Вновь, или Спальня моей госпожи, стр. 44
13
Алек открыл глаза. Рассвело… Какая-то комната с окнами, занавешенными портьерами в голубую полоску… Где он? Ах, да, у Дженни. И эта напряженность во всем теле, даже в полусне не покидавшая его. Тяжесть неудовлетворенного желания… он вспомнил все.
Но Дженни рядом не было. Он ощутил ее отсутствие немедленно, инстинктивно. Рывком приподнялся, ища ее глазами. Господи, только бы не ушла!
…Она спала в белом плетеном кресле, свернувшись калачиком, словно ребенок. Между колен зажата упаковка бумажных носовых платков. Она выбралась из постели, чтобы поплакать.
Должно быть, она проснулась — и в свете занимающегося нового утра вчерашняя уверенность в себе оставила ее…
Каково было ей проснуться в собственном доме в комнате для гостей? Кем он показался ей в тот момент? Наверное, она села в постели и долго смотрела на него, безмятежно спящего и, в общем-то, чужого. Но ведь она не скрылась в свою спальню —плакать в окружении привычных и знакомых вещей. Там слишком многое напоминает о былом. И ей легче вынести присутствие постороннего человека, чем эти воспоминания. Воспоминания о Брайане…
Пол у кресла был завален книгами, и ему пришлось сдвинуть их, чтобы опуститься на колени перед ней. Она была в той же разорванной рубашке, от сонного дыхания ткань на груди поднималась и опускалась. Она прижалась щекой к плетеному подлокотнику — когда она проснется, на щеке останется красная отметина.
Дженни шевельнулась. Ему мучительно захотелось взять ее на руки, перенести на кровать, успокоить. Но она все еще сжимала в руке скомканный носовой платок и, даже спящая, казалась очень одинокой, — несчастной, полной воспоминаний о другом.
«Он того не стоит» . Нежно, осторожно Алек забрал у нее платок. Почему она связала свою жизнь с недостойным ее человеком? «Я здесь, Дженни… И если ты полюбишь меня…»
Он отвернулся, чтобы бросить скомканную бумажку в корзинку для мусора. Автоматически взглянул на часы.
Двадцать пять минут восьмого. Боже праведный! Репетиция началась десять минут назад. Неужели так поздно? Он не проспал ни разу в жизни! Алек быстро и бесшумно оделся. Побриться и принять душ можно и в студии.
Он снова опустился на колени возле Дженни. Нежно коснулся руки. Не мог он уйти не прощаясь! Он ласково погладил ее и шепотом позвал:
— Дженни…
Ресницы вздрогнули. Мгновение она глядела на него затуманенными глазами. Она тоже не сразу поняла, где находится. Алек чувствовал это так же ясно, как если бы это происходило с ним. Он словно физически ощутил, как с пробуждением на нее вновь наваливается тяжкое бремя, сокрушая ее, ломая, придавливая к земле…
— Уже почти полвосьмого, мне пора. — Не было смысла извиняться и что-то объяснять. Если он не появится на работе, ей тут же позвонят из студии: «Бросай все! Алек не пришел. Надо срочно переписать сценарий сегодняшней серии! Немедленно!» Самое лучшее, что он может для нее сделать — бегом бежать в студию. — Должно быть, они уже начали.
— Они…
Алек понял, что кроме горя, на нее наваливается ужас. Каково ей будет появиться в студии, ловить сочувственные взгляды…
Это будет тяжко. Но Алек не собирался успокаивать ее лживыми словами. Он сам прошел через такое, работая в «Аспиде» — день за днем, приходя на работу, слыша, как шепчутся за спиной те, кто тайком радуется чужой боли.
— Сегодня понедельник. — Только этим он мог ее утешить. — По понедельникам ты всегда дома. Не меняй своих правил. Не появляйся до завтра в студии. А я вернусь, как только закончу…
— У меня все будет в порядке.
— Я знаю, — именно это ей нужно было сейчас услышать. — Но все равно не приходи, не создавай себе липших проблем…
Пора было идти. Время шло.
— Я смогу выйти из дома?
Он вспомнил, как вчера вечером Брайан, уходя, запирал дверь.
— Нет, — Дженни провела ладонью по лицу, потом пригладила всклокоченные волосы, пытаясь окончательно пробудиться. — Нужен ключ — Брайан говорит, что мы всегда должны… — она осеклась, вспомнив, что это «мы» сейчас неуместно. — Просто захлопни дверь.
Ей больше не было дела до порядков, заведенных Брайаном.
Брайан вычеркнут из ее жизни. Алек ощутил торжество, смешанное с горечью и грустью. Совсем как вчера, когда он забрал у Брайана ключ.
…Рита наотрез отказывалась уходить. Она хотела снова войти в дом, чтобы присутствовать при разговоре, полагая, что имеет на то полное право. Но Алек был иного мнения. И как бы она не выпячивала свою хорошенькую челюсть, он был настроен не менее решительно.
Но он не мог оставить ее одну здесь, на вымощенной плитами дорожке, отделявшей дом Дженни от тротуара. Было уже темно, а на ней эта дурацкая сетка из кожи. Алек присел, опершись на темнеющее вечернее небо. Звезд не было видно — лишь облака слегка подсвечивались городскими огнями.
Рита попыталась заговорить с ним, рассказать, что произошло между ней и Брайаном, как начался их сумасшедший роман.
— Помолчи, Рита, — он даже не оторвал глаз от ночного неба. — Мне неинтересно.
— Но…
— Ни слова, я сказал. Я с тобой только потому, что не знаю, насколько здесь безопасно в это время. — Слова были почти грубыми, но голос звучал на удивление мягко. — И не собираюсь тебя выслушивать.
— Черт тебя побери! — Рита не привыкла, чтобы с ней так говорили. Она устремилась к воротам — маленький тайфун с болтающимися во все стороны кожаными шнурками. Но в следующую же секунду ей крикнули что-то сальное из проезжавшей мимо машины, и пришлось ретироваться.
— Ты на ее стороне, да? — она сверкнула глазами.
Алек не ответил.
— Не пойму, — она перебросила через плечо кожаный шнурок. — Почему все находят ее столь великолепной? И считают, что она способна творить чудеса!
Алек продолжал хранить молчание. Детку заела популярность Дженни. И что делает детка? Уводит у Дженни мужчину!
«Соберись с силами, сладкий ты мой пончик. Ты дрянь, но он еще хуже. Знала бы ты, что он с тобой сделает.»
Рита еще пару раз попыталась начать разговор, но вскоре поняла, что Алеку плевать на нее — настолько, что он даже не собирается блюсти этикет. Разумеется, он не бросит ее, полуголую, на улицах города ночью, но и только.
Так они и ждали — она нервно ходила по дорожке, а он созерцал ночное небо. Наконец послышались шаги Брайана. Он вышел из дома и тут же повернулся спиной к ним, поворачивая в замке ключ, — Алек даже не успел разглядеть выражение его лица.
И тут Алек вскочил. Протянул руку:
— Дай-ка.
— Что? — Брайан был озадачен. Он ничего не понимал.
— Ключ, — приказал Алек. — Ключ Дженни. Отдай мне. Я верну его ей.
— Но…
— Никаких «но». Ты женат на другой. Тебе теперь не нужен ключ от этого дома.
— Но я здесь живу! И все мои вещи…
— Свои вещи заберешь позже. Ты здесь больше не живешь. — Неужели Брайан не подумал об этом? «Юридически дом принадлежит мне», — сказала Дженни. — Дай ключ!
— В чем дело? — подскочила к ним Рита. — Почему он должен отдавать ключ? Пусть она уезжает отсюда, а не мы!
Алек не отреагировал. Он допускал, что выглядит смешно. Какая, в сущности, разница, если ключ еще недельку полежит в кармане у Брайана?
Но все равно он был полон решимости отобрать его и тотчас же возвратить Дженни.
— Ключ, О'Нил. Ключ!
А что он будет делать, если Брайан не отдаст ключ? Сунет в карман и побредет себе прочь отсюда с молодой красавицей женой?
Тогда Алек убьет его.
Он не был в эту минуту ни Лидгейтом, ни канадским симпатягой-фермером. В нем кипела кровь предков-шотландцев. Разум мутился. Три поколения предков-канадцев не смогли охладить крови пращуров, бросившейся в лицо. Он был членом клана Камеронов. И этот человек оскорбил женщину Камерона! Пусть все началось с простой просьбы вернуть ключ. Пусть они — два цивилизованных человека на бруклинской улице. Но все может закончиться большой кровью, и этого Алек желал всем сердцем.