Марафон длиной в неделю, стр. 84

Толкунов посмотрел на пани Марию. Она опустила ресницы, и капитан вдруг понял, что жить на свете стоит не только ради поимки очередного диверсанта или резидента, вот уже который день выскальзывающего из их рук, а и ради этого взгляда из-под опущенных ресниц и улыбки с появляющимися от нее на щеках у пани Марии неимоверно симпатичными ямочками.

23

Прочесывание Богдановки начали с шести утра несколькими группами, поделив между ними многочисленные улицы и переулки. Бобренку с Толкуновым досталась длинная извилистая улица, тянувшаяся от конечной трамвайной остановки, и еще четыре небольших, примыкающих к ней.

К десяти утра розыскники прошли лишь половину улицы и сейчас свернули в боковую, где стояли четыре дома с высокими деревянными заборами.

Калитка первой усадьбы была распахнута, и Бобренок вошел, не стуча.

Толкунов опередил Бобренка и обогнул дом, чтобы посмотреть, нет ли второго выхода. Не найдя, все же сделал знак двум солдатам, и они заняли позиции в саду — теперь дом был окружен, и никто не мог покинуть его незамеченным.

Бобренок громко покашлял, но в доме царило молчание. Майор подождал несколько секунд и поднялся на крыльцо. Позвонил, но безрезультатно. Может, звонок не работал, и майор постучал деликатно, кончиками пальцев, но никто не откликнулся. Бобренок дернул дверь. Она не поддалась, и тогда постучал громко, кулаком.

— Неужели никого нет? — Толкунов стал рядом и затарабанил в дверь властно и настойчиво.

— Ну, чего безобразничаешь? — послышался наконец глухой старческий голос, и дверь открыла древняя старуха, завязанная черным платком и с палкой в руке.

«Совсем баба-яга», — раздраженно подумал Толкунов и спросил не менее раздраженно:

— Почему не открываете?

— Так не слышу же. — Внезапно старуха улыбнулась ему на удивление ласково, и Толкунову стало стыдно, что, пусть мысленно, однако, все же обругал ее. — Старая, сынок.

Бобренок выступил вперед и объяснил:

— Патруль из комендатуры города. Проверка документов. Кто, кроме вас, есть в доме?

— Я одна, сынок, проходите, чего стоять на крыльце? — Она повернулась и пошла, тяжело опираясь на палку, переваливаясь и шаркая ногами, обутыми в тапочки без задников.

Бабка остановилась на пороге большой темноватой и неприбранной комнаты. На столе стояла грязная посуда, а на тахте кто-то оставил смятое одеяло.

Бобренок вошел в комнату, а Толкунов остался в передней. Майор знал, что тот сейчас осмотрит помещение, хотя и без того догадывался, что в этом доме нет тех, кого они ищут.

— Кто хозяин дома? — спросил Бобренок.

— Моя дочь, кто же еще?

— Фамилия?

— Волянючкой зовется. Волянюк Наталия Петровна.

— Где она?

— На работе. В магазине работает.

— Кто еще живет с вами?

— Никто.

— Только вы с дочкой?

— Да.

— А мужчины?

— Один был, зять мой, так на войне он.

— Давно?

— От когда Советы пришли.

— Квартирантов нет у вас?

— Бог миловал.

В дверях появился Толкунов, он подал знак, что все в порядке, и Бобренок просто так, на всякий случай, задал бабусе еще один вопрос:

— А у ваших соседей?.. Не знаете, квартиранты есть? Может, военные живут?

— Да живут, — заявила старуха. — У брата моего живут, в соседнем доме.

— У вашего брата?

— Да, Картошем зовется. Сергей Петрович Картош, рядом за зеленым забором.

— И много у него военных?

— Двое.

— А вы их, бабуся, видели?

— Отчего же не видеть, по соседству живем.

— И в каких же они чинах?

Бабка стукнула палкой о пол:

— Спроси что-нибудь полегче. Не разбираюсь я в ваших чинах.

Бобренок, поколебавшись, вытянул из нагрудного кармана фотографию убитого агента. Показал бабусе.

— Не один из них?

Она взяла снимок скрюченными пальцами, всматривалась жадно и с любопытством, но покачала головой и возвратила фотографию с сожалением.

— Не знаю, — сказала сокрушенно. — А за что его убили?

Бобренок пропустил ее вопрос мимо ушей и констатировал разочарованно:

— Выходит, не он...

— Не знаю, — повторила она. — Я этих военных, что у брата живут, близко не видела.

Бобренок решительно отобрал у нее снимок, взглянул на Толкунова. Тот понял его без слов и выскользнул во двор. А Бобренок двинулся за ним в сопровождении бабуси. Он прошел в распахнутую калитку и увидел, что Толкунов с патрульными солдатами входят в усадьбу за зеленым забором.

Толкунов с солдатами быстро преодолели расстояние до дома. Капитан юркнул за угол, чуть ли не сразу выглянул оттуда и поманил Бобренка. Майор не заставил себя ждать, обогнул дом и увидел сухого, седого, одетого в темную фланелевую рубаху старика. Тот смотрел на капитана недоуменно, а Толкунов, сделав ему знак, чтобы молчал, быстро поднялся на крыльцо и исчез за дверьми.

Майор, подойдя к деду, спросил:

— У вас квартируют военные?

— Я уже сказал капитану, сейчас их нет.

— Когда ушли?

— Вчера.

Майор едва сдержался, чтобы не выругаться. Достал фотографию белобрысого шпиона, подал старику.

— Федор!.. — воскликнул тот удивленно. — Что с ним?

— Один из ваших постояльцев?

— Да, лейтенант Федор Грош.

— А второй?

— Майор Гаркуша.

— И давно они у вас?

— А как красные вошли...

— И все время тут?

— Ну почему же тут? Люди военные, сегодня дома, а завтра пошлют куда-то.

На крыльце появился Толкунов. Не сказал ни слова, только покачал головой и спросил:

— Они?

Бобренок кивнул.

— Пошли, дедусь, в дом, — предложил он, — потому что разговор у нас не такой уж и простой.

— Пошли, — согласился тот охотно. — Отчего же не побеседовать? А что с Федором? Такой хороший хлопец...

Майор не ответил, пропустил старика впереди себя и поднялся на крыльцо. Толкунов, приказав солдатам оставаться во дворе, двинулся за ним.

Бобренок открыл шкаф. Китель с погонами майора и двумя орденами — Красного Знамени и Отечественной войны второй степени, внизу чемодан и мешок с вещами.

Толкунов положил чемодан на стол, а майор принялся за мешок. Быстро пересмотрели вещи, но не нашли ничего подозрительного: белье, гимнастерки, одеколон, мыло, носки. Книги советских издательств — ни одной фотографии, тетради, блокнота, ни одной мелочи, какими обрастают военные на фронтовых дорогах.

Хозяин удивленно смотрел на самоуправство пришельцев с красными повязками на рукавах, наконец не выдержал.

— У меня тоже живут офицеры, видите, — указал на раскрытый шкаф, где висел китель с орденами, — фронтовые герои, а вы без разрешения!.. На каком основании?..

Бобренку не хотелось пререкаться с ним, тем более преждевременно открывать истинную цель их визита. Объяснил:

— Видите, уважаемый, погиб лейтенант Федор Грош. Убит он, вот и разбираемся...

Старик сокрушенно покачал головой.

— Файный хлопец был, — сказал он растерянно. — Кто же его? Ведь фронт, видите ли, далеко.

— Фронт сейчас всюду, уважаемый, — возразил Толкунов.

Он мог бы сказать, что один из опасных участков фронта еще вчера пролегал по внешне мирной и даже идиллической усадьбе деда за зеленым забором, однако только кашлянул и вытряхнул из чемодана остальные вещи. Обстучав дно и убедившись, что нет двойного, переглянулся с Бобренком. Тот понял его и велел хозяину:

— Вы, Сергей Петрович, подождите в своей комнате. Мы вас потом позовем, ладно?

Офицеры с красными повязками знали даже, как его зовут, видно, это совсем убедило старика, что люди они действительно государственные и имеют право вести себя так.

— Прошу вас, — согласился старик и ушел.

Толкунов начал складывать в чемодан просмотренные вещи.

— Все на месте, — констатировал он. — Бритва, полотенца, зубной порошок, одеколон и мыло. Лейтенант никуда не спешил, все аккуратно сложено.

— Чего нельзя сказать о майоре, — вставил Бобренок. — Нет ни бритвы, ни зубной щетки, ни порошка.