Даурия, стр. 112
Распрощавшись с Романом и Филиновым, Василий Андреевич усадил рядом с собой Мишку и уехал. Глядя ему вслед, Филинов спросил у Романа:
— Как он, не сильно нас поругивал?
— Совсем не ругал. Он за глаза не ругает. Вот когда вернется, тогда и продерет с песочком, — ответил Роман и, увидев среди подъезжающих казаков Тимофея, Лукашку и других посёльщиков, побежал к ним навстречу.
— Вот ты где оказался, — обрадовался Тимофей, — а мы уже считали, что пропал человек ни за понюшку. Значит, нет теперь из наших посёльщиков только двоих — Семена и Данилки.
— Данилка целый, вместе со мной улепетывал. А конь мой уцелел?
— Уцелел. Неподалеку отсюда с ним и с Семеновым конем Алешка Чепалов нас дожидается. Давай пока садись ко мне.
…К вечеру полк был уже на своей базе у ключа Хара-Олуй. После проверки недосчитались в нем двадцати восьми казаков. В четвертой сотне не вернулись из боя пять человек, и одним из них был Семен Забережный.
Роман глядел на осиротевшего Семенова коня, вспоминал всю горькую и трудную жизнь Семена, и у него першило в горле. А в небе радостно загорались цветные июньские звезды, и опять в той стороне, где была Тавын-Тологой, низко стояла над степью и равнодушно глядела на ее затуманенные просторы вчерашняя зеленоватая звезда.
IV
Василий Андреевич по дороге в Даурию нагнал грузовики, возвращавшиеся туда из караула Абагайтуевского, где стоял Коп-Зор-Газ. Он сдал Антошку начальнику автоколонны и распорядился немедленно доставить его в лазарет, известив запиской Лазо обо всем случившемся. С новым шофером, взятым с грузовика, поехал он обратно. Василию Андреевичу не давала покоя мысль, что предпринято слишком мало для того, чтобы частная неудача под Тавын-Тологоем не сказалась на делах всего фронта. Атаман Семенов мог быстро перегруппировать свои силы и либо обрушиться на Коп-Зор-Газ, либо ударить по левому флангу пехотных красногвардейских частей в районе железной дороги. Если бригада Вихрова-Петелина сильно пострадала и отошла далеко на север, наиболее вероятным будет удар по Коп-Зор-Газу, разгром которого откроет для атамана путь к богатейшим во всем Забайкалье станицам Верхней Аргуни. Чтобы противопоставить маневру противника свой маневр, нужны были свежие кавалерийские части, достаточно боеспособные. Но под руками был только Второй Аргунский полк, который следовало еще собрать, привести в порядок и дать ему по крайней мере суточный отдых.
Приехав на базу аргунцев, Василий Андреевич застал их за варкой ужина. У выбежавшего встретить его Филинова он первым делом спросил, полностью ли собрался полк и каковы в нем потери. Получив ответ, что все сотни в сборе и недосчитываются в них двадцати восьми человек, не считая пятнадцати раненых, он спросил:
— Можно найти у вас хотя бы десятка два свежих лошадей?
— Найдем, как не найти.
— Нужно сейчас же отправить сильный кавалерийский разъезд под командой смелого и опытного человека в Коп-Зор-Газ. Пока еще не поздно, надо предупредить Седякина о создавшейся обстановке. Сколько отсюда верст до Абагайтуя?
— Да шестьдесят с гаком, говорят. Значит, надо считать все семьдесят.
— Далековато. Это при самой быстрой езде займет семь часов. Сейчас восемь часов вечера, — взглянул Василий Андреевич на свои ручные часы, — выходит, разъезд прибудет туда только утром, если по дороге ничто не задержит его. Но делать нечего, — вздохнул он, — давайте назначайте людей в разъезд.
Командиром разъезда Филинов назначил Тимофея Косых. Тимофей быстро собрался и через десять минут уже стоял перед Василием Андреевичем с оседланным конем на поводу.
— Седякин там спит и видит — закатиться в гости в Маньчжурию, — сказал ему Василий Андреевич. — Так ты скажи, чтобы он лучше ждал гостей к себе. Пусть приготовится встретить их как следует. А то он, по-моему, чувствует себя беспечно, а это может плохо кончиться.
— Будет исполнено, товарищ Улыбин, — откозырял Тимофей и вскочил на коня.
Проводив разъезд, Василий Андреевич спросил Филинова, вернулись ли связные от Вихрова-Петелина.
— Пока нет. Но жду их с минуты на минуту.
— А на свои заставы воду и продовольствие отправили?
— Отправить-то отправили, да только воды маловато. С бочками у нас плохо.
— Командируйте своих интендантов за бочками в ближайшие населенные пункты. Пусть реквизируют их при содействии местных властей у наиболее справной части населения. Через сутки сюда прибудут пехотные части, я уже списался об этом с Лазо. Снабжать пехоту водой придется вам. Мы выдвинем части версты на две к югу от дороги Даурия — Абагайтуй, а там с водой, как мне известно, придется тоже мучиться… Да, кстати, скажите, как вы обслуживаете своих раненых?
— Худо, конечно, — сокрушенно развел руками Филинов. — Ни одного врача у нас нет. Есть на весь полк три фельдшера, взятых при мобилизации. Все трое, как на подбор, такие коновалы, что только клизмы и умеют ставить да водку днем и ночью дуть. Был у нас еще с Нерчинского Завода запас спирта, так, не поверишь, за месяц, сволочи, вылакали. Собираюсь я им зубы почистить, да все руки не доходят. Ну да ничего, доберусь еще.
— Вот уж этого я не ожидал от тебя, Никодим Ильич. От фельдфебельских замашек надо отвыкать. В Красной гвардии рукоприкладство вещь недопустимая. Применяй лучше дисциплинарные взыскания… Да, так мы, может быть, все-таки зайдем к твоим Гиппократам?
— Зайдем, зайдем. Только какие они, к черту, бюрократы, просто пьяницы, — закатился самодовольным смехом Филинов, не понявший Василия Андреевича.
Полковой околоток размещался в трех больших американских палатках из голубоватого брезента. В одной из них жили фельдшера и находились ящики с аптекой, в двух других лежали раненые и больные.
Усатый упитанный фельдшер с тройным подбородком и наголо обритой головой выбежал из ближайшей палатки навстречу начальству. Лихо отбив строевой шаг, он кинул короткопалые красные руки по швам и зычно отрекомендовался:
— Старший фельдшер Бянкин, начальник медицинской службы полка!
— Здравствуй, товарищ Бянкин, — протянул ему руку Василий Андреевич. — Разреши осмотреть твое хозяйство.
— Пожалуйста, пожалуйста, товарищ помощник командующего, — прижимая руки к груди, растаял в улыбке Бянкин. — С чего угодно будет начать осмотр?
— Предоставляем это на твое усмотрение.
— Тогда пожалуйте сюда, — показал Бянкин на палатку, из которой он только что выбежал, и посторонился, пропуская вперед Василия Андреевича и Филинова. Войдя следом за ними и бочком забежав вперед, он сказал: — Здесь находится наша аптека — святая святых, так сказать, и одновременно из-за стесненных обстоятельств — наше жилье.
Палатка была просторной и высокой. Посредине ее стоял придерживающий крышу толстый бамбуковый шест. К шесту прислонился выкрашенный белой краской столик, на котором стояли десятилинейная лампа и графин не то с водой, не то с водкой. Левую сторону палатки занимали зеленые, окованные железом сундуки с надписями на крышках: «Аптека Второго Аргунского полка». С правой — стояли три железные койки, застланные синими одеялами. На одной из коек валялась украшенная алой муаровой лентой гитара с инкрустациями на деке, на другой — рассыпанная колода китайских карт и лист бумаги с записями незаконченной «пульки».
— Как обстоит дело с медикаментами? — поинтересовался Василий Андреевич.
— Не блестяще. Проще сказать — плохо. Имеются только йод, сулема, марля и спирт, к сожалению, в весьма и весьма ограниченном количестве. А спирт мы, знаете ли, расходуем больше всего. Чтобы поковыряться у человека в ране или сделать болезненную перевязку, приходится подносить ему стакан этого испытанного средства.
Заметив ироническую улыбку Василия Андреевича и ехидный взгляд Филинова, Бянкин развел руками и в новом приступе красноречия продолжал:
— Конечно, это не идеальный выход. С высоты современной медицины это просто дичь, товарищ Улыбин. Но что нам делать, если о болеутоляющих и снотворных остается только мечтать. Я буквально десятки раз обращался с докладными по всем инстанциям, я просил, я требовал. Может быть, вы поможете, товарищ Улыбин, вырвать где-нибудь самую малую толику необходимых нам медикаментов? Я даже списочек могу составить для вас.