Воспоминания. Том 1, стр. 84

Частная жизнь Великогерцогской четы поражала своею скромностью и ничем не отличалась от жизни людей среднего круга и достатка. Официальные приемы были редки, и ими одинаково тяготились обе стороны. Часы досуга Великогерцогская чета проводила в кругу семьи, отвлекаясь от нее или заботами о помощи ближним, что обязывало к посещению разного рода благотворительных учреждений, или вынужденными приемами официальных лиц. Таков был общий фон семейного очага, под сенью которого росли и воспитывались их дети. Как же относились к ним родители, каковы были взгляды их на задачи воспитания детей?..

Письма Великой Герцогини отвечают и на этот вопрос.

В письме, от 25-го Июня 1870 года, к матери, имеется характерное указание:

"Я чувствую буквально то же, что и ты, относительно различия положений и то, как важно князьям и княжнам знать, что они ничем не лучше прочих людей, хотя и стоят выше их, и что это положение налагает на них двойную обязанность жить для других и подавать им пример быть добрыми и скромными, и я надеюсь, что мои дети вырастут такими" (стр. 262).

На этом основном фундаменте Великая Герцогиня строила все здание воспитания своих детей и зорко следила за тем, чтобы сделать их "... свободными от всякой гордости своим положением... которое, без того, что составляет их внутренняя сущность, само по себе ничего не стоит" (стр. 261).

Среди найденных после смерти Великой Герцогини писем имеется одно, заготовленное для будущего воспитателя ее сына, герцога Эрнеста-Людвига, написанное за неделю до ее смерти. Давая руководственные указания воспитателю, Великая Герцогиня говорит, что ее сын должен быть "... благородным человеком в полном смысле этого слова, без княжеских капризов, скромным, не эгоистом, отзывчивым, со всеми качествами, к развитию которых стремится английский метод воспитания: сознанием долга, чувством чести и любви к правде, почитанием Бога и законов, что одно дает истинную свободу" (стр. 409).

И умная мать успешно достигала намеченных целей. Об этом свидетельствует, между прочим, и письмо от 25-го декабря 1867 года.

Еще более характерную иллюстрацию взглядов Великой Герцогини на задачи воспитания детей мы находим в се письме от 14 июня 1871 года, в котором она пишет:

"Все мои дети - друзья природы, и я стремлюсь развить это, поскольку это в моих силах, Это обогащает жизнь и всегда будет важно, когда они будут в состоянии отыскивать и находить вокруг себя тысячи красот и чудес природы. Они счастливы и довольны, и я всегда нахожу, что чем меньше людей подле них, тем меньше они в них нуждаются, и то, что они имеют, доставляет им только большую радость. Я воспитываю своих детей просто, с наименьшими потребностями, и учу их во всех случаях служить самим себе и заботиться о других, чтобы сделать их самостоятельными"... (стр. 291).

С большим вниманием следила за воспитанием своих внуков и королева Виктория, которая, как видно из письма Великой Герцогини от 16-го ноября 1874 года, придерживалась весьма строгих методов воспитания, не допускала того, чтобы детей баловали и уделяли им слишком много внимания. По этому вопросу между матерью и дочерью возникала обширная переписка, причем Великая Герцогиня оправдывалась от подозрений в излишней заботливости о детях и подтверждала, что добросовестно следует указаниям матери, стараясь развивать в детях самостоятельность и независимость, для чего избегала частого общения с детьми и навлекала на себя даже жалобы со стороны мужа, находившего, что она уделяет своим детям слишком мало времени (стр. 258-359).

Тем не менее, однако, заботы о детях заставляли Великую Герцогиню интересоваться даже медицинскою литературою и приобретать специальные познания, чтобы иметь возможность оказать нужную помощь до прихода врача (стр. 93-94). Самый тщательный уход за здоровьем детей не мог, однако, предотвратить последствий той болезни, какая была, нужно думать, наследственной в семье Великого Герцога. Эта болезнь, "гемофилия", передаваясь мужскому поколению, выражалась в том, что кровь гемофилитика не имела свойств сгущаться, как у нормального организма: стенки артерий и вен больного были до того хрупки, что всякий ушиб или даже чрезмерное усилие могли вызвать разрыв сосудов и повлечь за собою кровоизлияние со смертельным исходом. Болезнь унаследовал младший сын Великой Герцогини Frittie, скончавшийся в детстве от кровоизлияния, явившегося последствием неосторожного ушиба. Болезнь ребенка причиняла жестокие страдания матери, и в письме от 1-го февраля 1873 года Великая Герцогиня описывает один из бывших случаев кровотечения из уха, настолько сильного, что никакие средства не могли остановить его в течение суток (стр. 323-324).

Часы досуга проходили или в чтении духовных книг, или в молитве, причем эти молитвы являлись не только возношением души к Богу, в моменты отрешения от обычных дел и занятий, а как бы самостоятельным и нужнейшим делом. Великая Герцогиня молилась вместе со своими детьми, приучая их к религиозному мышлению, вырабатывала у них определенное религиозное мировоззрение и особенно внимательно следила за тем, чтобы дети не ограничивались лишь теоретическим исповеданием веры, а воплощали бы религию в жизнь. Поэтому, не довольствуясь обычными утренними и вечерними молитвами, Великая Герцогиня приучала детей, между прочим, и к духовным песнопениям и вместе с ними пела духовные песни, относя это занятие к числу важнейших дел каждого дня. Здесь сказался очень тонкий психологический прием, коим мудрая мать желала подчеркнуть, что ведь мало верить, а нужно иметь и мужество всегда и при всяких случаях исповедовать свою веру, не нужно стыдиться ее, что обычно наблюдается в детском возрасте, а затем входит в привычку.

"Я чувствую потребность молиться. Я охотно пою духовные песнопения с моими детьми, и каждый из них имеет свое любимое песнопение" (стр. 419).

Таково было настроение, общий фон и характер родительского очага Императрицы Александры Феодоровны...

Кратки и отрывочны эти сведения; они не охватывают даже в полном объеме содержания цитированной мною книги, не касаются одного из важнейших данных, способного пролить свет на психологию той внутренней борьбы в области религиозной, какую вела Великая Герцогиня и о которой в помянутой нами книге имеются лишь отдаленные намеки в послесловии от издателя: "Как ни ясны и безошибочны были ее взгляды в области религиозной практики, как ни часто она обращалась каждый раз, в горе и нужде, к словам Священного Писания, что так согласовалось с ее настроением, однако приходилось выдерживать жестокую борьбу с теоретическими сомнениями, и кажется, что эта борьба была долголетней" (стр. 418).

История восполнит недостающее, а благодарное потомство, воздвигнувшее Великой Герцогине великолепный памятник в Дармштадте, озаботится, в свое время, опубликованием и тех данных, какие сейчас сосредоточены в архивах Великогерцогского Двора и известны лишь близким и какие озарят еще большим сиянием светлый облик родителей Государыни Императрицы Александры Феодоровны.

Глава LXV. Прибытие Государыни Императрицы Александры Феодоровны в Россию и ее первые впечатления

Государыня Императрица Александра Феодоровна была четвертою дочерью Великого Герцога Гессенского Людвига IV и его супруги, герцогини Алисы, и родилась 6-го июня 1872 года. В числе восприемников при крещении были Император Александр III, тогда Наследник Цесаревич, и Его Супруга Императрица Мария Феодоровна, и этот факт давал окружавшим повод называть новорожденную принцессу Алису будущей русской Императрицей. А.А. Танеева, в своих воспоминаниях, рассказывает, что во время посещения Государыней Императрицей Марией Александровной Дармштадта в семидесятых годах, Великая Герцогиня Гессенская Алиса привела показать ей всех своих детей и принесла на руках и маленькую принцессу Алису. Императрица Мария Александровна, обернувшись к своей фрейлине, баронессе Пилар, произнесла, указывая на принцессу: "Baisez lui la main: elle sera votre future Imperatrice". (Страницы из моей жизни, А.А. Танеевой (Вырубовой). Русская Летопись, кн. IV, стр. 24). Такое убеждение, с раннего детства привитое принцессе, сделалось настолько всеобщим и до того прочно укоренилась при Гессенском Дворе, что впоследствии проникло и в ее сознание и, может быть, было первым толчком, родившим у нее тот интерес к России и ко всему русскому, какой затем превратился в горячую любовь к ее новой Родине и позволил ей сказать: "Я более русская, чем многие другие" (Письмо Ея Величества к Государю Императору, №355, т. II, стр. 187).