Евпраксия, стр. 66
— Вы знаете, верховный понтифик, мне их жалко, этих гордых животных. Их надо было вернуть в наши степи. Теперь я даже не знаю, где они и живы ли. Может, где-то во Франции гордо ходят. Тогда четырёх из них княгиня Ода подарила королю Франции Филиппу, моему племяннику. — Беседа о «пустяках» длилась почти час, и в конце её папе Урбану доложили, что прибыл человек, коему назначена аудиенция.
— Пригласите его, — ответил папа услужителю. А когда тот ушёл, ласково сказал: — Дочь моя, государыня, будьте мужественны. Волею Божьей тебя ждёт испытание. Накиньте вуаль и сядьте за цветы. — Урбан прикоснулся к плечу Евпраксии, поднялся и прошёл к трону.
Тотчас в сопровождении двух служителей в тронном зале появился император Генрих IV. На нём было торжественное одеяние, и рыжую голову украшала корона. Остановившись в нескольких шагах от возвышения, на котором стоял трети, Генрих ждал вопреки этикету, когда папа римский сойдёт к нему. Так императору захотелось заявить о своём главенстве.
Но папа Урбан не счёл волю императора для себя безусловной. Спросил сухо:
— Что привело тебя, помазанник Божий, к трону вселенской церкви?
Генрих побледнел, а потом его лицо опалил гнев. Такой непочтительности к себе он не знал и не ожидал, но сдержался и не вспылил.
— Я пришёл к наместнику Иисуса Христа и отцу всех католиков за помощью и защитой.
— Говори, помазанник Божий, от кого тебя защитить и чем помочь?
— От меня сбежала законная супруга. Она всюду клевещет на государя, обвиняет в смертных грехах, порочит чистое имя императора. Сама же блудница, бесстыдная и развратная женщина. Я прошу тебя, наместник Иисуса Христа, издать буллу, дабы вернули мне мою законную супругу в чьих руках она бы ни была. И дайте мне право заточить её в монастырь. Я своими руками совершу над нею постриг, потому как мне было видение и такова воля Всевышнего! — уже кричал Генрих.
Он не заметил, как из-за вазы с цветами поднялась Евпраксия и смотрела на императора с презрением, но без страха и ненависти. Поднялся с трона и папа Урбан. Он сделал рукою жест в сторону Евпраксии.
— Вот твоя Богом данная супруга, — сказал он громко. — И если в твоих словах нет лжи и навета, подойди к ней, возьми за руку и верши суд праведный. — Папа приблизился к Евпраксии, обнял её за плечи и слегка прижал к себе. Другой рукой он откинул с её лица вуаль. Позвал Генриха: — Иди же, если не боишься кары Божьей.
И Генрих, надеясь обмануть Господа Бога, двинулся к Евпраксии.
— Всевышний со мной! И это её покарает перст Божий!
Кощунство Генриха в Христовом доме было очевидным.
И Всевышний покарал его. Когда Генрих попытался вскинуть руку, дабы вознести проклятие, правая рука его упала плетью, когда он поднял правую ногу, чтобы шагнуть на возвышение, она не послушалась его и нужный шаг не сделала. Генрих застыл, ещё не понимая, что с ним. Наконец, как показалось ему, он нашёл причину случившегося, хотел крикнуть папе Урбану: «Видите, святой отец, колдунья и здесь чинит мне зло!» Но и язык не повиновался ему. Гнев в его глазах угас, они бессмысленно блуждали по залу. Он стоял беспомощный и жалкий, боясь сделать хотя бы один шаг к двери, дабы скрыться за нею. Он понял, что с ним случилось: кара Божья настигла его, а не ту, что стояла близ понтифика. Однако, оставаясь верен себе, он не сдался, не признал себя побеждённым и наказанным по справедливости. В его глазах вновь вспыхнули гнев и ненависть, теперь уже к понтифику. Здоровая левая рука его потянулась к поясу, где обычно висел меч. Но оружия при нём не было, потому как вход в Божий дом с оружием запрещён даже императору.
Папа Урбан понял состояние Генриха. Он не радовался, что Господь Бог покарал нечестивца. Ему было грустно. Он позвал служителей и велел им увести Генриха из зала. Лишь только Генрих скрылся за дверью, папа вновь усадил Евпраксию к столу и сам сел. Помолчав, сказал:
— Видит Бог, дочь моя, к появлению императора я не причастен. Его привёл рок, дабы у трона вселенской церкви покарать за злодеяния и грехопадение.
— Но, святейший, и я грешница, ежели дала повод так говорить о себе!
— Не утешаю. Мне ведомы твои грехи, и о них ещё будет сказано. Я издал буллу о созыве церковного собора, который пройдёт в Швабии с первого по восьмое апреля. И там мы будем обсуждать твою жалобную грамоту, чтобы через членов этот собора оповестить всех священнослужителей Германии и иных католических держав. Позже, когда состоится суд над Генрихом Четвёртым, ты скажешь на нём всё, что изложено в грамоте. На то воля Божья и вселенской церкви. Аминь.
Через несколько дней Евпраксия, Гартвиг и их спутники выехали из Рима в обратный путь. Императрицу сопровождали до самой Флоренции три сотни папских воинов. А во Флоренции Евпраксию встречали обретённые ею друзья: графиня Матильда, король Конрад, графы отец и сын Вельфы и принц Генрих. Судьбе было угодно, чтобы отрок Генрих полюбил Евпраксию как родную мать.
Отец юного принца в эту пору пребывал в Риме. Разбитый Божьей карой, он пролежал в своём дворце полмесяца, а потом тайно тёмной февральской ночью был вывезен из Рима в Тальякоццо, а оттуда — на побережье Адриатического моря, дабы по нему вернуться в Верону.
Глава двадцать третья
СУД
В Италии и Германии наступило затишье. Но оно было ненадёжное, как первый хрупкий лёд на реке. Ни Генрих, ни Матильда не распускали воинов, в кузницах продолжали ковать мечи, копья, наконечники стрел. Генрих и не помышлял о мире. Италия оставалась ему ненавистна. В неё убежали все, кого бы он мог любить, если бы они его не предали. Там нашли себе убежище его сыновья, его супруга, его бывший соратник архиепископ Гартвиг, многие бароны, окружающие теперь короля Конрада. Как можно было простить им измены? Как можно было простить папу Урбана за то, что наслал на него отнюдь не Божью кару, а дьявольскую силу? Да мог ли Генрих проявить к Урбану хоть какую-то милость за то, что тот укрывал «королевскую блудницу»? И, едва почувствовав, что выздоравливает, Генрих поднялся с постели и заявил своему преданному Деди:
— Я подниму всю Германию и накажу изменников, укрывшихся в Италии!
— Мы с тобой, ваше величество, веди пас! — отозвался Деди.
Но народ Германии не думал потакать драчливому императору. Он жаждал мира. И в день поминовения императора Генриха III христолюбивые католики удивились: «И как только у благочестивого отца мог появиться такой уродец?! Вот уж, право, Рыжебородый Сатир». Сидя у домашнего очага, немцы с нетерпением ждали начала объявленного папой римским собора в Констанце, надеялись, что на том соборе наконец-то образумят их государя.
В конце марта в Швабию на берега Боденского озера потянулись все ждущие мира и согласия в империи. Ехали и шли в Констанцу не только немцы. Туда спешили многие итальянцы, французы и те, кто нашёл убежище в иных странах от произвола императора. С большой свитой прикатил в Швабию граф Вельф-старший. И прошли слухи, что вместе с ним, скрывая лицо под белой вуалью, приехала сама императрица Адельгейда-Евпраксия. Ещё гуляли слухи о том, что на защиту её чести Киевская Русь выслала большую рать. Да будто бы семь воинов-россов давно, словно духи, летают но всей Германии и считают, сколько рыцарей, меченосцев и лучников в императорском войске. Оно же к этому времени распадалось, потому как сокровища Адельгейды-Евпраксии иссякли и платить наёмникам Генриху было нечем. Даже императорский двор Генрих не мог содержать.
В конце марта папа Урбан II попросил графиню Матильду Тосканскую снять осаду со всей местности вокруг Вероны, дабы Генрих мот беспрепятственно уехать в Германию. Матильда согласилась без оговорок. Ей тоже больше нравилась мирная жизнь, нежели противостояние. К тому времени Генрих настолько окреп, что оказался способен сесть в седло. И он поспешил уехать в Констанцу, дабы повлиять на соборян. Для того при нём шло около тысячи воинов, коих вели преданные Генриху рыцари из числа николаитов. В эти же дни получил от императора строгое повеление маркграф Деди Саксонский. Он должен был найти в Констанце Евпраксию, взять её как угодно и отвезти в Мюнхен, благо он рядом.