Смеющийся Пеликен, стр. 25
Передняя нарта шла пустой, вся поклажа с едой и кормом для собак была на двух нартах, которые вели Яек и Эрмен. Сейчас они отстали: юноши, отправившиеся предупредить Айвана о грозном преследователе и помочь ему, измучились и бежали медленно. Передняя нарта Яри вырвалась далеко вперед.
Но никто не роптал. Все понимали, что нужно спешить. Беспокоила только одна мысль — о Камыснапе. Что делать, когда они его нагонят? Девушка сказала, что Камыснапа она сама остановит, но юноши сильно в этом сомневались. Никто не может остановить маленькое чудовище.
Правда, у каждого луки и стрелы, боевые копья, но разве остановит стрела или копье деревянную доску для выделки шкур? Живоё существо можно поразить стрелой, даже рэккена, потому что и у него есть сердце, хотя черное и наполненное вместо крови желчью, но оно есть.
Загадочная девушка волновала их. Такой красивой девушки в одежде воина они никогда не видели. Наверное, из какой-то неведомой земли она. Значит, снова в неведомую землю уйдет.
Яри понимала: если бы одни поехали юноши, то двигались бы гораздо медленнее, а спорам и сомнениям не было бы конца. И она, сжав губы, погоняла быстрее собак. Там грозит беда Айвану, юноше, который пошел за ней даже в подземный мир рэккенов, юноше, которому принадлежит ее сердце…
Далеко впереди показались скалы. Там ущелье, через которое пролегла дорога. Виютку тотчас сообщил об этом. Она поняла его намек и с презрением посмотрела на юношу. Потом с трудом разжала замерзшие губы:
— Хорошо. Там, в ущелье, остановимся на отдых!
Знак Серого Орла. Упрямым был Нотайван. Это наш сын!
Лайнэ сидела, словно оцепенев, и не сводила глаз со спящего юноши. Как только он появился, сердце ее чаще застучало, и стало томить неясное ощущение страшной и радостной догадки. Она то и дело всматривалась в лицо приезжего. Многое может измениться в человеке за долгое время, но глаза не меняются никогда!
Теплые и сияющие глаза юноши останавливались на ней, словно возвращали ее на много лет назад. Так смотрел только… нет, нет, лучше об этом не думать. Но снова и снова мысли ее возвращались к запретному!
А когда юноша упал на мягкие шкуры, широко раскинув руки, сна чуть не вскрикнула и поспешно зажала рот ладонью. Знак Серого Орла!
Когда-то Лайнэ была первой мастерицей в селении по нанесению узоров на лица и руки молодых женщин. Под ее быстрыми костяными иголками узоры распускались, как цветы в весенней тундре, а лицо — самой некрасивой женщины становилось желанным для мужчин — кто устоит перед тремя полосами на носу!
И ее костяные иголочки не лежали без дела, а маленький Но- тайван, которого убили враги, любил подолгу смотреть, как ловко- орудует мать иголками, нанося на кожу женщин замысловатые- узоры. Женщины терпели, когда по лицам их стекала кровь вперемешку с нагаром из жирника — чего не вытерпишь ради красоты! Лишь по временам у какой-нибудь совсем юной девушки вырывался глухой стон.
Нотайван смеялся и задорно кричал:
— А я не боюсь, я не боюсь!
И вскоре мать поймала его, когда он пытался колоть себе лицо иголкой. Маленький Нотайван, крепко зажав иголку в кулачке, отбивался руками и ногами, громко ревел.
— Ведь не женщина ты! — восклицала Лайнэ. — Зачем лицо украшаешь? Потом за женщину примут, жениться на тебе захотят! Фу, стыдно!
Но мальчик громко плакал. Мать поняла, что сын просто хотел болью испытать свою выдержку и мужество. Тогда она обнажила его левую руку и нанесла на внутренней стороне, сокрытой от посторонних глаз, тайный знак охотничьей удачи — птичий след, след отца племени Серого Орла. Мальчик мужественно выдержал испытание, крепко стиснув зубы и не издав ни одного стона. И когда его хвалили, глаза его сияли ярче обычного. Уже тогда упрямый был. И теперь старая Лайнэ увидела на руке приехавшего юноши тайный знак! Тот самый, она хорошо помнила его.
Дрожа всем телом, принялась расталкивать Татая. Тот долго не понимал, в чем дело, потом сразу сел и бросил быстрый взгляд на юношу. Он побелел, как выделанная шкура.
— Ты говорил, что его убили враги! — в голосе Лайнэ слышалось едва сдерживаемое рыдание.
— Говорил тебе, женщина, что этого я не видел, — стуча зубами, еле выдавил он. — Но если наш ребенок попадает к ним, сразу его убивают! Это все знают.
— Ведь мы не убиваем их детей!
— Не убиваем, потому что мы настоящие люди. Разве можно сравнивать врагов с нами?
Они спорили тихо, стараясь не разбудить гостя и Аинку.
Лайнэ закрыла лицо руками и стала всхлипывать, вспомнив маленького Нотайвана так ярко, будто стоял он перед ней, как в тот день, когда выдержал испытание — с дрожащими от боли губами.
— Это наш сын!
Аинка вдруг села, и на лице ее не было следов сна.
— Я все слышала. Значит, это брат мой? Ничего раньше не говорили вы о нем…
Лайнэ с отчаянием посмотрела на дочь.
— Не было тебя на свете, когда случилось это.
И помолчав, стала рассказывать:
— Нотайван был очень упрямый. Если хотел чего-то, всегда добивался. Когда поехали наши, тундровые, вести обмен с береговыми, упросил он отца взять его с собой. Не хотел его брать Татай — ведь война могла начаться при обмене. Нотайван в нарту вцепился, и не сумели оторвать его. Когда война началась, в ку- куле спал, и отец не стал будить его, только привязал к нарте. Когда сильно помчалась упряжка, завязки лопнули, и Нотайван упал, а Татай не заметил этого — сильно ранили в голову, ничего он не видел. Так и попал Нотайван в руки врагов.
Старый Татай подполз к юноше и жадно всматривался в его лицо. Юноша метался, скрипел зубами, снилось что-то страшное. Суровая морщинка залегла между бровями.
Татай устало откинулся назад:
— Нотайван! Всегда так хмурился, когда сердился. Посмотри, как сильно похож он на Аинку!
Рэккен метнул горящую стрелу. Таинственный камень. Старик в одежде Айвана
Айвану снова привиделась та же страшная картина…
Тогда, расставшись с Яри, он поехал навстречу хиусу. Недалеко отъехал и, посмотрев налево, снова заметил рэккена, который быстро шел по шею в снегу. И следов никаких не оставляет — плывет косматая голова среди белых застругов, сверкают красные глазищи.
Заметил, что Айван его увидел, и нырять стал. Нырнет, потом в другом месте вынырнет, глазищами зыркнет.
Раз нырнул, другой, а на третий Айван расщепленную стрелу, заговоренную дедушкой Ненеком, приготовил. Думал, что рэккен снова пеньком оборотится. Но тот на лету стрелу поймал, плюнул ка нее и назад метнул. Еле увернулся юноша от горящей стрелы — даже шапку слегка опалила! Не стал больше стрелять в рэккена. Шапку сожжет, где другую возьмешь? Пусть следит.
Потом камень белый увидел. Большой такой камень, с человека высотой. Все камни вокруг серые, а этот белый и в свете месяца сверкает. Приблизился к нему Айван, собак остановил — что за чудо? На корточки присел, смотрит, а из камня на него тоже юноша смотрит, на корточки присел.
Вот тут-то испугался Айван. Если бы тот юноша смотрящий с кулаками на него бросился или убегать стал, знал бы Айван, что делать. Он осторожно протянул руку — и тот навстречу руку протянул. Отдернул руку, снова протянул — и юноша руку тянет. Да что же это такое?
Вдруг понял, что сам в камне отражается. И о таком диве слышал Айван: привозили торговцы белые плоские камешки, только маленькие, и каждый в них собственное отражение мог увидеть. Будто в воду смотришь…
Потрогал камень — холодный, даже обжигает. Собак подозвал — и собак в камне увидел.
Сначала они рычали, на камень бросались, потом притихли и повизгивать тихонько начали.
Айван внимания не обращает — скачет, пляшет, кувыркается, очень развеселился.
Вокруг камня побежал! Обежал, повернулся и вдруг остолбенел от ужаса. Вместо юноши на него смотрел из камня страшный старик! Морщинистый, согнутый, белые волосы из-под шапки выбиваются. Пристально смотрит, будто сказать что-то хочет. Потом медленно поднял руку и погрозил пальцем!