Даурия, стр. 120

— Да порядочно. Только все больше нерусские. Сам он служит японцам, а ему за японские деньги служат монголы, китайцы и всякие другие народы. Везде у него японские инструкторы.

— А кто же из них крепче дерется?

— Офицерские роты, говорят. Только на нашем участке их нет. Здесь нам больше всего надоедают баргуты и чахары. Умеют они как из-под земли появляться, когда их совсем и не ждешь. Живьем никого не берут, всем кишки на пики мотают…

В полдень на знойных песчаных увалах справа появились всадники. Было их человек тридцать. Красногвардейцы попрыгали с телег и приготовились к обороне. Обозники, привернув покрепче лошадей, полезли кто под телегу, кто в траву или в какую-нибудь промоину. Но всадники, постояв две-три минуты, скрылись из виду, и охрана решила, что это был свой разъезд. Командир взвода вытер потное рябое лицо, закурил китайскую сигарету и скомандовал:

— Поехали! — И сам подсел на телегу к Лелекову, который оказался на этот раз в голове обоза.

Примерно через час, когда все окончательно успокоились, неожиданно из-за таких же плоских и голых увалов, что и раньше, вылетела кавалерийская лава и понеслась на обоз. Серебряными искрами сверкали на ярком полуденном солнце клинки над головами бешено мчавшихся всадников. Обоз в беспорядке сгрудился, обозники снова полезли под телеги, а некоторые побежали кому куда любо. Красногвардейцы же открыли торопливую, беспорядочную стрельбу.

Лава быстро приближалась. Многие обозники, видя, что бежать в степи некуда, подняли руки, но красногвардейцы продолжали стрелять. Каргин тоже хотел было поднять руки, но тут пришла ему в голову страшная мысль: а что, если это не белые казаки, а баргуты или чахары? Они ведь не будут разбираться, кто обозник, а кто красногвардеец. Похолодев и содрогнувшись, Каргин с минуту мучительно размышлял. Решив, что лучше всего приготовиться на всякий случай постоять за себя, он вскочил в свою телегу и положил под ноги увесистый березовый кол, который служил ему в дороге таганом.

Уже стали слышны буйное гиканье и тяжелый топот атакующих. Огонь красногвардейцев почти не причинял им вреда. А в следующую минуту Каргин разглядел, что это были баргуты. И тогда он крикнул стоявшему у своей подводы с поднятыми руками Лелекову, чтобы он лез под телегу, а сам схватился за кол.

Первым подскакал к обозу баргут в красном халате на белом горячем коне. Словно играючи, махнул он своей кривой шашкой, и обезглавленный Лелеков упал в траву. Каргин, обливаясь холодным потом, поднял над собою кол. А в следующее мгновение баргут налетел на него. Страшным ударом вышиб его Каргин из седла и схватился левой рукой за повод его коня. Бросив кол, прыгнул в седло, нагнулся, как в лихой джигитовке, до самой земли, и баргутская шашка очутилась у него в руке. «Ну, теперь я дешево им не дамся», — опалила его сознание радостная мысль, и он повернул коня навстречу баргутам. Конь вздыбился и яростно устремился вперед. Первого всадника Каргин смял конем, второго развалил наотмашь шашкой.

И баргуты, увидев, что имеют дело с опытным противником, навалились на него чуть ли не взводом. Но в этой давке они только мешали друг другу. Каргин вертелся в седле, как ловкий и сильный волк, окруженный собаками, отбиваясь и нанося удары. Тогда баргуты стали рвать с себя винтовки. Но он, вздыбив лихого коня, разорвал их кольцо и снова понесся вдоль обоза, рубя направо и налево.

XI

В этот же день Сергей Лазо и Василий Андреевич объезжали все расположенные в степи конные красногвардейские части. Они готовились к решительному наступлению, отсроченному после неудачи аргунцев и петелинцев под Тавын-Тологоем. В полдень они выехали в своем «Чандлере» из расположения Коп-Зор-Газа на станцию Даурия. У них на этот раз, кроме станкового, был еще и ручной пулемет. Выехав на один из пригорков, они увидели километра за два впереди себя большой обоз и лаву несущихся на него всадников. В бинокль Лазо сразу определил, что это баргуты атакуют красногвардейский обой.

— Порубят всех наших обозников, сволочи. Давай, Василий Андреевич, рискнем напасть на них с тыла. Как-никак, а у нас парочка пулеметов.

— Рискнем, — согласился Василий Андреевич.

— Жми, Антон, прямо к обозу, — приказал Лазо Антошке, всего третий день выписавшемуся из госпиталя, а неизменно сопровождавшему их Мишке приказал взяться за станковый пулемет.

— Ну, вывози, кривая! — поплевал на ладони Антошка и дал полный ход.

Пока мчались с бешеной скоростью к обозу, видели, как передовой баргут на белом коне подскакал к обозу, зарубил одного человека и напал на другого, стоявшего на телеге. В следующую минуту Лазо и Улыбин громко ахнули: вся масса всадников была уже у обоза и рубила красногвардейцев и обозников. Вдруг Василий Андреевич сказал:

— Что за черт… Оказывается, на белом коне уже кто-то из наших сидит, да ты посмотри только, что он делает. Рубит вовсю баргутов.

Баргуты, увлеченные рубкой, не заметили автомобиля. Он подлетел к ним метров на двести, круто развернулся, и пулеметы его дружно заговорили. Один за другим посыпались ближние баргуты с коней, а дальние, с которыми рубился всадник на белом коне, врассыпную бросились наутек. Разгоряченный всадник преследовал их и на глазах у Лазо и Василия Андреевича зарубил еще троих.

Когда всадник повернул назад и подъехал к автомобилю, куда сбегались и уцелевшие красногвардейцы, Василий Андреевич крикнул ему:

— Ну, брат, наломал ты тут дров! — И вдруг, изумленный, спросил: — Елисей! Да неужели это ты!

— Как видишь, — недружелюбно откликнулся Каргин, обнаруживший в это время кровь у себя на руке, которой только что потрогал свою правую щеку.

— Да ты что, брат, не узнаешь меня? — спросил его снова стоявший на подножке автомобиля человек в гимнастерке и фуражке защитного цвета. Человек засмеялся, и тогда Каргин узнал в нем Василия Андреевича. Смущенный этой неожиданной встречей, не зная, что говорить, он пробормотал:

— Поранили меня тут малость. Влипли мы крепко.

Василий Андреевич протянул ему руку.

— Никак не думал тебя здесь встретить… И как это ты здесь оказался?

Они поздоровались и, не находя слов, молча оглядывали друг друга.

Тут Каргин внезапно вспомнил свою встречу с Василием Андреевичем в Кутомарской тюрьме и нахмурился. А тот, не замечая происшедшей в нем перемены, говорил в это время молодому, смуглому, высокого роста человеку в простой гимнастерке и с биноклем на груди:

— Это мой посёльщик, Сергей, друг детства, можно сказать. Пятнадцать лет мы с ним не виделись. Познакомься давай.

«Значит, не помнит про Кутомару», — обрадовался Каргин и почувствовал себя свободнее. А парень уже подошел к нему и, приставив руку к козырьку фуражки, отрекомендовался:

— Сергей Лазо.

У Каргина от изумления полезли глаза на лоб. Василий Андреевич рассмеялся.

— Что, не ожидал, брат? Вот, гляди, каков наш командующий фронтом.

— Здравствуйте, здравствуйте, — оправился от смущения Каргин и пожал руку Лазо, а тот с хорошей, простой улыбкой и по-юношески искренне сказал:

— Хорошо владеете шашкой, товарищ Каргин. Мы все видели.

Говоря это, Лазо выпрямился, и слегка картавый голос его налился силой. Каргин невольно подтянулся и чуть было не гаркнул «рад стараться», как делал это во время своей службы, но вовремя опомнился и тут же подумал про Лазо: «Дельный, видать, и простой. Фронтом командует, а со мной, как с равным говорит».

— Да, рука у тебя тяжелая, — сказал ему Василий Андреевич. — Ты все такой же, видать, рубака. Кстати, в какой ты части?

Каргин снова смутился, судорожно мотнул головой.

— Какая там часть! Я ведь с обозом ехал, провиант вам вез. А тут эти нехристи налетели, и пришлось мне стариной тряхнуть, чтобы постоять за себя.

Василий Андреевич вдруг вспомнил все, что говорили про него Роман и другие мунгаловские красногвардейцы. Тогда он посмеялся в душе над самим собой за свою простоту и спросил Каргина: