Смеющийся Пеликен, стр. 34
— Все равно… Хоть и дикий человек, но самый разумный здесь. Слышала я, как звал ты сироту…
— Ищу я Айвана, — ответил он.
— Сама ищу его, — стиснула руки женщина. — Но куда-то исчез!
— Что случилось с этими людьми?
— Злой Онкой напоил их ядовитым зельем.
— Как пили такое? — еле выдавил он, вытирая покатившиеся слезы. — Ведь нельзя даже находиться рядом.
— Так и пили, — женщина снова подошла к нему. Странно — эта женщина разговаривает с ним без отвращения и страха. Морщинистое лицо ее доброе и ласковое. — Зачем Айвана ищешь?
Тэрыкы, не отвечая, смотрел на побоище. Люди продолжали драться с прежним остервенением.
— Вот он! — вскрикнула женщина.
Все на войну! Красный щит Татая. Кто убил тебя?
Айван шел, вооруженный копьем, луком и стрелами, на боку болтался ужасающий нож. Одет он был в одежду воина, отправляющегося сражаться с иными племенами. Рядом шел старшина в такой же одежде, похожий на вооруженного медведя. Позади плелся Татай, размахивая увесистой пращой.
— На войну! — кричали они. — Все на войну! Сражаться будем с врагами.
Они вошли в толпу, как гарпун в тело. Старшина издавал боевой клич: «Ира-ира!» и хлестал мужчин толстым ременным чаатом. Заслышав боевой клич, мужчины выпрямились и тоже побежали надеть военную одежду.
Татай вдруг вспомнил что-то и бросился к своему шатру. Он пробежал совсем близко от Кумака и Онкоя, притаившихся в соседнем опустевшем жилище. Глядевший в щелку Кумак торжествующе толкнул в бок рэккена:
— Снял амулет! В руках Татая он… Знаю, как его взять.
Он тут же превратился в старшину Амека. Вдвоем с Онкоем они пошли по селению. В каждом шатре Кумак-Амек говорил хозяину, переодевавшемуся в военную одежду:
— Идите на тот конец селения. Враги уже проникли сюда, скорей собирайтесь!
Вскоре на противоположном конце селения гудела большая толпа вооруженных людей.
Татай отыскал на вешалах старый боевой щит. Выскочив, нос к носу столкнулся с диким человеком Тэрыкы, который из укрытия разглядывал Айвана и бормотал:
— Нет, не он… Говорила: добрый и ясный, а этот, как и все другие, мутной злобой наполнен.
Татай закричал дребезжащим голосом, размахивая пращой:
— Дикий человек! Бей его!
Запнувшись, упал, а Тэрыкы мгновенно скрылся за шатром.
— Зачем кричишь? — сварливо сказал старшина барахтавшемуся в снегу старику. — Не воюем мы с дикими, они не умеют воевать. Только настоящие люди умеют. Где настоящие люди? Эй!
Айван рывком поднял изваяние Серого Орла и поставил на место. Стал расхаживать, потрясая копьем и выкрикивая:
— Отсюда пойдем на войну с врагами! Все наше будем защищать! Я готов! Собаки запряжены! Быстрее ветра помчимся и застанем врагов врасплох. Спят они, наверное, в своих шатрах. Много добычи привезем! Так себя от нападения защитим. Ха-ха-ха!
— Вот это говорит настоящий человек, — одобрительно заметил старшина. — Так надо воевать.
Айван вдруг заметил красный щит Татая, который выбрался из сугроба. На щите разинул оскаленную пасть медведь.
Юноша мучительно наморщил лоб:
— Красный медведь!
Татай заговорил горделиво:
— Во многих сражениях охранял меня от врагов этот медведь — покровитель нашего рода. Один его вид нагоняет страх.
— Помню, — тихо сказал Айван. — Страшное сражение помню… Кровь лилась вокруг, словно красный дождь, летели с жутким свистом стрелы, и копья о копья ударялись. Даже собаки с рычанием рвали друг друга! И этот медведь… он реял в воздухе, отражая тяжелые удары. А я лежал, к нарте привязанный.
В глазах Татая блеснула мутная слеза:
— Сынок! Ты вспомнил то сражение, когда тебя потерял я…
— Потом нарта рванулась! Я упал в снег и остался лежать. Звуки сражения затихли, куда-то убежали все. Помню: собака жарким языком облизывала мое лицо. Потом подобрали меня н в теплый шатер отнесли…
— Мы их разгромим! — завопил Татай. — За все отомстим!
Старая Лайнэ, стоявшая в растерянности, неподалеку, закрыла лицо руками. Мир рушится!
Отец племени!
Она метнулась к Серому Орлу.
— Что делать, скажи, отец!
Глаза Серого Орла трижды вспыхнули красным огнем! Он заговорил, но никто не слышал его, кроме Лайнэ. Лицо ее побелело, как снег. И тут же она счастливо засмеялась:
— О-о! Сделаю, как велел, отец наш!
Айван, принимая от сестры полный ковшик, радостно улыбнулся. Не заметил, как быстрая рука матери сорвала нож с его пояса…
Одним решительным ударом Лайнэ вонзила острое лезвие себе в грудь. Хлынувшей алой кровью брызнула в ковшик:
— Пей… сынок.
И тихо опустилась у его ног. Из ослабевшей руки ее выпал нож, белый снег жадно впитал горячие красные капли.
Айван медленно отпил и тотчас, будто оглушенный, зашатался и закрыл глаза. В ушах загремело, и завертелась земля…
У девушки вырвался страшный пронзительный крик. Она упала на снег рядом с матерью, рукой зажимая рану на ее груди.
Айван открыл прояснившиеся глаза. Почему кричит Аинка? Почему красный туман вокруг?
Но вот, словно унесенный ветром, туман рассеялся…
— Мама! Кто убил тебя? — кричала Аинка.
Айвану бросился в глаза окровавленный нож на снегу. Его нож… он висел на поясе.
Неужели он сам убил свою мать? Опустился рядом с ней на колени, поднял ее голову.
— Мама… мама, ты слышишь?
С ясной улыбкой она взглянула ему в лицо.
— Дети мои… я счастлива!
Она умерла. Послышался надтреснутый голос Татая:
— Страшное что-то произошло, а мы спали…
В один миг волосы побелели. В селение вошел Камыснап. Свистуны замкнули кольцо
Тэрыкы не уходил. Если он пообещал Яри, что разыщет юношу и предупредит о грозящей опасности, он это сделает. Вот только где искать юношу, о котором говорила она?
И вдруг удивился: юноша стоял перед ним, выпрямившись во весь рост. Смелый ясный взгляд, открытое доброе лицо, твердые, упрямо сжатые губы. Да, это он, хотя волосы юноши в один миг из черных стали белыми.
— Айван, — позвал Тэрыкы.
— Меня ищешь, дикий друг? — спросил тот, не удивившись.
Еще никто не называл так Тэрыкы. И сердце его сразу же раскрылось навстречу юноше. Он шагнул вперед:
— Сказано было мне: Камыснап идет за тобой. Яри спешит на помощь…
Айван кивнул и отрешенно улыбнулся. Подошел воинственный старшина.
— Почему с диким человеком разговариваешь? Не говорим с ним.
Раздались крики, из-за шатра вывалилась большая толпа вооруженных людей.
— Убить! Убить! — неистово кричали они. Амек круто обернулся и от удивления чуть не упал: впереди толпы, потрясая копьем, бежал в военной одежде… он сам. Это был Кумак.
— Вот они — оборотни! — вопил Кумак-Амек. — Мой облик принял один, а другой тоже из чужой земли пришел. Бей их!
Толпа свирепыми криками отвечала ему. Ведь видели, что все время старшина был с ними, а там стоит неведомо кто. Конечно, свистун. Сирота тоже свистун, не зря в узких штанах появился, хитрые речи вел. Теперь военную одежду надел, спрятаться среди них вздумал.
Старшина взревел от ярости и рванулся навстречу самому себе, горя желанием разорвать самого себя на клочки. Но Кумак-Амек тут же замешкался, пропуская воинов вперед, — свистуну нельзя сражаться с человеком, можно действовать только обманом да хитростью.
Айван был вынужден принять бой. Но не стал оружие в руки брать — ему ничего не стоило увертываться от неуклюже размахивающих копьями и ножами одурманенных воинов.
Ловкими ударами в грудь отбрасывал каждого. Чей-то клинок распорол ему рукав…
За ним двигался Татай, размахивая пращой, а дикий человек, прыгая выше голов, укорял жаждавших крови легкой колотушкой.
— Где обманщик, мой лик принявший? — круша всех животом, неудержимо катился вперед старшина, отыскивая ненавистного оборотня. Но тот уже сменил облик, как только началось побоище, и стал Айваном.