Монмартрская сирота, стр. 51
— От всего сердца принимаю ваше предложение, — ответил Стальное Тело, и они обменялись энергичными рукопожатиями, как бы скрепив свой союз.
Стальное Тело с помощью Черного Орла, Жако и Фрэда, с которым он после короткого объяснения Элизы охотно помирился, занялся переноской клада.
Жизнь в Монмартре вошла в обычную колею и шла своим чередом с той лишь разницей, что хозяйство было поставлено благодаря огромным денежным средствам на самую широкую ногу.
Верная своему решению, Элиза была приветлива, сердечна со Стальным Телом — и только.
Он пытался ее разжалобить, смягчить, но добивался лишь ответа:
— Не говорите так… Не заставляйте меня напрасно страдать… Избавьте меня от бесполезной муки…
Измученный, отчаявшийся, Стальное Тело, как утопающий за соломинку, схватился за последнюю надежду. Он обратился за помощью к Колибри, зная, как дружна она с Элизой.
Маленькая индианка, обладавшая чувствительным сердцем и очень любившая своего «большого друга», так она называла Стальное Тело, только покачала головой и сказала ему:
— Ты чуть было не убил ее… Ты не знаешь, что за муки она испытала по твоей милости… Она тебя слишком любила… Это было больше, чем любовь… Это была ее вера, ее жизнь, ее душа… Погубить все это — просто преступление. Оставь в покое сердце, которое ты разбил…
— Но разве ты не видишь, что я люблю ее больше, чем когда-либо?..
— Значит, ты сумасшедший…
— Да, сумасшедший, от любви, стыда и отчаяния!
Так шли дни за днями; только Элиза и Стальное Тело знали причину тягостного настроения, которое, однако, разделяли все.
Однажды он как-то вдруг и почти грубо спросил ее:
— Элиза, вы еще меня любите?
Она вздрогнула, побледнела, но у нее хватило силы ответить ему упавшим голосом:
— Увы, боюсь, что нет!
Как сумасшедший бросился он в степь и рыдал, как дитя.
С тех пор он ходил мрачный как ночь и избегал оставаться с Элизой наедине.
Между тем стали поговаривать о поездке во Францию.
Элиза видела в ней избавление, но боялась, что Стальное Тело поедет тоже. Дэрош и г-жа Дэрош настойчиво приглашали его, да ему и самому страстно хотелось сопровождать их, но Элиза умоляла его остаться на ранчо.
— Вы требуете этого? — спросил он с болью в сердце.
— Я ничего не могу у вас требовать, — ответила она ему с обычной мягкостью и горькой улыбкой. — Я обращаюсь к вам с просьбой.
Он опустил голову.
— Если вы этого хотите, я останусь, — ответил он глухим голосом.
Семья Дэрош с Колибри и Жако вскоре отправились в Нью-Йорк, а оттуда во Францию.
В момент расставания Элизе хотелось броситься в объятия Стального Тела и крикнуть ему:
— Едемте… Едемте… И не будем никогда расставаться!..
Но проклятый образ Королевы Золота, ее звонкий, насмешливый хохот пришли ей на память в эту минуту, и она сдержала свой порыв.
Они уехали, и Стальное Тело остался дома, вопреки настояниям Дэроша, который не мог объяснить себе этого каприза.
Мало-помалу тоска Элизы стала смягчаться под наплывом новых впечатлений.
Как ни долог был переезд, он нисколько не утомил ее, благодаря замечательному комфорту, доступному лишь богачам.
Весь путь по железной дороге семья Дэрош совершила в так называемом «silver palace» — серебряном дворце, то есть вагоне, обставленном с поразительной роскошью.
На «Gascogne», чудесном трансатлантическом пароходе, каждый из наших путешественников имел отдельную каюту и был окружен полным комфортом.
Говорят, что у богачей, как и у бедняков, есть горести; однако у них есть тысячи способов их облегчить, меж тем как для бедняков это недоступно.
Далеко не одно и то же — думать о смерти среди голых стен мансарды, в холоде, голоде и с малютками на руках, или страдать во дворце с пятьюстами тысячами франков годового дохода.
Новая обстановка, быстро сменяющие друг друга пейзажи, ощущения — все это так успокоительно действовало на душу Элизы, что она считала себя совершенно излечившейся от тоски и с увлечением молодости наслаждалась жизнью.
Нью-Йорк был первый огромный город, где они остановились на несколько дней, и обе девушки не могли прийти в себя от изумления, от поразивших их огромных домов и множества толпившихся на улицах людей. Они удивлялись, как эти люди могут жить в таком шуме и суете.
Их восхитили величественные просторы океана, через который они плыли при исключительно благоприятной погоде.
Много нового ожидало их и во Франции, при приближении к берегам которой у Дэроша сильно забилось сердце и глаза заволоклись слезами.
В Париже Элизе казалось, что она переродилась или, вернее, что существо ее раздвоилось.
Одна Элиза, проведшая детство и юность на ранчо Монмартр, любившая и страдавшая, осталась там, в гигантских прериях Америки.
Другая Элиза, путешественница, миллионерша, была захвачена жизнью огромного Парижа, его интересами, волнениями и чувствовала себя так, как будто жила здесь со дня рождения.
Таким образом, она мало-помалу успокоилась, и уже только легкая меланхолия напоминала о ее недавних жестоких мучениях, как вдруг в тот момент, когда она считала себя излечившейся, она встречает в Париже виновника своих страданий.
Кроме того, на ее пути опять становится Диана — ее смертельный враг, ее неумолимая соперница, которая с обычным бесстыдством выставляет напоказ свою любовь.
Она бросила букет Стальному Телу, шумно ему аплодировала, а он принял цветы и поблагодарил Королеву Золота взглядом полным огня.
Элиза не сомневалась, что они снова сошлись и вместе приехали в Париж.
Ее страдания вновь возобновились.
Она хотела чистосердечно признаться во всем родителям и попросить их увезти ее куда-нибудь подальше отсюда, но потом раздумала, не желая быть помехой отцу в его предприятии, которому она вполне сочувствовала.
И молодая девушка мужественно пошла навстречу новым мукам.
Несмотря на то что она была поглощена своими новыми страданиями, она не могла не заметить продолжительного отсутствия доброго канадца.
— Куда девался мой друг Жако? — спросила она Колибри.
— Жако больше не должен быть твоим другом, — ответила индианка.
— Почему, моя милая? Ну что ты говоришь?
— Да. Этот господин старается не отставать от Стального Тела.
— Я не понимаю.
— Он кутит черт знает с кем. Вот и все.
— Но ты с ума сошла?
— Быть может… Но не ослепла.
— Бедная Колибри! И ты обманута!
Индианка пожала плечами и сказала, хрустнув пальцами:
— Не будем больше говорить об этом. Ты ведь знаешь, что краснокожие не чувствительны к горю.
— Я знаю, что они обычно сдержанны и без жалобы переносят физические и нравственные мучения, но, в сущности, страдают не меньше.
— Зато никто не замечает их горя, и скоро они сами перестают его чувствовать благодаря усилию воли.
— Но ведь ты так любила этого доброго большого Жако, твоего неразлучного друга детства и товарища?
— Да, я люблю его и теперь. Но я хочу уничтожить эту любовь и вырву ее из сердца! — воскликнула она с какой-то дикой энергией.
— Ты права, нужно только захотеть, — прошептала Элиза и подумала: «Неужели у меня не хватит на это сил? Разве я не воспитана по-индейски… Разве я не индианка наполовину?.. Посмотрим!..»
ГЛАВА VII
О, если бы Элиза знала, что Стальное Тело вышел победителем первого своего увлечения и, несмотря на все чары Дианы, сумел овладеть собой и бежать от нее в тот момент, когда та предлагала ему самое себя и все свое состояние. С какой радостью протянула бы она ему руку примирения! От скольких бессонных ночей избавила бы она себя…
Но Элиза не хотела выслушивать от Стального Тела никаких объяснений, несмотря на все его мольбы… Что он мог сказать в свое оправдание, раз о его позоре громко оповещали денверские газеты и иллюстрированные журналы?