Рыжик, стр. 61
— Ну что ты написал? Прочти, дуралей! — горячился унтер, заглянув в бумагу.
Солдат поднял голову и виновато усмехнулся.
— «Левольвер» написал я, — пробормотал он, не переставая ухмыляться.
— Эх ты, левольвер!.. — укоризненно покачал головой унтер.
Но тут он увидал Саньку и оставил солдата.
— Тебе чего надо? — спросил старшой у вошедшего.
— Я прохожий, в Либаву иду… Нельзя ли у вас переночевать христа ради… — добавил Рыжик, вспомнив, как в подобных случаях просил Левушка.
— Подойди-ка сюда, поближе к свету!
Рыжик подошел.
— Откуда идешь? — зорко всматриваясь в лицо пришельца, спросил унтер.
— Из Житомира иду… Всю Украину обошел, — счел нужным добавить Санька, зная, что этим он скорее всего заинтересует солдат-украинцев.
— Послушай, милый… — странно как-то проговорил унтер-офицер, поднялся с места и вплотную подошел к Рыжику. — Из Житомира, говоришь, идешь ты?.. А не голодаевский ли ты?
— Голодаевский! — воскликнул обрадованный Санька. — А вы почем знаете?
— Так это ты Рыжик, что у столяра Тараса жил?.. — в свою очередь, воскликнул унтер, не слушая Саньку.
— И я знаю, кто вы!.. Вы брат Васьки Дули…
— Узнал-таки, шельмец! Верно, угадал!.. Ну, здравствуй!..
Унтер-офицер протянул Рыжику руку. Вокруг них сейчас же столпились солдаты и с любопытством таращили глаза то на Рыжика, то на унтера.
— Ну, садись за стол да рассказывай! — радушно пригласил унтер Саньку.
А тот от радости до того растерялся, что некоторое время не мог слова вымолвить. Он не ожидал такой удачи, такого счастья. Шутка ли сказать: в такой глуши, где русского человека днем с огнем не найти, — и вдруг земляк сыскался, и не какой-нибудь, а унтер-офицер!
Иван Андреевич Дуля (так звали земляка Саньки) обрадовался не менее Рыжика. Гостя он усадил за стол и приказал приготовить чай. Санька блаженствовал. С его курного лица не сходила широкая, радостная улыбка. Быстро освоившись, он стал рассказывать о своих странствованиях, иногда скрашивая быль небылицей. Иван Андреевич и все остальные солдаты обступили рассказчика и слушали его с большим вниманием, как дети слушают волшебную сказку.
— Ого, вот так молодец Полфунта!.. Ишь ты!.. Да неужто?.. — то и дело раздавались восклицания во время рассказа.
Долго рассказывал Санька. Две смены часовых прошли за это время, а он еще и до половины не дошел.
Наконец Дуля сам остановил его, видя, что «гость» устал, и велел дежурному приготовить для него запасную койку.
Давно Рыжик так хорошо и с таким комфортом не спал, как в ту ночь.
XI
У солдат
На другой день Иван Андреевич занялся Рыжиком с таким рвением, точно он ему был родной брат.
— Эге, землячок, да ты гол как сокол, — сказал унтер-офицер, когда Санька сел за утренний чай.
— Это собаки на мне разорвали, — конфузливо пробормотал Рыжик.
— Да на тебе и рвать-то нечего: рубашка, штанишки, картуз лег на лоб — вот и весь твой, братец, шикарный гардероб! — продекламировал Дуля и громко рассмеялся.
Рыжик тоже смеялся, хотя ему немного было и стыдно.
— Ну ладно, — заговорил серьезно унтер-офицер, — ты у меня поживешь денька два, а мы за это время тебя справим. Только прежде всего надо пожар снять с твоей головы.
— Какой пожар? — притворяясь наивным, спросил Санька, хотя он отлично понимал, о чем речь идет.
— Да кудри твои снять надо: они, как пожар, красные да горячие… Эй, Левченко! — возвысил унтер голос.
— Здесь! — послышался ответ из другой половины казармы.
— Тащи ножницы и ступай с земляком на берег. Остриги по-военному! — добавил Иван Андреевич и вышел из казармы.
К обеду Рыжик преобразился до неузнаваемости. Сам Полфунта вряд ли узнал бы его.
Остриженный под гребенку, он был одет по-военному. Солдаты живо состряпали ему «походный» костюм. На Саньке были надеты крепкие высокие сапоги, солдатские штаны из синего сукна и белая рубашка, опоясанная узеньким ремешком. Сам он, довольный и счастливый, был похож на мальчика-музыканта из военного оркестра.
— Ай да Рыжик, молодец! — приветствовал его Дуля. — Ну, садись, земляк, обедать, а после доскажешь нам свою историю.
Санька не любил, чтобы его долго просили, а потому немедленно сел за стол и первый взялся за ложку.
Три дня Рыжик прожил в кордоне. Время для него пролетело совсем незаметно: он успел сродниться с солдатами, успел понять всю их сложную и разнообразную службу, успел ознакомиться со всей окрестностью и побывать в гостях у латышей. Утром и вечером он ходил с солдатами купаться, причем он удивлял всех фокусами, какие он умел выкидывать в воде. Так как земляк его, за отсутствием вахмистра, исполнял должность начальника кордона, то солдаты, конечно, ни в чем не препятствовали Саньке и охотно исполняли все его желания. Из посторонних лиц он один имел право ходить по патрульной тропинке и сопровождать разводящего, когда тот отправлялся сменять часовых. По утрам, когда на обширном дворе кордона Дуля производил обычные ученья с солдатами, Санька становился в шеренгу и проделывал все упражнения. Он два раза ездил верхом в ближайшую деревню вместе с земляками на казенных лошадях. Он катался по морю на кордонном парусном баркасе. Все эти удовольствия, испытанные Санькой в последнем от Либавы кордоне, надолго остались у него в памяти. Но больше всего он запомнил облаву на контрабандистов, в которой он принимал горячее участие.
Случилось так, что на другой день после того, как Рыжик пришел в кордон, Дуля получил от лазутчика донесение, что ночью недалеко от границы проедет шайка контрабандистов с немецким товаром.
— Ребята, готовьтесь, — обратился к солдатам Дуля, прочитав донесение, — бегунцы ночью границу красть будут… Будьте молодцами!
— Рады стараться! — ответили отдельные голоса.
— Что такое ночью будет? — сейчас же пристал к земляку с расспросами Рыжик.
— Ничего не будет.
— Нет, скажите!
— Контрабандистов ловить будем, вот и всё.
— А как ловить вы их будете?
— Как зайцев ловят.
— Мне нельзя?
— Чего?
— С вами, ловить контрабандистов?
— Нет, нельзя, — категорически ответил Иван Андреевич.
Ответ этот, однако, не очень смутил Саньку, и он пристал к земляку с просьбой взять и его на облаву. Кончилось тем, что Дуля разрешил ему идти с ними.
Было десять часов вечера, когда солдаты стали готовиться к «походу», как они шутя называли предстоящий набег на контрабандистов. Иван Андреевич в последний раз стал объяснять солдатам, как им следует действовать.
— По горячим следам дальше границы не гнаться. Стрелять по ногам, на берегу не шуметь и не курить.
Дуля говорил все это ровным, спокойным голосом, точно повторял хорошо выученный урок. Но солдаты слушали его с большим вниманием, а ефрейтор Дормастук, стройный, костлявый и ловкий солдат, он же и разводящий, после каждой фразы унтер-офицера повторял краткое «слушаю».
Перед самым отходом солдаты сделались серьезными и молча стали вооружаться.
«Начинается», — промелькнуло в голове у Рыжика, когда солдаты стали готовиться к походу.
Спустя немного весь взвод стоял на кордонном дворе, готовый тронуться в путь. Ночь была тихая, безветренная.
— Правое плечо вперед, шагом марш! — тихо скомандовал начальник взвода.
Солдаты молча вышли со двора и по патрульной тропинке осторожно стали спускаться к морю. У Рыжика сердце замерло. Ему было приятно и страшно в одно и то же время. Он держался поближе к земляку и старался от него не отходить. Временами он самому себе казался героем и воображал, что совершает великий подвиг. «Вот бы когда Левушку сюда! — думал Санька. — Узнал бы он, что значит быть на всамделишной войне…»
На берегу Дуля разделил солдат на три отряда. Один из них он отправил в лес. Во главе этого отряда находился Дормастук. На обязанности отряда лежало выследить «врага» и гнать его к берегу, где его уже встретит сам Дуля со своими молодцами. Что же касается третьего отряда, состоявшего из пяти человек, то на него была возложена самая трудная задача. Солдаты этой группы должны были сесть на баркас и, не распуская парусов, на веслах идти навстречу контрабандистам. По словам лазутчика, «бегунцы» должны были высадиться на берегу в двух верстах от кордона, как раз в том месте, где часовых постов не было. В случае если бы контрабандистам удалось избегнуть столкновения с баркасом, то первый отряд настиг бы их в лесу.