Зеркальная игра, стр. 64

Двери коттеджа были заперты, и в почтовом ящике торчала газета. Она посмотрела через окно, выходящее на лестницу, и не заметила ничего особенного, разве только то, что комната Тони была в большом беспорядке и выглядела не так, как обычно.

В этом было что-то непонятное, но в то же время она не удивилась и не испугалась.

Состояние ее несколько изменилось. Ей все стало казаться каким-то нереальным. Она жила теперь в каком-то призрачном мире, в котором завтрашний день должен был принести избавление от страха, а сегодняшний угнетал ее и наполнял ужасом.

Когда она от коттеджа Тони добралась обратно, их белый домик показался ей ослепительно ярким на фоне бледно-зеленых деревьев позади. Траву нужно было уже подстригать, а сорняки вплотную окружили клумбы с прекрасной зеленью.

Она видела все это и в то же время как-то не осознавала то, что видит. Горько было сознавать, что Микель, может быть, так никогда и не вернется домой.

Она открыла дверь, вошла и заметила два письма, лежащих на коврике.

Одно было адресовано Микелю, другое — ей. Сначала она подняла письмо, адресованное Микелю, прислонилась к стене, осторожно повертела его в руках и только потом распечатала. Письмо было из Лондонской конторы Милдмэя, фирмы, в которой работал Микель. В письме было всего несколько строк, написанных на машинке буквами голубого цвета, и размашистая подпись в конце. Когда она вникла в содержание, у нее появилось ощущение, что ее ударили ножом.

Вот что там было написано:

Эта паукообразная подпись долго стояла у нее перед глазами. Затем она бросила взгляд на календарь. Понедельник. Она и тогда совершенно не поверила тому, что говорил Микель о Шотландии, а сейчас перед ней было несомненное, ненавистное доказательство его лжи!

Письмо было холодным, как и сам Питербай. Она видела его только однажды и не хотела бы встретиться снова. Микель его недолюбливал. Питербай обладал холодной деловитостью машины, его человеческие струны затронуть было невозможно. Если Микель не приехал по его вызову, соваться с извинениями бесполезно.

Она представила себе Питербая, сидящим в маленьком кабинете перед небольшим бюро. Одну руку он держит под столом, ее не видно, а другая, в плотной кожаной перчатке, покоится на бюро. Может быть, причина холодности Питербая в том и состоит, что он получил в молодости тяжелое увечье, она не знала этого. Не знала также, скрывают ли его черные блестящие перчатки искусственные кисти, обрубки или парализованные пальцы. Она чувствовала, что не может ожидать от Питербая ни понимания, ни помощи.

Его твердокаменность только пугала ее.

Она пыталась и не могла вспомнить, когда за последние месяцы Микеля таким образом вызывали в Лондонскую контору. Контора была очень маленькая, только шеф да три или четыре девушки, но...

Проклятый Питербай! О нем нелегко было забыть. Категоричность письма на нее сильно подействовала. Микель там должен быть во вторник. Она не знала, где он теперь, не была даже уверена, что увидит его хоть когда-нибудь снова.

Она взяла второй конверт и внезапно почувствовала леденящий холод. Адрес был написан карандашом, почерк совсем не похож на почерк Микеля, но разве он не мог его изменить?

Поначалу у нее не хватило сил вскрыть конверт, она могла только смотреть на него. Конверт был очень толстым, значительно толще, чем обычно.

Наконец Дафни решилась, вскрыла конверт и встряхнула, чтобы вынуть содержимое. Небольшая пачка однофунтовых билетов, скрепленных резиновым жгутом, выскользнула ей на ладонь. Она бессмысленным взором уставилась на нее, снова тряхнула конверт, потом снова сжала его так, что то место, где конверт был открыт, расширилось, как пасть, и заглянула внутрь, надеясь найти хоть строчку от Микеля.

Но в конверте ничего больше не было.

Дафни стояла, держа пачку фунтов в руках, устремив взгляд в сторону окна, чувствуя внутри резкую боль.

Майк ли прислал ей это?

Она все еще держала деньги в руке, когда к дому подъехал большой зеленый автомобиль. Дверца его открылась, и оттуда появились двое мужчин весьма представительного вида. Они вместе направились к входной двери. Одного из них она видела раньше, хотя и не имела понятия, кто он такой. Он был крупен, нескладен и несколько похож на быка. Другой, с быстрыми движениями, живой и приятный на вид, привлек ее внимание. Но этого человека она не знала. Проходя мимо окна, он заглянул в комнату, и его пристальный взгляд упал на банкноты.

Раздался звонок. Поскольку человек, который привлек ее внимание, шел впереди, она догадалась, что именно он и позвонил в дверь.

Она продолжала стоять с деньгами в руках, у нее не было сил пошевелиться. Ей, наверное, следовало бы их спрятать.

Она быстро оглянулась, думая, куда бы убрать деньги. Особых оснований для этого, впрочем, не было, кроме мучившего ее жестокого страха. Дафни поспешно выскочила из комнаты, вбежала на кухню и засунула банкноты за мешок с сахаром.

Звонок у парадного входа продолжал звенеть.

Она, наконец, заставила себя подойти к двери и открыла ее, втайне надеясь, что ни один из мужчин не догадается, как лихорадочно стучит ее сердце.

Симпатичный мужчина, который ей понравился, стоял впереди. Он казался живым и непринужденным, и в то же время в его манерах было что-то очень дружелюбное.

Он внимательно посмотрел на нее и приветливо улыбнулся:

— Доброе утро, миссис Моллоу,— произнес он,— простите за беспокойство, но не могли бы вы уделить нам несколько минут? — он сделал жест рукой в сторону человека, пришедшего вместе с ним.— Это мистер Уотлесбери, начальник полиции из Мид-Сессекса, а я — главный инспектор Вест из Скотланд-Ярда.

 3. Главный инспектор Вест

Главный инспектор Роджер Вест мог своим поведением привести в нормальное состояние и обезоружить большинство людей, в каком бы плохом настроении они не были. Один из его принципов гласил: лучше иметь дело с сотней спокойных людей, чем с одним возбужденным человеком. Прошли те времена, когда основной тактикой было устрашение, сейчас в моду вошли приятные, вежливые манеры.

Но это, конечно, далеко не все.

Молодая женщина ему понравилась. Ее гладкие темные волосы, пышное тело, серые глаза, довольно высокий рост — 5,7 или 5,8 футов. Она, казалось, сошла с обложки женского журнала. Дафни выглядела исключительно эффектно в своем полотняном костюме цвета красного вина, юбке со множеством складок и белой' накрахмаленной кофточке:

Она спросила:

— Что... в чем дело?

Страх за Микеля все еще мучил ее. Что с ним? Жив он или уже умер? Или арестован за какое-нибудь преступление? Ужас, а вовсе не здравый смысл не позволил ей задать вопрос о Микеле, хотя его имя вертелось у нее на кончике языка. Но инстинкт внезапно подсказал ей, что правильнее будет помолчать и послушать. Все ее помыслы были направлены на то, чтобы как-то не повредить Микелю.

— Мы по поводу вашего приятеля,— небрежно заметил Вест,— мистера Антони Роусона.

Дафни хотела было произнести что-то, но промолчала и лишь отступила в сторону, чтобы дать им пройти.

Вест с довольно безразличным видом осматривался по сторонам, но почти ничего не упустил.

Он уловил главное, что отягощало ее и делало неповоротливой,— страх. Движения Дафни были неловкими, она даже наткнулась на Уотлесбери, когда тот перешагивал через порог. Неожиданно она очень быстро заговорила:

— О, пожалуйста, проходите сюда, в эту комнату. Я, правда, боюсь, что ничем не смогу вам помочь, я не видела Тони уже неделю или больше. Честно!