Инь и Ян, стр. 10

Аркаша: Вот ты как? Гулящая!

Замахивается на нее, Глаша с визгом закрывает голову руками.

Из-за кулис выскакивает Маса, воинственно шипя и выставив вперед руки.

Аркаша отбегает.

Аркаша: Не моги драться! Нет такого закона, чтоб басурманы русского человека ногами по харе мордовали!

Маса: Давать вопрос.

Аркаша: Вопрос можно, только руки прибери. И коленками не приседай.

Маса: Арукася и докутору Диксон друзья?

Аркаша: Чево? Какой они нам друг! Они сами по себе, мы сами по себе.

Глаша (всхлипывая): Брешет он! Чуть не каждый вечер к англичанину ходил. Сколько раз мне хвастался! Масаил Иваныч, он меня за плечо! Больно! (Плачет.)

Маса (Аркаше): Вести господин. Дерать допрос.

Подходит к Глаше, достает свой свиток, отрывает клочок, вытирает ей слезы. Жалостно цокает.

Аркаша пятится к краю. Поворачивается, хватает стул, бросает вверх, так что стул улетает за кулису. Звон разбитой лампы. Свет на сцене гаснет. Топот ног.

Крик МАСЫ: Томарэ!

Крик ГЛАШИ: Масушка! Не пущу! Страшно!

4. В подвале

В темноте занавес понемногу открывается слева направо.

Это подвал – сцена поделена перегородками на шесть или семь отсеков, имитирующих подвальные коридоры. За то время, когда занавес доползет до правой кулисы, в правой части сцены тоже должны быть установлены перегородки.

Сначала на сцене совсем темно.

Потом раздается скрип заржавленных петель, слева сочится тусклый свет. Выходит Фандорин с фонарем в руке. Медленно уходит вглубь первого отсека, светя то вправо, то влево. Потом, обогнув перегородку, движется в сторону зрительного зала. Доходит до просцениума, обходит перегородку, снова идет вглубь сцены.

Тем временем занавес открыт уже до правой кулисы. В самом правом отсеке виден силуэт сидящего на корточках человека со свечой. Одет человек в нечто длинное, платьеобразное. Кто это, не видно, потому что человек сидит спиной к залу.

Вот человек поднялся, держа под мышкой что-то узкое и длинное. Идет по своему отсеку вглубь сцены, огибает его, перемещается в соседний отсек.

Некоторое время они с Фандориным движутся навстречу друг другу, играет МТЗ, но лица человека по-прежнему не видно.

Фандорин спотыкается обо что-то, чертыхается.

Человек со свечой замирает на месте. В правой части сцены становится темно.

Фандорин продолжает свой путь, светя фонарем то вправо, то влево.

Вот он вошел в отсек, где спрятался неизвестный.

Видно, что тот лег на пол и прижался к перегородке, его почти не видно.

Фандорин проходит мимо, не заметив спрятавшегося. Углубляется внутрь отсека.

Тогда лежащий бесшумно встает и ныряет в отсек, расположенный слева. Похоже, что ему удалось ускользнуть. Он опять зажигает свечку. Бесшумно удаляется от Фандорина.

В это время снова скрипит дверь. Слева в подвал входит Маса. У него в руке тоже фонарь.

Маса: Данна! Доко дэс ка?

Фандорин: Маса? Коко да! Доосита но?

Фандорин и Маса движутся друг другу навстречу. Занавес понемногу сдвигается слева и справа. Неизвестный снова задувает свечу, мечется между двумя огнями.

Маса и Фандорин входят в отсек, где находится неизвестный, одновременно с двух сторон.

Свет двух фонарей сливается, в отсеке делается светло.

Видно, что неизвестный – это Слюньков в халате. Он прижимает к груди длинный сверток.

Занавес с двух сторон сдвигается, так что открытым остается только освещенный отсек.

Фандорин: Слюньков? Что вы здесь делаете?

Слюньков (дрожащим голосом): А… а вы?

Фандорин: Ищу пропавший веер.

Слюньков: Я… я тоже.

Фандорин: Вижу, вы его уже нашли.

Отбирает у нотариуса сверток.

Слюньков: Да! Я его нашел! И как раз нес владельцу!

Фандорин: Даже успели завернуть в газету и обмотать бечевкой.

Слюньков: Он так и был, завернут…

Фандорин (разворачивает газетную бумагу, в которой картонный футляр, из футляра вынимает веер, смотрит на него мельком, передает футляр Масе, а сам разглядывает газету): Ну да, во вчерашний номер «Юридического вестника». Должно быть, кто-нибудь из слуг выписывает.

Слюньков: Мне не нравится ваша ирония! Можете намекать на что угодно, но существует презумпция невиновности. Я утверждаю, что пришел сюда в поисках похищенного имущества, поиск которого мне доверен законным владельцем. Пропавшее имущество найдено, я намереваюсь вернуть его Яну Казимировичу Борецкому, о чем официально и заявляю.

Фандорин: Хорошо. Ваше заявление принято. А теперь давайте пройдем к вам в комнату и проверим, суха ли ваша одежда и обувь. Мне еще давеча показалось странным, что вы вышли в гостиную в халате и ш-шлепанцах, хотя хватило бы десяти секунд, чтобы надеть сюртук и штиблеты. (Масе.) Дзю-о моттэ инай ка то тасикамэтэ.

Маса быстро ощупывает нотариуса.

Слюньков: Что вы… что он делает?

Фандорин: Ищет револьвер.

Маса достает из карманов нотариуса листок бумаги.

Маса: Корэ дакэ дэс.

Фандорин разворачивает бумагу.

Слюньков: Вы не имеете права…

Фандорин: Очень интересно. «Я, Ян Казимирович Борецкий, доверяю поверенному Степану Степановичу Слюнькову вести дело о наследстве, причитающемся мне по смерти моего отца, а в вознаграждение передаю вышеуказанному С.С. Слюнькову веер, ранее принадлежавший моему дяде Сигизмунду Иосифовичу Борецкому и отныне становящийся законной собственностью С.С.Слюнькова. Подпись: Ян Борецкий». Тут и число есть. Сегодняшнее. Какой щедрый подарок. В награду за ведение дела о наследстве отдать нотариусу все наследство ц-целиком… Знаете что, давайте поднимемся на чердак. Перемолвимся парой слов с дарителем.

Слюньков: Не нужно! Умоляю, не нужно! Я всю жизнь честно… тридцать лет поверенным… Бес попутал… Все расскажу, всю правду, только не погубите! Если откроется, это позор, суд, разорение! Только останется, что в петлю! У меня жена в водянке! Дети! Четверо! Бесовское наваждение! Не устоял!

Фандорин: Зачем вы украли веер? Захотели богатства и славы?

Слюньков: Что вас так удивляет? Я ведь тоже человек, а не параграф. И у меня есть свои мечты… Я всегда был практиком, в облаках не витал, но иногда так захочется чуда. Твердишь себе год за годом: нет никаких чудес, есть только завещания, векселя, выкупные обязательства. И вдруг – веер. Ведь жизнь уходит. Вы молодой, вам не понять. Однажды очнешься, а тебе пятьдесят. И думаешь: что – это все? Дальше только сахарная болезнь, поездки на воды, старость и смерть? Когда вы рассказали про Инь и Ян, у меня будто лопнуло что-то в голове… какая-то струна оборвалась. Потом вдруг молния, кромешная тьма. Клянусь, руки сами схватили веер и сунули под сюртук. Я так испугался! А когда зажегся свет, отдавать веер было уже поздно…

Фандорин: Ну да. Оставалось только спрятать его в подвале и под шумок подсунуть Яну Казимировичу фальшивую дарственную. Дарственная-то вам зачем?

Слюньков: Ну как же! Вы сами говорили – веер исполняет желания только законного владельца.

Фандорин: Думали фальшивкой Будду обмануть? Маса, сэнсу-о. (Маса достает из футля ра веер, протягивает.) Ну что ж, попробуйте, помашите. Слова молитвы помните?

Слюньков: Все время их твержу… Вы в самом деле… позволите?

Фандорин жалостно кивает. Они с Масой, переглянувшись, наблюдают.

Слюньков роняет веер на пол – так дрожат руки. Быстро поднимает, раскрывает.

Слюньков: Голова кружится… В глазах темно… Господи Иисусе… (Испуганно.) Нет-нет, не «Иисусе»! (Разворачивает веер сначала белой сто роной наружу.) Для мира хорошо – вот так. (Пе реворачивает.) Для себя хорошо – вот этак. Не смотрите на меня так, я не святой, а самый обычный человек… Мир большой, если ему станет немножко хуже, он и не заметит… (Крестится. Поет, качая в такт веером.) «Нам-мехо рэнгэ-ке. Нам-мехо рэнгэ-ке. Нам-мехо рэнгэ-ке. Нам-мехо рэнгэ-ке. Нам-мехо рэнгэ-ке. Нам-мехо рэнгэ-ке. Нам-мехо рэнгэ-ке. Нам-мехо рэнгэ-ке».