. Минари зашевелилась и повернулась на спину, раскрываясь и потягиваясь. Вирт осторожно дотронулся до ее плеча и с облегчением вздохнул, она перестала дрожать. Он убрал с ее лица упавшие волосы, и она распахнула глаза. Какое?то время ее взгляд был еще затуманенным, и она находилась между сном и реальностью, но вот осмысленное выражение промелькнуло в их глубине, и она бросилась к нему на шею, обнимая руками и ногами и лихорадочно шепча.

— Вирт, миленький, ты живой!

Он прижал ее к себе и сел на постели, удерживая ее на руках и крепко обнимая.

— Девочка моя, все хорошо, мы дома, все кончилось.

Но она все равно продолжала цепляться за него, и отказывалась открывать глаза, боясь, что это сон.

В дверь постучали, и госпожа Клея встревожено спросила, что случилось.

— Все в порядке, — крикнул Вирт и на всякий случай послал в дверь блокирующее заклинание. Ему не хотелось, чтобы кто?то, пусть даже госпожа Клея, увидел их в этот момент.

— Минари, любимая моя, родная, ну, что ты? Все же хорошо, — целовал он ее заплаканные глаза и дрожащие губы и никак не мог успокоить. Понял, что сама она не успокоится, и отнес ее в ванную. Открыл воду, посадил на бортик и начал умывать, как маленькую, смывая слезы с глаз и заставляя вытить воды.

Я отдала ему пустой стакан и в последний раз судорожно икнула.

— Я все равно не верю, что ты жив, — покачала головой и закрыла рукой рот, пытаясь сдержать очередные рыдания.

— Жив, — Вирт встал рядом со мной на колени и положил мою ладонь себе на грудь, — я теплый и сердце бьется. Чувствуешь?

— Вирт, — скользнула к нему на пол, обняла и прижалась лицом к груди, — не уходи от меня больше. Пожалуйста.

Он обнял меня и погладил по спине.

— Никогда. Я сам себя проклял, что оставил тогда одну в трактире.

— Я думала, они убьют тебя.

— Ну, что ты, — он встал и потянул меня за собой, — можешь идти? — спросил, и, не дожидаясь ответа, подхватил на руки.

— Могу, — кивнула я, и прижалась к нему, счастливая, что он со мной.

Он посадил меня на кровать и подвинул прикроватный столик, на котором кто?то заботливый поставил закутанный в полотенце куриный бульон, вареные яйца, масло и булочки.

— Надо покушать, он подал мне тарелку и ложку и застелил колени полотенцем.

В животе сразу заурчало, и я вдруг поняла, что просто до боли хочу есть.

— А ты? — спросила, проглатывая бульон и с жадностью следя за тем, как он чистит яйца.

— Я поем, как только ты поешь, — он протянул мне яйцо и намазал булочку маслом.

— Извини, я очень голодная, — попыталась оправдаться я, доедая второе яйцо.

— Кушай, — он с нежностью посмотрел на меня и пододвинул ко мне булочку.

— А мяса у нас нет? С кровью? Или печенки? — спросила, с надеждой вглядываясь ему в глаза.

— Сейчас найдем, — рассмеялся он и позвал Тею.

— Тея, попросили принести нам мяса. И печенки и вообще пусть полный обед принесут.

Тея улыбнулась и до нас донесся ее радостный крик с лестницы.

— Госпожа Клея, она проснулась, с ней все в порядке, она есть просит.

Я услышала причитания, спешащей по коридору целительницы, перевела взгляд на улыбающегося мужа и только сейчас поняла, что все плохое действительно закончилось.

ЭПИЛОГ

Неожиданное воскрешение Императора совпало с чудесным избавлением города от смуты и окончательного разграбления, что не могло не сказаться на мнении о нём в народе. Его опять любили бедняки, боготворили вельможи, и вообще, такого искреннего почитания и любви он, наверное, не знал за всю историю своего правления. Единственное, что мешало ему жить — отсутствие того, кто подхватил бы брошенное, споткнувшимся министром, бремя. Император по — прежнему был ленив и упрямо не желал меняться, но страх очередного переворота заставлял в этот раз более ответственно подойти к выбору кандидата.

Сейчас он сидел в кабинете восстановленного в должности ректора Янира и рассказывал ему, о состоявшемся два дня назад суде над бывшим Первым министром, господином Легоро.

— Мне даже его как?то жалко стало. Все?таки столько лет при мне верой и правдой прослужил.

— Что, простите? — ректор удивленно вскинул голову.

— Я не то хотел сказать, — почувствовал себя неловко Император, — просто у него такое горе. Магии лишился, сыновья погибли, жена убить хочет, а я его на каторгу. Вот даже из дворца сбежал, чтобы не видеть, как его по этапу поведут.

— А что ж прикажете, его опять в императорскую канцелярию на теплое место? — хмуро прервал императора ректор.

— Как у Вас всё просто, — сник Император, — а Вы пробовали управлять этой канцелярией? Это ж свора диких собак! И это я еще про Ковен молчу! Вот где настоящие шакалы собрались.

— Ничего, Ваше Величество, это всё поправимо. Я не сомневаюсь, что Вы справитесь и даже еще лучше министра найдете, не такого нечистоплотного, — оборвал его ректор.

— Вот и я о том же! — Резко повеселел император и подошел к зеркалу на стене, — И я настаиваю, чтобы именно Вы приняли этот пост. Я доверяю Вам и высоко ценю Ваши заслуги, — он стал в профиль и втянул живот, — Вы благородны, умны, пользуетесь огромным авторитетом в магической среде и способны вывести нашу несчастную страну из той глубокой ямы нищеты и упадка, в которое ее завело преступное правление бывшего первого министра. — Он, наконец, достаточно налюбовался своим, как его убеждали, похудевшим за время лишений телом и отошел от зеркала.

Ректор только поморщился, он уже в десятый раз выслушивал это предложение и столько же раз отказывался. Все эти дни ему удавалось ссылаться на плохое самочувствие и старость, и игнорировать настойчивые приглашения из дворца в надежде на то, что император найдет себе другую жертву. Но вчера Вирт самым беспардонным образом окончательно подставил его, заявив, что у него с женой до сих пор не было медового месяца и они уезжают в его родовое имение на пару недель. У него даже хватило наглости заявить, что учитель Кагг полностью оправился после казематов Ковена и согласился взвалить на себя административные дела, а своих студентов он милостиво отпускает на каникулы. И вот теперь их величество не побрезговал лично явиться в Академию и уже битый час уламывал его занять место Первого Министра.