Поэзия и проза Древнего Востока, стр. 115

Знай же – разлука эта 

С родными неизбежна.

И пусть даже сотню лет

Ты проживешь или больше,

Все равно от близких уйдешь,

Расставшись с жизнью здешней.

Так перестань же рыдать!

Послушай совет архата [688],

О покойном скажи себе:

«Мне его не найти больше».

Когда загорается дом,

Пламя тушат, залив водою.

Так и тот, кто мудр и учен,

Тверд и исполнен достоинств,

Разгоняет возникшую скорбь

Тут же, как ветер – солому.

И если счастья желаешь,

То причитанья и вопли,

Желания и недовольства,-

Эту стрелу – из себя вырви!

Отравленную стрелу вырвав,

Покой обретешь душевный.

Уничтожив в себе все печали,

Беспечальным станешь, потухшим.

Из «Тхерагатхи» и «Тхеригатхи»

Гатха Тхеры Саппаки («Тхерагатха», 307—310)

Когда журавлиха, завидев черную тучу [689],

Расправляет ослепительно-белые крылья

И в страхе, стремясь укрыться от ливня, летит к скалам,

Аджакарани-река бывает тогда так прекрасна!

Когда журавлиха, завидев черную тучу,

Взмывает вверх, белизною слепящей сверкая,

И в страхе, не зная, где скрыться, расселину ищет,

Аджакарани-река бывает тогда так прекрасна!

Да и как тут в восторг не прийти

От раскидистых джамбу [690],

Что украшают берег реки

За моею пещерой?

Лягушкам здесь не угрожает змеиное племя.

Важно квакая, они говорят друг другу:

«Еще не время уходить от горных речек;

Аджакарани надежна, благостна и прекрасна».

Гатха Тхеры Бхуты («Тхерагатха», 518—526)

Когда мудрый постиг, что не только старость и смерть, 

Но и все, к чему влекутся глупцы, есть страданье,

И теперь размышляет, страданье поняв до конца,-

Есть ли в мире большее наслажденье?

Когда привязанность, приносящую горе,

Всеми печалями мира чреватую жажду

Победив и уничтожив в себе, он размышляет,-

Есть ли в мире большее наслажденье?

Когда благой, изгоняющий всякую скверну,

Восьмеричный путь [691], из всех путей наилучший,

Мудрости оком узрев, он размышляет,-

Есть ли в мире большее наслажденье?

Когда он творит в себе независимый мир,

Где царит покой, где нет печали и нет пыли

И где разрываются все оковы и все путы,-

Есть ли в мире большее наслажденье?

Когда в небе гремят барабаны грома

И потоки дождя затопляют пути птичьи,

А Схикшу, в пещере укрывшись, размышляет,-

Есть ли в мире большее наслажденье?

Когда на берегу заросшей цветами реки,

Над которой в венок сплелись верхушки деревьев,

Он сидит и, радостный, размышляет,-

Есть ли в мире большее наслажденье?

Когда глубокой ночью в безлюдном лесу

Дикие звери рычат и ливень шумит,

А бхикшу, в пещере укрывшись, размышляет,-

Есть ли в мире большее наслажденье!

Когда, бесстрашный, мысли свои укротив,

Среди скал, под сводом пещеры горной

Он, от скверны очистившись, размышляет,– 

Есть ли в мире большее наслажденье?

И когда, счастливый, без печали, смыв скверну,

От помех, страстей, желаний освободившись

И все язвы уничтожив, он размышляет,-

Есть ли в мире большее наслажденье?

Гатха Тхеры Калудайина («Тхерагатха», 527—536)

Деревья, почтенный, сейчас словно тлеющий уголь [692],

Сбросив сухую листву в ожиданье плодов,

Они, как зажженные факелы, пламенеют.

Настала пора услад, о великий герой!

Прекрасные, усыпанные цветами деревья,

Роняя сухую листву и томясь по плодам,

Благоуханием наполняют пространство. 

Время нам уходить отсюда, герой!

Не слишком холодно сейчас и не очень жарко.

Лучшая пора для путешествий, почтенный!

Пусть же увидят сакки и колии [693], как, на запад

Отправляясь, ты Рохини переплываешь!

С надеждою пашут поле,

С надеждой зерно сеют, 

С надеждой уходят в море

Купцы за большим богатством. 

Да сбудется та надежда,

Которой живу!

Вновь и вновь пахари пашут поле,

Вновь и вновь бросают зерно в землю,

Вновь и вновь посылает дождь небо,

Вновь и вновь получает хлеб царство;

Вновь и вновь по дорогам нищие бродят,

Вновь и вновь подают им добрые люди,

Вновь и вновь добрые люди, подав им,

Вновь и вновь попадают в мир небесный.

Герой многомудрый очищает

Семь поколений своего рода.

Я думаю, Сакка [694], ты бог богов,

Ибо рожден тобой истинный муни.

Суддходаной зовут отца премудрого,

Мать Блаженного звали Майей [695].

Она носила Бодхисаттву [696] под сердцем,

В мире богов теперь ликует.

Дивными радостями радуется

Отлетевшая отсюда Готами [697],

Всеми усладами услаждается

В окружении небожителей.

Я сын несравненного Ангирасы,

Невозможное возмогшего Будды.

Ты отец отца моего, о Сакка,

Воистину ты, о Готама, дед мой.

Гатха Тхеры Экавихарийи («Тхерагатха», 537—546)

Хорошо, должно быть, в лесу

Бродить совсем одному,

Чтобы не было никого

Ни впереди, ни сзади.

Решено! Я уйду один

В лес, прославленный Буддой.

Благодатнее места нет

Для сильного духом бхикшу.

Объятый стремлением к цели,

Войду в прекрасную рощу, 

Где любят резвиться слоны,

Где радость вкушают йоги.

В Ситаване [698] пышноцветущей,

Омывшись в ручье прозрачном,

Под сводом прохладной пещеры

Прохаживаться стану.

О, когда, пребывая один

В огромном, прекрасном лесу,

Я исцелюсь от язв 

И исполню все, что решил?

Так пусть совершится то,

Что совершить стремлюсь!

Я все буду делать сам -

Тут помощники не нужны.