Поэзия и проза Древнего Востока, стр. 146

Глава 5

Взывай же! Кто даст ответ?

Кого из Святых призовешь?

Так, глупца убивает гнев,

и неискусного губит пыл.

Я видел: возрастал глупец,

но вдруг иссохла пажить его;

нет счастья его сынам,

у врат их бьют, не поможет никто,

и жатву их алчный пожрал,

и снопы их бедность берет,

скудость съедает добро.

Не из праха растет беда,

и не из почвы восстает скорбь;

но рожден человек страдать,

как искры – возлетать ввысь [870].

Но я бы к Силе Божьей воззвал

и Богу вверил бы дело мое,

Творящему скрытое от ума

и дивные без меры дела,

Дающему дождь на лицо земли,

Посылающему воды на лицо полей,

Возвышающему тех, кто пал -

и спасаются те, кто скорбят,-

Разрушающему умысел хитрецов,

так что руки их затеянного не совершат,

Уловляющему лукавцев в их же сеть,-

и умысел мудрых посрамлен:

среди бела дня найдет на них мрак,

и в полдень собьются они с пути;

Бог избавляет от меча, и от лжи,

и от рук насильников того, кто нищ,-

и немощному надежда есть,

и злоба затворяет свои уста.

Так,

блажен, кого обличит Бог,

и наказанья от Крепкого [871] не отвергай!

Ибо Он уязвит, и Он исцелит,

Он бьет, и врачуют руки Его.

В шести бедах спасет тебя,

и в седьмой не коснется тебя зло;

в голод избавит от смерти тебя

и на войне – от силы меча.

От злого языка будешь укрыт,

не убоишься прихода нужды.

Нужде и гладу посмеешься ты,

и зверя земли не страшись:

ибо с камнями поля у тебя союз,

и зверь поля в мире с тобой.

И узнаешь, что дом твой цел,

оглядишь двор твой – и ущерба ни в чем,

и узнаешь, что обильно потомство твое,

и отпрыски твои, как трава земли.

Созрев до конца, сойдешь ты в гроб,

как сноп, что собран во время свое.

Ибо вот,

мы это испытали, и верно все;

услышь и ты и заметь для себя!»

Глава 6

И ответил Иов, и сказал:

«Если бы взвесить скорбь мою

и боль мою положить на весы!

Тяжелее она, чем песок морей;

оттого и дики слова мои!

Ибо стрелы Крепкого настигли меня,

и дух мой ядом их напоен,

и ужасы Божьи мне грозят.

Ревет ли дикий осел на траве,

и мычит ли бык над кормом своим,

и пресное ли без соли едят,

и есть ли вкус в белке яйца?

Да, чем гнушается душа моя,

то дано мне в тошную пищу мою!

О, когда бы сбылась просьба моя

и надежду мою исполнил Бог!

Соизволил бы Он сокрушить меня,

простер бы руку Свою сразить меня!

Тогда была бы отрада мне,

и я веселился бы средь муки злой!

Ибо слов Святого не предал я.

Что моя сила, чтоб терпеть и ждать,

и что моя цель, чтобы длить жизнь?

Разве твердость камней – твердость моя

и разве из меди плоть моя?

Не ушла ли помощь моя от меня

и разве осталась опора мне?

Кто друга своего не жалеет в беде,

тот оставляет пред Крепким страх.

Ненадежны братья мои, как поток

и как вешние воды, что скоро сойдут.

Ручьи мутнеют от талого льда

и принимают в себя снег,-

но в летнее время пропадают они

и в жару исчезают с лица земли.

Люди отходят от пути своего,

заходят в пустыню и гибнут там:

караваны из Темы ищут ручей,

путники из Савы уповают на него,

но посрамлены они в надежде своей,

приходят на место и терпят стыд.

Вот что стали вы для меня!

Увидели ужас, и страх вас взял.

Что я, прошу: «Дайте мне,

и заплатите за меня от ваших щедрот»?

Говорю ли: «Вырвите из рук врага,

из рук злодеев искупите меня»?

Вы наставьте меня, и я замолчу;

и в чем я неправ, скажите мне!

Разве обидит правдивая речь?

Но что укоризна одного из вас?

Думаете ли словами вершить суд,

а слова отчаявшегося – ничто?

Вы мечете жребий о сироте,

и друга своего продаете вы.

Ныне соизвольте вглядеться в меня:

что же, лгу ли я вам в лицо?

Отступитесь, да не будет зла,

отступитесь же – ведь я прав!

Разве на языке моем ложь,

не распознаёт худого моя гортань?

Глава 7

Не повинность ли несет человек на земле,

и не срок ли наемника – срок его?

Как раб, что изнывает по тени ночной,

и наемник, что ждет платы своей,

так и я принял месяцы зла,

и ночи скорби отсчитаны мне.

Ложась, думаю: «Скорей бы встать!» -

и ворочаюсь от вечера до утра.

В червях и язвах тело мое,

и на коже моей струп и гной.

Мелькают мои дни, как ткацкий челнок,

и без упованья спешат к концу.

Вспомни, что дуновение – жизнь моя;

уж не видать счастья глазам моим!

Видящий больше не увидит меня:

воззрят Твои очи, а меня – нет.

Редеет облако, уходит оно:

так сошедший долу не выйдет вспять.

В дом свой не вернется он,

и место его не вспомнит о нем.

Потому не удержу я уст моих,

и в утеснении духа моего скажу,

и пожалуюсь в удручении души моей!

Разве я пучина и разве я змий [872],

что ты приставляешь ко мне дозор?

Чуть помыслю: «Утешит меня постель моя,

и подымет мою горесть ложе мое»,-

как Ты снами ужасаешь меня

и наводишь на меня морок ночной!

Не дышать хотела бы моя душа;

лучше смерть, чем моя боль!

Довольно с меня! Не вечно мне жить.

Отступи от– меня! Мои дни – вздох.

Что есть человек, что Ты отличил его,

занимаешь им мысли Твои,

каждое утро вспоминаешь о нем,

испытуешь его каждый миг? [873]

Когда отведешь Ты от меня взор,

отпустишь меня сглотнуть слюну?

Пусть я погрешил,-

Тебе что я сделал, Соглядатай мой?

Зачем Ты поставил меня, как цель для стрел,

и сам для себя я в тягость стал?

Почему Ты не простишь мой грех

и не взглянешь мимо вины моей?

Ибо ныне во прах ложусь я:

будешь искать меня, а меня – нет».

Глава 8

И отвечал Билдад из Шуаха, и сказал:

«Долго ты будешь говорить так?

Шумный ветер – твои слова!

Ужели суд Свой извращает Бог

и Крепкий извращает правду Свою?

Погрешили пред Ним сыны твои,

и во власть вины их предал Он их.

Но если взыскуешь Бога ты

и с мольбою Крепкого призовешь

и если чист и праведен ты,-

Он нынче же встанет над тобой

и умирит место твоей правоты;

и если начало твое мало,

то велик будет твой конец!

Расспроси-ка старинных людей

и вникни в то, что дознали отцы;

ведь вчерашние мы, у нас знанья – нет,

ибо наши дни на земле – тень.

Не поучат ли они, не вразумят ли тебя,

из сердца своего не извлекут ли слова?

«Растет ли тростник, где топи нет,

и встает ли камыш, где нет воды?

Еще он свеж, не созрел для ножа,

как вдруг сохнет прежде всех трав.

Вот участь тех, кто о Боге забыл,

и надежда отступника придет к концу -

на нити висит упование его,

и безопасность его – как ткань паука:

обопрется о дом свой – и не устоит,

схватится за него – и рухнет с ним.

Вот он возрастает в полном соку,

за сад тянутся ветви его,

корни его оплели скалу

и между камней пробили путь,-

вернуться

870

В подлиннике «сыны Рэшэфа». Рэшэф– древнее ханаанейское олицетворение огня, пламени, жара, а потому и того «жара», который бывает у больного человека, и постольку – вообще мора и поветрия. В нашем переводе принято истолкование древних таргумов и Ибн-Эзры: «сыны Рэшэфа», то есть сыны огня – метафора понятия «искры». Другая интерпретация, отразившаяся в «Септуагинте», требует переводить «птицы»

вернуться

871

Здесь и ниже старославянским эпитетом «Крепкий» (в приложении к богу и в значении «сильный» – ср. «Святый Боже, Святый Крепкий...») передано характерное для «Книги Иова» очень древнее и очень загадочное имя бога «Шаддай», по-видимому, этимологически связанное с идеей всесокрушающей мощи. Традиционный перевод «Всемогущий» предполагает абстрактно-догматический уровень мышления о боге, чуждый ветхозаветной архаике

вернуться

872

Морская пучина и морское чудище («таннин») выступают в Библии как символы побежденного богом, но не укрощенного хаоса. Поэтому бог и должен к ним «приставлять дозор», чтобы они не вышли из повиновения

вернуться

873

Проникнутое трагической иронией воспоминание о псалме 8, который славит место человека в божьем мире:

«...Что есть человек, что Ты помнишь о нем,

или сын человека, что Ты печешься о нем?

Ты сделал его немного меньшим богов,

славой и достоинством его увенчал,

дал власть над творениями рук Твоих,

и все положил к ногам его!..»

Оба древнееврейских поэта согласны в том, что человеку уделено в планах бога неимоверно важное место. Но если в псалме это причина для ликования, то в «Книге Иова» – причина для ужаса