Корабль Роботов. Ветви Большого Дома. Солнечный Ветер (сборник), стр. 9
— Подождите. Ведь вы… Сначала я вам не поверил — ни единому слову. Версия об аварии — это для Толейко. Плюс ваша капсула — люди таких не делают. Потом, я просматривал справочник, — он говорил торопливо, будто боялся, что не успеет. — Я отыскал вашу фамилию. Двое, муж и жена, пропали без вести очень много лет назад. При невыясненных обстоятельствах, но все равно. Это случилось слишком давно. Следовательно…
Их взгляды встретились через двойное стекло шлемов. Бабич запнулся, но продолжал: — Потом я забыл это чувство. Мне стало обидно, что вы не захотели меня взять. Но теперь оно вернулось. Я не знаю, кто вы такой. Я не знаю, откуда вы. Из будущего, из параллельного мира, откуда — нибудь еще. В любом случае я счастлив, что дверь приоткрылась. И если бы я мог хоть раз взглянуть туда, где я вас подобрал…
— Бросьте, Николай, — сказал Александр Синяев. — Вы сами знаете, там никого не было. Главное — ваше предчувствие. Из будущего поступает непрерывный поток информации, но немногие, и очень редко, могут его принимать…
— Родина творчества — будущее, — процитировал Бабич. — Оттуда доносится ветер богов слова… Это Велимир Хлебников, русский поэт XX века…
— Именно так. Родина творчества — будущее.
Некоторое время они шагали молча, пока не остановились около пульта управления. Бабич рассматривал его с восхищением. В нем проснулся профессионал.
— Как все сложно! — воскликнул он наконец.
— Наоборот. Их космонавты предпочитали максимально простые решения.
— И вы знаете, как им пользоваться?
— Мне известны далеко не все функции этого многоцелевого устройства, — признался Александр Синяев. — Но кое — что я умею. Что вас конкретно интересует?
Угадать ответ не представляло труда.
— Я штурман. Значит, навигационные задачи.
— Нет ничего проще, — сказал Александр Синяев.
Он коснулся крохотной сферы, приклеенной к лицевой стене над сиреневой полосой привода экстренной связи. Стена вместе с пультом немедленно отодвинулась от людей, пол ушел из — под ног, и помещение рубки приняло форму громадного шара. Они находились на равном удалении от всех стен, висели в воздухе, хотя у Александра Синяева оставалось четкое ощущение, что они стоят на полу, привязанные к нему магнитными подошвами. Стены рубки окутал мрак. Предмет, к которому прикоснулся Александр Синяев, раздулся, став глобусом метрового диаметра. Он лежал в воздухе перед ними, в геометрическом центре помещения. От него отделилась короткая сверкающая игла.
— Вы рисуете здесь какой — нибудь звездный пейзаж…
Александр Синяев прошелся иглой по поверхности глобуса. На стенах рубки, против точек, к которым он прикасался, загорались звезды. Он ограничился сотней покрупнее и кое — где пририсовал пятнышки туманностей. Бабич молча следил за этими манипуляциями.
— Я набрал небо района, куда мы собираемся переместиться. — объяснил Александр Синяев. — Теперь следует сделать так.
Он ударил по глобусу ребром ладони, активируя двигательную систему. Рука отскочила, как от мяча, а глобус уже слабо пульсировал, и светлые точки на его поверхности медленно гасли. И так же медленно тускнел рисунок созвездий на черных стенах рубки.
— Вот и все. — сказал Александр Синяев.
Бабич смотрел на него потрясенный.
— Где мы теперь находимся?
— На прежнем месте. В двух мегаметрах от «Земляники».
Бабич выглядел разочарованным.
— Почему?
— Такого неба нет, — объяснил Александр Синяев. — По крайней мере, на Млечном Пути.
Бабич молчал. В его глазах была просьба. Отказать было невозможно. Александр Синяев передал ему иглу. Раза четыре Бабич ткнул глобус, регулируя силу нажима. После удара шар каждый раз начинал пульсировать, и небо над ними гасло — жуткое, дикое небо с одной заблудившей звездой. Потом Бабич начал старательно выкалывать звездный небосвод. Александр Синяев сразу его узнал. Это было то самое небо — разумеется, слегка искаженное. Бабич ударил по шару, тот запульсировал, и звезды на стенах рубки снова медленно потускнели. Бабич посмотрел вопросительно.
— Что я сделал неправильно?
Небо, — объяснил Александр Синяев.
Все было естественно. Бабич был там всего один раз, очень недолго, и неправильно передал рисунок созвездия Четырех Воинов. Кроме того, у него дрожала рука, и некоторые звезды получились переменными.
— Попробуйте еще, — предложил Александр Снняев.
Бабич быстро заработал иглой. Когда он дошел до Четырех Воинов, Александр Синяев остановил его.
— А как же все — таки ваши товарищи?
Бабич отрицательно покачал головой. Тогда Александр Синяев молча скорректировал его руку, пририсовал сверху диск Дилавэра и ударил по шару ребром ладони.
Глава 4. Место работы
Глобус не шелохнулся. Звезды стали ярче и резче, потеряли расплывчатость очертаний. Кроме тех, которые были, на стенах рубки засветились мириады более слабых. Под ногами вспыхнул ослепительный диск Лагора, и крошечное пятнышко Дилавэра приобрело голубоватый оттенок. Бабич оглядывал стены рубки, превратившиеся в окна обзора.
— А можно приблизиться к планете?
— Конечно.
Александр Синяев наметил окружность вокруг пятна Дилавэра. Удар — и оно вросло в раздвинутые границы.
Бабич взял иглу из рук Александра Синяева. Планета падала к ним, как купол парашюта. Потом остановилась, закрыв небосвод, превратилась в пятнистую крышу. Облака громоздились над ними, как опрокинутые торосы. На дне прозрачных провалов синело зеркало океана. Все было как на ладони, и лишь станция скрывалась вдали, за поворотом орбиты. Синяев отобрал у Бабича сверкающую иглу и вложил ее на место, в висящий перед ними глобус. Он немедленно съежился, и рубка приняла первоначальный вид.
— Вы хотели приключений, — напомнил Александр Синяев. — Тогда поторопимся.
Они уже бежали к выходу.
— В тамбур? К нашему катеру?
— Нет, найдем что — нибудь ближе.
Они влетели на стартовую палубу. Десантные диски культуры Маб стояли рядами, как тарелки серебряного сервиза.
— Скафандры, — скомандовал Александр Синяев. — Больше они не понадобятся.
Они одновременно сорвали шлемы, и Бабич закашлялся в душном воздухе звездолета. В ноздри полезли запахи. Александр Синяев знал их язык. Они звали в тоннели, обещали покой. Но этот язык был рассчитан на неподготовленного.
— Ну и аромат, — без радиотелефона голос Бабича звучал уже непривычно. — Как на вокзале!
Он не ошибался — это и был вокзал, пересадочный пункт, и они торопились, как транзитные пассажиры. Александр Синяев опоясался кобурой и бросил скомканный скафандр в угол. Бабич поступил так же. Скафандры сразу исчезли, словно сдутые ветром.
Они лежали внутри диска, разделенные прозрачной перегородкой. Звездолет растворялся на фоне неба, прячась в защитном поле. Они стартовали без шума и перегрузок, и Александр Синяев закладывал крутое пике, уводя диск в облака. Клочковатый туман уносился назад, не замечая вторжения.
Пике завершилось. Диск, как беззвучный призрак, мчался уже вверх, по восходящей ветви параболы, почти отвесно. Облака остались за флагом, и в густой черноте на курсе блеснуло сооружение станции. Она вырастала, темнея причальной трубой. Сбоку шевельнулись стволы лазерных батарей. Не для салюта, но все равно. Они проспали, слишком поздно пришли в движение. Дело было сделана. Диск швартовался, а люди уже покидали эллинг, стараясь не греметь по металлу.
Вскоре далеко впереди послышался звук, которого ждал Александр Синяев. Он потянул Бабича в ближайшую нишу, под прикрытие тени. Мимо прогрохотало — будто по коридору пробежало растянутое метров на шесть десятиногое чудовище, обутое в подкованные сапоги. Пять солдат — скоро появятся и отставшие. Они не заставили ждать. Еще один отряд прогромыхал в темноте, торопясь к причалу. Наступила очередь людей.
— Пошли, — скомандовал Александр Синяев, и они понеслись по звонкому полу, повторяя повороты тоннелей. Путь преградила стена. Александр Синяев нащупал рукоять лучемета и рванул дверь.