Долгое прощание (сборник), стр. 35
Айдл-Валлей было лето, а лето хорошее время года.
Я стоял и смотрел на неподвижно блестящее озеро, раздумывал и отдыхал. Вдруг я услышал выстрел,
Глава 28
Обе двери с галереи в освещенные спальни теперь были открыты. В ее спальне никого не было. Из комнаты Роджера слышался шум борьбы. Я вошел туда и увидел Эйлин, нагнувшуюся над кроватью и борющуюся с Роджером. Две руки — мужская и женская — вцепились в оружие.
Роджер сидел на кровати, нагнувшись вперед. На Эйлин был голубой халат, волосы ее падали на лицо. Она вцепилась обеими руками в револьвер и вырвала его. Я удивился ее силе, хотя у Роджера был сонный вид. Он пригнулся, сверкая глазами и задыхаясь. Эйлин отступила от него и наткнулась на меня.
Она прислонилась ко мне, прижимая револьвер к себе. Рыдания сотрясали ее. Я обнял ее за плечи и взял револьвер.
Эйлин повернулась и увидела меня. Глаза ее были широко открыты, а тело бессильно склонилось ко мне. Я посмотрел на револьвер. Это был неудобный тяжелый «веблей». Ствол теплый. Поддерживая Эйлин одной рукой, я сунул оружие в карман и посмотрел на Роджера. Никто не проронил ни слова.
Затем Роджер сказал с печальной улыбкой:
— Ничего страшного не произошло. Просто выстрел в потолок.
Я почувствовал, как Эйлин напряглась и отстранилась от меня. Глаза ее были ясные, я убрал руку с ее плеча.
— Роджер, что же это было? — спросила она шепотом.
Он смотрел, как сова, и молчал. Эйлин подошла к туалетному столику и прислонилась к нему. Машинальным движением руки она откинула назад волосы. Она дрожала всем телом, с ног до головы.
— Роджер,— снова прошептала она,— бедный Роджер. Бедный, жалкий Роджер.
Он смотрел теперь в потолок.
— Я видел кошмар,— медленно проговорил он.— Кто-то с ножом склонился над моей кроватью. Не знаю кто. Немного похож на Канди, но все же это был не он.
— Конечно, не он, дорогой,—тихо сказала Эйлин.
Она подошла к Роджеру и села на кровать, протянула руку и стала гладить его лоб.
Канди давно ушел спать. А откуда у Канди может быть нож?
Он же мексиканец. У них у всех есть ножи,— ответил Роджер тем же безразличным голосом,—Они любят ножи. Меня он недолюбливает, я его тоже.
— Вы никого не любите,— грубо сказал я.
Эйлин быстро обернулась.
— Прошу вас, пожалуйста, не говорите так. Роджеру что-то приснилось.
— А где лежал револьвер? — спросил я и посмотрел на Эйлин.
— В ящике ночного столика.
Роджер обернулся и посмотрел мне в глаза. В ящике револьвера не было, и он знал, что я это знаю. Там лежали таблетки и разные мелочи, но револьвера не было.
— Или под подушкой,— добавил он.— Точно я не помню. Я сделал один выстрел.
Он указал рукой вверх.
Я посмотрел туда. В самом деле, в потолке была дыра. Я встал на то место, откуда ее лучше было видно. Да, дыра, которую могла сделать пуля. Выстрелом из этого револьвера можно было прострелить потолок насквозь. Я подошел к кровати и проницательно посмотрел на Роджера.
— Чепуха. Вы намеревались застрелиться. Вы не видели никакого кошмара, вы плавали в море жалости к самому себе. Никакого револьвера под подушкой у вас не было. Вы встали, достали оружие и снова легли в постель. Но я полагаю, у вас не хватило мужества. Вы выстрелили, не желая в себя попасть. Просто жалость к себе, дорогой мой, больше ничего. Сцена борьбы была превосходно разыграна. Она ведь не смогла бы отнять у вас револьвер, если бы вы сами этого не хотели.
— Я был нездоров,— возразил Роджер.— Но может быть, вы и правы. Что из этого следует?
— Вы увидите, что из этого следует. Вас надо поместить в психиатрическую больницу, и поверьте мне, что у людей, которые там командуют, столько же жалости, сколько у надсмотрщиков на принудительных работах в Джорджии.
Эйлин вдруг встала.
— Довольно! — резко сказала она,— Он действительно болен, вы же это знаете.
— Он хочет быть больным. Я только обратил его внимание на то, чего это будет ему стоить.
— Сейчас не время говорить об этом.
— Отправляйтесь в свою спальню.
Ее голубые глаза сверкнули.
— Что вы еще надумали?
— Идите, если не хотите, чтобы я позвонил в полицию. В таких случаях по закону нужно ставить полицию в известность.
Роджер усмехнулся.
— Да-да, позвоните в полицию! — сказал он.— Как вы сделали с Терри Леноксом.
Я не реагировал на его слова, я разглядывал Эйлин. Сейчас она казалась бессильной, разбитой, но еще более очаровательной. Вспышка гнева прошла. Я тронул ее руку.
— Все в порядке,— сказал я.— Он не будет этого делать во второй раз. Идите ловитесь.
Эйлин долго смотрела на мужа, затем ушла. Когда она скрылась из виду, я сел на край кровати, где раньше сидела она.
— Еще пару таблеток?
— Нет, спасибо. Я чувствую себя намного лучше.
— Ведь это правда, что я сказал про выстрел? Это был просто безумный спектакль?
— Более или менее. Думаю, что я вел себя легкомысленно.
— Никто вас не удержит, если вы решите покончить с собой. Это ясно и мне, и вам.
— Да.
Роджер все еще смотрел в сторону.
— Вы сделали то, о чем я вас просил,—насчет бумаги на пишущей машинке?
— Гм-м. Удивляюсь, как вы это помните. Это довольно безумная писанина. Смешно, но она идеально напечатана.
— Я всегда хорошо печатаю, трезвый или пьяный.., до известной степени, конечно.
— Не волнуйтесь из-за Канди! — сказал я.— Вы ошибаетесь, если считаете, что он вас не любит. И я ошибался, когда сказал, что вы никого не любите. Я просто хотел возмутить этим Эйлин, хотел рассердить ее.
— Почему?
— Сегодня вечером она уже теряла сознание.
Роджер покачал головой, у
— Эйлин никогда не теряет сознания»
— Значит, симулировала.
— Это ему тоже не понравилось.
— Что вы подразумевали под тем, чт;о из-за вас умер хороший человек? — спросил я.
Лицо его омрачилось.
— Это просто бессмыслица. Я же сказал вам, что видел сон...
— Я говорю о том, что было напечатано на машинке.
— Тоже сон.
— Что про вас знает Канди?
— Ах, оставьте вы это!—ответил Роджер и закрыл глаза.
Я встал и закрыл дверь.
— Вы не можете вечно угнетать себя этим, Роджер, Канди может быть шантажистом. Свободно может быть. Он может очень мило себя вести, но в то же время вытягивать у вас деньги. Что же тогда это — женщина?
— Вы подумали об этой обезьяне — Лоринге! — сказал Роджер, не открывая глаз.
— Нет, не о нем. А что у вас было с сестрой его жены — убитой?
Это был удар наугад, но он пробил брешь. Роджер широко открыл глаза, на его губах появилась пена.
— У вас... есть основания так думать? — медленно прошептал он.
— Основания не так легко найти, но вы сами навели меня на эту мысль.
Его голова стала метаться по подушке. Несмотря на принятый секонал, у него разыгрались нервы, лицо покрылось потом.
— Я не первый любящий муж, который изменял своей жене. Оставьте меня в покое, черт возьми! Оставьте меня в покое!
Я принес из ванной полотенце и вытер ему лицо. Я иронически усмехнулся над собой. Дождался, когда человек стал беспомощным, и накинулся на него, Он же был слаб и не мог защищаться.
— Поговорим об этом потом,— сказал я.
— Я не сумасшедший,— заявил Роджер.
— Вы только надеетесь, что не сошли с ума.
— Я живу в аду.
— Да, конечно, интересно только почему. Вот примите это!
Я дал ему новую таблетку секонала. Он облокотился, чтобы взять стакан, но промахнулся сантиметров на десять. Я подал стакан ему в руку. Он проглотил таблетку и запил водой, потом лег, и все душевные переживания отразились на его лице. Нос его заострился, и он стал похож на покойника. Сегодня он уже не сойдет вниз по лестнице, а возможно, и никогда не сойдет.
Когда его веки отяжелели, я вышел из комнаты. Тяжелый «веблей» оттягивал мой карман. Я хотел спуститься вниз и уехать домой. Дверь спальни Эйлин была открыта. Там было темно, но в свете луны я увидел ее силуэт. Она стояла у окна. Она что-то сказала, похоже, назвала чье-то имя, только не мое. Я подошел к ней тихо, как к больной.