Нежный омут (СИ), стр. 67

Никому, кроме… себя самой.

- Ты мне лжешь, - признаюсь, язык с трудом поворачивался, когда я говорила это в ответ на его слова. – Твой свет в той девушке, о которой рассказала Алла. Я ведь тебе не нужна, правда, Сергей Викторович?

Он засмеялся так, что я всерьез забеспокоилась о своем душевном спокойствии. Не знаю, как бы трактовала этот смех на моем месте другая девица, однако я усмотрела в нем вполне реальную угрозу. Вот сейчас он скажет, какая я дура…

- Какая же ты балда, - Сергей продолжал хрипло смеяться; его ладонь все еще оставалась на моем предплечье. – Кого слушаешь, Аллу?!

- Скажи мне… Пожалуйста… - я чувствовала, что от охватившего меня отчаяния могу разреветься, но отступать не собиралась.

Он не трезв, а, как известно, что у пьяного на языке… Я обязана прояснить все до конца, пока у меня еще имеется такая возможность.

- Когда-то я долгое время был влюблен… Да, короче, любил одну сучку, Алкину подружку. Она, кстати, на полтора года старше меня. С ума сходил, сейчас стыдно вспомнить, - серьезные слова он вновь разбавил смехом. – Знаешь, все при ней – фигурка выдающаяся, рожа смазливая, характер прожженной стервы… Повелся я на всю эту роскошь, вообще мозги набекрень свернулись. Бегал как пацан, никак успокоиться не мог. Она же велась исключительно на должности и кошельки. Ни того, ни другого у меня тогда не было, потому и прозябал я этаким странным мальчиком. А потом, когда я уже потерял надежду получить взаимность, мой папаша с дядечкой взяли мою судьбу в свои руки и оповестили меня том, что я должен перенять их огромный опыт и подхватить эстафетную палочку.

И… послал я их, но они не успокоились. Как видишь, не на все подряд мне плевать, оказывается…

Я вновь зажмурилась, когда услышала этот смех… Сергей говорил таким пренебрежительным тоном, что его чувства к неизвестной Аллиной подружке не слишком впечатлили, но разозлили… как следует. Если бы я сейчас столкнулась с этой девкой, то, не мешкая, разорвала бы ее на кусочки.

Гнев во мне норовил перерасти в неконтролируемый ураган.

Больно даже просто думать о том, что Кайдалов мог сходить по ком-то с ума. Пусть раньше, еще до нашего знакомства… Роли не играет.

Я сама сошла с ума. Нет, ну а как еще это объяснить?!

- … А потом я все-таки добился ее расположения… На полчаса в туалете одной из местных кафешек, - он отчетливо фыркнул. – После этого моя любовь прошла, а вот у нее развились какие-то чувства… Я особо в подробности не вдавался. Я понял, что любовь – это вообще не для меня. Не хочу я никого любить и ни от кого зависеть. Любовь неразрывно связана с половым инстинктом, а уж последний я знаю, как приручить!

Я молчала. Бездумно смотрела на кучу осколков стекла, последствия разбившейся вазы, которые никто не удосужился убрать, и чувствовала, что с каждым словом Кайдалова от меня тоже отлетает кусочек-другой. Больно, просто не передать словами, как больно. Душит, не дает свободно вздохнуть. Воздух какой-то кислый, от одного только вдоха хочется склониться над унитазом, так как организм отторгает… Не принимает жизненно необходимую естественную смесь газов, грозит страшным словом из лексикона криминалистов - асфиксия. И я в самом деле, без преувеличения, понимаю, как близка к пагубному удушью…

Мой. Мой мужчина. Разве я могу делить его с кем-то, пусть даже с девушками из его прошлой жизни? НЕТ! Никогда и ни за что. Я лучше умру, потому как иначе все равно не смогу жить.

Мне… страшно.

Когда я успела так подсесть на этого человека? Ведь это невероятно, моя кровь отравлена его ядом, в моих мыслях больше нет места, так как все свободное пространство заполнил собой ОН. Как жить дальше, если уже сейчас мне больно, плохо, невыносимо тяжело? Целого мира мало, чтобы как следует устроиться и просто наслаждаться жизнью.

Меня разрывает на тысячу, сотни тысяч мелких прозрачных осколков. Меня нет; кажется, я по собственной воле и желанию стала его неотделимой частью. Я сама так решила, ни у кого не спрашивая совета; в этом не нуждаюсь. И если я действительно схожу с ума, то так тому и быть – это МОЙ выбор, и я буду неуклонно следовать ему, какие бы катаклизмы не выдала по пути стерва-жизнь, сговорившаяся с прелестницей-судьбой. Им меня не остановить. Никому не остановить.

… А вот теперь я прямо-таки затрудняюсь с ответом на вопрос – кто из нас пьян, я или все же Сергей Викторович?

Оба. Его мозг отравлен алкоголем, а мой – им самим. Больше нет сдерживающих барьеров, я собственноручно разобрала их, каждый по камешку, до самого основания фундамента. И если я впоследствии вляпаюсь… да о чем я? Уже ведь вляпалась! Не пожалею… Пусть будет, как будет… Все приму, что бы ни готовило мне туманное будущее.

Люблю. Я Люблю его. И пусть этот мир идет к черту со всеми своими придирчивыми жителями и дурацкими законами. Я разобью этот мир на части, если потребуется, но только если Кайдалов осознанно подаст мне монтировку.

Я люблю его.

- Не слушай меня, - внезапно пробормотал он, резко прекратив смеяться. – Слышишь, девочка? Я говорю бред и даже местами это понимаю.

Я только погладила его плечо, легко, едва касаясь пальцами приятной материи. Мне не хотелось двигаться, напротив, было желание остаться сидеть вот так вот, с ним вместе, как можно дольше.

- Скажи мне заткнуться.

Он никак не успокоится. Я улыбнулась и цепко вцепилась пальцами в его предплечье. Ближе, еще ближе, как можно ближе…

- Марта…

- Слышишь, это Я помогу тебе, - вмиг пересохшими губами прошептала я. – Ты рубишь меня пополам, а я сделаю все, чтобы только ты ощутил покой. Не мнимое чувство свободы, которое дает тебе наплевательское отношение к другим, а настоящий покой. Я согласна быть твоим подопытным кроликом, но и ты в свою очередь… Доверься мне.

Он ничего не ответил. Я осторожно высвободилась из-под его руки; Кайдалов тут же принялся заваливаться на бок. Алкоголь окончательно подкосил его, сейчас Сергей вряд ли сможет самостоятельно передислоцироваться даже к дивану. Однако я поднялась и нерешительно потянула его за руку чуть ниже локтя – безрезультатно. Оставить его спать здесь?

Я сделала пару шагов к двери и остановилась. Не глядя, нашарила рукой выключатель, переключила кнопку; комната погрузилась в темноту. Еще пару секунд я пыталась понять, что не смогу спокойно уснуть, когда он тут, еще пару секунд уже устраивалась прямо на полу, рядом с ним. Неудобств не почувствовала – рядом с ним все становилось таким комфортабельным… Словно не на полу лежим, а как минимум в номере-люкс. Шутка, конечно.

Надеюсь, утро будет мудренее вечера.

Глава 29

Здесь очень холодно, хоть совсем нет ветра. Кажется, что солнце сгорело, докатившись до самого края небосвода; подпаленное собственными лучами сожглось дотла, оставив Землю совсем обесточенной. Вечная зима без снега и льда, пустынная, как вакуум, холодная и страшная. Безжалостная. И я нахожусь в самом эпицентре, как всегда, одна, без всякой поддержки. Без тепла и света. В пустоте.

Кажется, что эта пустота не задается целью испугать; напротив, я должна испытывать благодарность, ведь этот импровизированный холодный вакуум – единственный помощник, способный хоть на несколько мгновений оградить меня от реалий изменчивой жизни. Пустота спасает от падения в пропасть, предостерегает, укрывает своим темным крылом, а я… Я хочу сбежать отсюда назад, к свету, людям. Не понимаю, не принимаю помощи, мечусь, самой себе напоминая загнанного в клетку зверя. Так всегда бывает – мы сами, своими руками отторгаем помощь и с радостью бежим навстречу заведомо понятному предательству. Я не исключение.

Я – правило.

«Уходи. Не слушай. Закрой глаза, поворачивайся на все сто восемьдесят, врубай пятую и беги, беги, беги… Вперед, назад, куда угодно но ни в коем случае не оставайся здесь… Ты попала в западню, и я всего лишь пытаюсь помочь, оттягиваю твое время для того, чтобы ты осознала… Тебе тут не место. И там тоже. Ты должна убраться как можно дальше, в идеале – вернуться в свой родной Архангельск. Скрыться и никогда – слышишь? – никогда не возвращаться туда, где тебе сделали так непоправимо больно. Вернуться значит умереть. А ты ведь хочешь жить?»