Долгое прощание (сборник), стр. 78

В течение некоторого времени мы вели уединенную беседу.

— Вы знаете, мисс Беденфельд, мне кажется, что однажды я встречал вашего отца. Он был очень интересным человеком, а его профессия для меня представляет особый интерес. Я сам сделал скромный вклад в антропологию. Когда я был в одном горном районе...

Наш разговор стал специальным. Полковник Райс не был болтуном. Он знал очень много. В то же время он сделал одну или две любопытные ошибки — по-моему, случайные оговорки. Но постарался быстро исправить их. Один раз сказал, что мустьерианский период следует за неолитом. Это абсурд для человека, знающего хоть что-нибудь об антропологии. Было 12 часов, когда я пришла в каюту. Я все еще была озадачена. Неужели он «изучал предмет» с какой-то целью, неужели на самом деле он не знает антропологии? Я покачала головой, не будучи удовлетворена этим решением. Вдруг, почти уже засыпая, я вскочила. Неожиданная мысль пришла мне в голову. Не испытывал ли он меня? Не сделал ли он специально несколько оговорок, чтобы проверить, действительно ли я знаю, о чем говорю. Другими словами, он подозревал, что я не Анна Беденфельд, за которую себя выдаю. Но почему? 

 Глава 12

На пароходе я, кажется, достиг Спокойствия. Мои седые волосы, к счастью, освобождают меня от необходимости участвовать в разных играх вроде «Братца Билла» и тому подобных.

Какое удовольствие люди могут находить в подобных играх, всегда было для меня тайной. Но на свете много дураков. Надо благодарить бога за их существование, но не брать с них пример. К счастью, я отличный моряк. Пагетт, бедняга, наоборот, очень плохой. Как только пароход отплыл из Сорренто, он сразу же «позеленел». Я предполагаю, что мой второй так называемый секретарь тоже подвержен морской болезни. Во всяком случае, он до сих пор еще не показывался. Но это могло быть вызвано не морской болезнью, а дипломатическими соображениями. Больше всего мне нравится, что он не беспокоит меня. Пассажиры не представляют никакого интереса, за исключением двух хороших игроков в бридж и очень приятной женщины—миссис Кларенс Блейр. Я встречал ее в Лондоне. Она кажется мне единственной женщиной, которая понимает юмор. Беседа с ней доставляет большое удовольствие и нравилась бы мне еще больше, если бы не длинноногий молчаливый осел, который прилепился к ней как банный лист. Я не думаю, что этот полковник Райс нравится ей. Он, вероятно, неплохой человек, но невыносимо скучный. Один из тех сильных, молчаливых мужчин, о которых женщины-романистки и молоденькие девушки всегда говорят с энтузиазмом. Гай Пагетт выкарабкался на палубу после того, как покинули Мадейру. Он сразу начал болтать о работе. Какому идиоту придет в голову работать на борту парохода? Правда, я обещал своим издателям закончить мои «Воспоминания» к началу лета, но что из этого? Кто читает воспоминания? Старые провинциальные леди, И каких размеров они достигнут? В своей жизни я сталкивался с большим количеством так называемых знаменитых людей. С помощью Пагетта я придумал скучные анекдоты о них. И по правде говоря, Пагетт слишком честен для такой работы. Он не позволяет придумывать анекдоты о людях, с которыми я не встречался, по мог встретиться. Я попробовал быть с ним поласковее.

— Вы все еще выглядите совершеннейшей развалиной, дорогой мой,— сказал я ему.— Вам сейчас необходимо отдохнуть. Нет, нет, не говорите ничего. Работа должна подождать.

Но, не обратив на мои слова никакого внимания, он начал беспокоиться о какой-то особой каюте.

— В вашей каюте невозможно работать, сэр Юстус. Она полна чемоданов.— Судя по его тону, можно было предположить, что чемоданы это тараканы и им нечего делать в каюте. Я объяснил ему, хотя он мог и не поверить этому, что когда путешествуешь, то приходится часто переодеваться. Пагетт изобразил на своем лице слабую улыбку, с которой всегда встречал мои попытки острить, а затем вернулся к делу.— И вряд ли мы можем работать в моей конуре.

Я знаю, что такое «конура» Пагетта: у него обычно бывает лучшая каюта на пароходе.

— Мне очень жаль, что капитан не предоставил вам свою,— сказал я саркастически.—- Быть может, вы переложите часть своих вещей в мою каюту?

Сарказм — всегда очень опасная вещь, если имеешь дело с такими людьми.

Он сразу же зажегся.

— Да, если бы я мог отделаться от пишущей машинки и чемодана с канцелярскими принадлежностями...

Этот чемодан действительно весит очень много. Из-за него всегда бывают неприятности с носильщиками. Главный смысл жизни Пагетта — докучать мне. Он считает меня своей личной собственностью.

— Мы достанем лучшую каюту,— сказал я поспешно.

Вещь, казалась бы, простая, но Пагетт — человек, который из всего любит делать тайны. На следующий день он пришел ко мне с видом заговорщика.

— Вы помните, что вы говорили о каюте № 17?

— Да, ну и что из этого? Что, чемодан с канцелярскими принадлежностями застрял в дверях?

— Дверь там таких же размеров, как и во всех других каютах,— ответил Пагетт серьезно.— Но я должен сказать вам, сэр Юстус, что с этой каютой происходит что-то странное.

— Если вы боитесь нечистой силы, то мы не собираемся там спать, так что это не должно иметь никакого значения. Духи не выносят стука машинки.

Пагетт сказал, что дело не в духах, а в том, что он не получил 17-й каюты, и рассказал мне длинную историю. Он, мистер Чичестер и девушка, которую зовут Анна Беденфельд, из-за этой каюты буквально схватились врукопашную. Победила, конечно, девушка, и Пагетт болезненно это переживал.

— 13-я и 28-я каюты лучше 17-й,— сказал он снова,— но они даже не захотели смотреть на них.

— Хорошо,— сказал я, сдерживая зевоту,— ведь и вы не сделали этого, мой дорогой Пагетт.

— О! — он укоризненно на меня посмотрел.— Вы же тоже хотели занять каюту № 17?

Пагетт всегда напоминает мне слишком исполнительного школьника.

— Дорогой мой,— сказал я с раздражением.— Я говорил о каюте № 17, потому что знал, что она свободна. Но я не говорил, чтобы вы насмерть бились из-за нее. 13-я или 28-я подошли бы нам ничуть не меньше.

Он казался оскорбленным.

— Есть еще кое-что,— настаивал он.— Мисс Беденфельд получила эту каюту, но сегодня утром я видел, что Чичестер тайком выходил из нее.

Я строго посмотрел на него.

— Если вы попытаетесь обвинить Чичестера в отвратительной связи с этим прелестным ребенком Анной Беденфельд, я не поверю ни единому вашему слову,— сказал я холодно.— Анна Беденфельд — чудесная девушка с изумительными ножками. Я бы сказал, что у нее лучшие ножки на пароходе.— Пагетту не понравились мои рассуждения о ножках Анны. Он из тех людей, которые никогда не замечают подобного. А если замечают, то, конечно, лучше умрут, чем скажут об этом. Мне нравится дразнить Пагетта, поэтому я продолжал:— Раз уж вы знакомы с ней, вы могли бы пригласить ее поужинать с нами завтра вечером. Ведь завтра маскарад. Между прочим, вам бы лучше спуститься вниз к костюмеру и выбрать у него хороший маскарадный костюм для меня.

— Вы хотите надеть маскарадный костюм? — спросил Пагетт голосом, в котором был ужас.

Я видел, что это несовместимо с его представлениями о моем достоинстве. Он становился просто больным при одной мысли об этом. На самом деле я и не собирался облачаться в подобный костюм. Но я не мог удержаться, чтобы не подразнить Пагетта.

— Что вы видите в этом плохого? — спросил я его,— Конечно, я надену маскарадный костюм. И вы тоже.— Пагетт вздрогнул.— Так идите к костюмеру и попытайтесь получить костюм получше,— закончил я.

— Я не думаю, чтобы у него нашлось что-нибудь вашего размера,— пробормотал Пагетт, оглядывая мою фигуру.

— И закажите в салоне стол на шесть персон,— сказал я, не слушая его.— Мы пригласим капитана, девочку с хорошими ножками, миссис Блейр.

— Мы не можем пригласить миссис Блейр без полковника Райса,— вставил Пагетт.— Он пригласил ее поужинать с ним, я слышал.