Собрание сочинений в девяти томах. Том 9. Клокочущая пустота, стр. 99
Несмотря на слезы, Франсуаза, тоже рыдая, украдкой взглядывала на скрытое мантильей лицо незнакомки, и когда та, чтобы вытереть платком заплаканные глаза, приоткрыла мантилью, успела заметить жаркую красоту испанки, снова скрытую за мантильей.
Немногие друзья прямо с кладбища отправились к Кола Лебре, в его лавочку, рассуждая по дороге, кто бы это могла быть. Называли принцессу Монпансье, графиню де Ла Морлиер, старую баронессу де Невильет или даже герцогиню де Шеврез. Для Франсуазы все они были одинаково ненавистны, и она даже на холмик, возникший над могилой, смотрела с неукротимой ревностью.
Незнакомку узнал только один писатель Ноде, который даже герцогу д'Ашперону не сказал об этом, больше того, он не решился бы признаться в том самому Сирано, встань вдруг тот из могилы.
Молча ехали они с герцогом д'Ашпероном в его карете вслед за каретой незнакомки.
– Какой был человек, ваша светлость! – вздохнул Ноде. – Какой человек! Монахам так и не удалось уломать его.
– Сломать его им удалось, – отозвался герцог, – но не сломить. Я помогу Кола Лебре издать его трактат. Тогда о нашем Сирано можно будет сказать: «ОТРИЦАЯ БЕССМЕРТИЕ, ОН ОБРЕЛ ЕГО».
– Как жаль, что его так широко задуманный трактат «Государства Солнца» остался незаконченным.
– Будущие поколения закончат его, – задумчиво произнес Великий Вершитель Добра. – Мечта о светлом непременно осуществится, если человечество не истребит само себя. Однако, друг мой Ноде, вы в своей неисправимой галантности расточаете любезности даже незнакомым дамам, – неожиданно переменил тему разговора герцог д'Ашперон.
– Нет, почему же… – начал было Ноде, но осекся.
Герцог д'Ашперон понимающе улыбнулся и, откинувшись на спинку сиденья, замолчал.
Кареты въехали в Париж.
Эпилог
Умер герой, умер философ, умер поэт!
Молва приписывала ему прежде всего черты забияки-дуэлянта, становясь в тупик перед нежданной переменой, когда он оставил шпагу для науки, литературы, поэзии. По-разному старались это объяснить различные биографы, подчас пренебрегая одной из самых удивительных загадок, связанных с Сирано де Бержераком, его поразительными знаниями достижений нашей цивилизации, так далекой для XVII века. При этом без всякого внимания относились к свидетельствам самого Сирано де Бержерака, уверявшего в своих трактатах, что со всеми удивительными вещами, которые должны были поражать его современников (но поражают и нас три с половиной столетия спустя), его познакомил… инопланетянин…
В прологе к последнему роману о Сирано я рассказал о своей несостоявшейся встрече с французским журналистом, которую автор с помощью воображения представил себе.
Но я остался бы в долгу перед читателем, если бы не рассказал о подлинной встрече с французским писателем, которая все-таки состоялась, когда роман уже был завершен.
Она состоялась осенью 1984 года в Доме дружбы, но не в самом особняке, принадлежавшем когда-то Савве Морозову, а в примыкающем к нему здании, ставшем филиалом Дома дружбы, в уютной гостиной с располагающей к беседе мягкой мебелью.
Мы вчетвером, три писателя-фантаста и бывший редактор журнала «Изобретатель и рационализатор», представитель Союза журналистов СССР Рем Щербаков, ждали приехавшего из Парижа заместителя главного редактора популярного журнала «Сьянс э ви» («Наука и жизнь») господина Жана Рене Жермена.
Французские гости задерживались в Звездном городке, где их радушно принимали космонавты.
По телефону сообщили, что они уже выехали, а их все не было. Один из моих друзей сидел, как на угольях, у него были какие-то дела, и он, увы, ушел, так и не дождавшись французов, вернее француза и его советского провожатого, служившего ему переводчиком.
Впрочем, переводчика ему даже и не требовалось. По какому-то совпадению или наитию (прошу читателя поверить мне безусловно, что пролог был написан почти за год до этой встречи!) Жан Рене Жермен говорил по-русски (как мой воображаемый Жюль де Вернон из пролога) и тоже был женат на француженке русского происхождения!
Обо всем этом я узнал, когда наш гость уже беседовал с нами: со мной и с представителем Союза журналистов и моим соратником фантастом-философом.
Его особенно интересовал вопрос о внеземных цивилизациях, о возможных контактах гостей из космоса с нами теперь или в древности. Его интересовал еще весьма щекотливый вопрос: верим ли мы, советские фантасты, в то, о чем пишем? То есть признаем ли мы реальность своих фантастических допущений?
Фантаст-философ, косясь на включенный гостем магнитофон, ответил, что литература есть литература, у которой свои законы вымысла, и он не считает себя больше, чем литератором.
Я ответил, что пишу свои научно-фантастические романы, твердо уверенный в их реалистичности, касаются ли они космических контактов, технических достижений будущего или исторических событий.
Рене Жермен словно ждал этих слов и сразу перешел на Сирано де Бержерака. (Я не говорил нашему французскому гостю, что занят этой романтической фигурой.)
– Знаете ли вы, – спросил меня господин Жермен, – что Сирано описал и электрические лампы, и радиоприемник, и даже телевизор? Может быть, не подозревая о назначении описанных вещей, – добавил он.
О нет! Здесь у меня твердое представление о Сирано де Бержераке, весельчаке, насмешнике и провидце. Смеяться-то он смеялся, однако предвидел будущее для того, чтобы осмеять свою современность (кстати говоря, кое в чем перекликающуюся даже с нашим временем!).
Жан Рене Жермен с гордостью отозвался о французском поэте Эдмоне Ростане, воспевшем в своей знаменитой трагикомедии «Сирано де Бержерак» легендарного героя.
– Впрочем, – заметил он, – Ростан скорее занял для своего романтического персонажа это имя, не претендуя на изображение его точной биографии. А вы? – спросил он меня, уже зная о моей работе.
– Следую примеру вашего классика, господин Жермен. Но вижу своего Сирано де Бержерака не только драчуном с длинным носом, но и философом, писателем, героем своего народа, поэтом, наконец!
– А его загадочные знания?
– Мой роман о Сирано де Бержераке, вернее, два романа о нем потому и являются научно-фантастическими, что допускают фантастическую гипотезу, объясняющую происхождение этих загадочных знаний, впрочем, не более фантастическую, чем предложил сам Сирано, описывая свою встречу с Демонием Сократа.
– С инопланетянином? – живо спросил Жермен. – Значит, вы действительно верите в инопланетян?
– «Которых… видел д'Артаньян», как пошутила наша газета «Комсомольская правда», дав в 1982 году такой заголовок к беседе со мной.
– Как так д'Артаньян? – удивился француз.
– Так ведь д'Артаньян и Сирано были современниками. И кто знает…
– Ах да! – рассмеялся Жан Рене. – Это очень хорошо звучит по-русски. Как это сказать? В рифму… стихи, которые вы сочиняли за Сирано де Бержерака.
– Но которые мог бы сочинять герой романа, каким представил его себе фантаст.
– И вы верите, что Сирано мог общаться с инопланетянином?
– Не верю, а убежден.
И это правда! Однако в остальном образ Сирано отнюдь не документален, принадлежа гипотетическому персонажу фантастического произведения.
Конец
1982–1985 гг.
Москва – Переделкино
И. Семибратова. Фантастика ума и грез
Так начинает свой сонет «Ода фантастике» этот признанный мастер научно-фантастических романов, повестей и рассказов.
Осмысливая роль писателя в процессе развития фантастики, важно понять, что роднит его с литературными предшественниками и современниками, как именно понимает он специфику избранного жанра. Ответы на это содержат публицистические выступления и статьи А. П. Казанцева. «Я считаю себя учеником Алексея Толстого. Его беседа со мной, только начинавшим свой литературный путь, помогла мне окончательно выбрать то направление в фантастике, которого я придерживался всю жизнь», – пишет он в статье «Фантастике надо верить!». Заглавием ее послужила сказанная автору фраза Алексея Николаевича, признававшего необходимым свойством фантастического произведения его правдоподобие, связь с реальностью.