Должность во Вселенной, стр. 9

— Поднима-а-а-ай!

Закрутились, вытравливая блестящие тросы, барабаны лебедок. Пятидесятиметровые продолговатые баллоны, лоснясь голубыми боками и мягко ударяясь друг о друга, тянули канаты вверх. Скоро из них образовались треугольники: в нижней точке их находились танки, в верхней — аэростаты, боковые линии изламывались углом в месте шкивов на сети. Все треугольники были криволинейными, из геометрии Лобачевского; они вытягивались вверх контурами косых парусов. Вот внутренние углы их стали тупыми, еще расширились — в небо, кренясь и покачиваясь, вознесся четырехсотметровый шатер, блестящий и прозрачный. Барабаны лебедок крутились до тех пор, пока макушка шатра не поднялась на полукилометровую высоту.

Далее начиналось самое ответственное. Шесть тяжелых танков повели аэростаты и проволочный шатер к Шару, пробираясь по самым краям ущелья — три слева, три справа. Выше сети, ниже аэростатов летели два «МИ-4». В одном находился майор Ненашев, командир спецотряда, в другом Корнев, который с беспокойством поглядывал на низкое солнце: через час, самое большее через полтора, Шар снимется с места, улетит.

Танки ревели в сумрачном ущелье, наполняя воздух синим дизельным перегаром. С первого захода сеть была подведена низковато и, вместо того чтобы накрыть Шар, попятила его в глубь ущелья. Корнев едва не выпрыгнул из вертолета на Шар, увидя, как тот норовит податливо ускользнуть. «Стоп! — заорал он в микрофон. — Задний ход! Стоп! Вира передние канаты! Вперед помалу! Еще вира передние!.. Трави задние!..» Выправили.

Наконец нахлобучили на Шар проволочную шапку — и на сегодня это было все. Люди вымотались. Наступил вечер. Жгли костры, готовили ужин. Кое-где даже пели песни; а что? — победили. Приделали Шайтан-шар. Танки стояли в ущелье правильным шестиугольником. На краях сети и на аэростатах, державших ее, зажглись предусмотренные майором Ненашевым красные огни. Шар темной полукилометровой копной выпирал из ущелья на фоне алой зари.

Проект-минимум был исполнен.

Глава 5. Концерт для шара с грозовым оркестром

На следующее утро снова раскатывали по степи катушки стальной проволоки, сваривали по той же схеме вторую сеть. Теперь работали хоть и без недавней горячки, но все равно споро: людей сняли с заводов и строек Катагани, держать лишнее время их было ни к чему. Окончившие свое задание тотчас уезжали автобусами.

Нижнюю сеть изготовили за двое суток. Наполнили аргоно-водородной смесью новую партию аэростатов. Водители заняли места в застоявшихся в ущелье танках. Корнев и Ненашев поднялись в вертолет. По их радиоприказам механики лебедок перетянули канаты так, что шатер-экран накренился в сторону гор, тем слегка выталкивая Шар вперед. Танки осторожно тронулись. Шар пополз по ручью из лощины в степь. Александр Иванович, видя это, пережил еще более сильные чувства, чем два дня назад: то было обуздание Шара — теперь оно переходило во владычество над ним.

По мере того, как Шар набирал скорость до установленных пяти километров в час, в верхней части его нарастало гудение; оно повышало тон и громкость, пока не перешло в могучий музыкально-сиренный вой. Это «запела» сеть в урагане вихревой перекачки: невинный звук, который издают под ветром телефонные провода, только помноженный на число проволок в сети. Из-за него общаться вблизи движущегося Шара оказалось возможным только посредством микрофона и наушников или прямого крика в ухо.

На первом километре движения обнаружилось и более серьезное осложнение: ураган перекачки засасывал воздух перед Шаром до высоты в тысячу метров и выдувал его шквалом позади. От этого несущие аэростаты раскачивались, плясали, дергали канаты, и сеть-система грозила потерять устойчивость. Пришлось остановиться и нарастить канаты так, что они унесли баллоны на полуторакилометровую высоту; там они выглядели серо-голубыми продолговатыми мячами для игры в регби и не имели, казалось, отношения ни к темной махине Шара, ни к танкам — ни к чему земному.

Так с воем, разбойным свистом, треском моторов вывели Шар в степь, накатили на нижнюю сеть. Поддели ее лепестки на тросы второй партии аэростатов, запустили их в компанию к первым. Края обоих сетей схватили металлическими связками, закрепили. Перетянули по-иному километровые треугольники канатов — Шар поднялся над степью, застыл, искривляя контуры гор и облаков за собой.

— Ф-фу!.. — Майор Ненашев выпрыгнул из приземлившегося вертолета, снял фуражку, отер пот с бледной, контрастировавшей с загорелым лицом лысины, улыбнулся подошедшему Корневу. — Ну, Александр Иванович, спеленали мы его, как лилипуты Гулливера. Что теперь?

— Теперь? Начать и кончить.

Если это и было преувеличением трудностей, которые ожидали их на пути к Катагани, то не слишком большим. По прямой до города двести с небольшим километров; однако Шар вместе с танками и зоной опасных ветров захватывал в движении полосу двухкилометровой ширины. Поскольку в нее не должны попасть ни населенные пункты, ни хозяйственные сооружения, ни линии электропередач, то на прямой путь рассчитывать не приходилось. Прикинув по карте, самый короткий маршрут едва уложили в пятьсот пятьдесят километров; от краевого центра их отделяли, стало быть, многие дни и ночи умеренного, не быстрее 10 км/час на ровных участках, и осторожного, со многими остановками, движения.

…Наверное, участникам этой уникальной операции больше всего запомнилось звучание перемещаемого пространственного феномена: оно сопровождало их дни и ночи. Рев танковых двигателей и треск вертолетов в сравнении с ним казались игрушечными — как и они сами на фоне Шара. Когда скорость движения приближалась к девяти километрам в час, вой сети становился вибрирующим — видно, отдельные участки ее начинали дрожать от напряжения; от этого звука делалось муторно на душе. Каждый рывок танков в пересеченной местности добавлял что-то новое в дьявольское пение Шара: то гогот внутреннего эха, то резонансное, с тембрами электромузыкальных инструментов улюлюканье… Корнев на остановках объяснял военным, что они транспортируют всего лишь пустоту с особыми свойствами. Те воспринимали это с вежливым недоверием: чтобы пустота — и выделывала такое!..

Впереди на «газике» ехал офицер связи: оповещать, объяснять, прослеживать, чтобы согнали в сторону скотину, птицу, убрали с полей инвентарь. Убрать могли далеко не всё; стога соломы, которых много оказывалось на пути, ревущий вихрь Шара втягивал, размазывая так, что сам становился на минуту желтым и пыльным, а затем выдувал из себя солому под самые облака.

Часто оказывалось, что прибывшему на хутор или в станицу офицеру уже некого оповещать и некому объяснять, — объяснил-оповестил все своим видом сам Шар. Издали не были заметны ни танки по бокам, ни аэростаты вверху, ни канаты — катится по степи жутко воющая полукилометровая шаровая тьма…

Александр Иванович более других желал, чтобы все поскорее осталось позади. Его одолевало беспокойство, которое, чем далее, приобретало все более определенный смысл: что-то он в спешке, в сумасшедше напряженном и стремительном исполнении проекта упустил из виду. «Что?» — спрашивал он себя, объезжая на «газике» танковую колонну или облетая на вертолете Шар и придирчиво осматривая в бинокль секции-лепестки сети, места крепления канатов, блоки, стяжки. Все было в порядке. Но предчувствие не проходило.

Погода тем временем портилась. Почти ясное в первые дни небо все гуще пятнали облака. Они шли все ниже, цепляясь иногда и за область воздушного вихря над Шаром. Дважды Корнев наблюдал с вертолета, как вихрь засасывал небольшие облака целиком, гнал их, вытягивая шлейфом, в переднюю часть Шара; тот их заглатывал через проволочную сеть, туманно-молочно белел на несколько минут, затем прояснялся, только сине-черное ядро его оставалось подернутым пепельной пленкой. Затем исчезала и она, и воздушный вихрь позади Шара рассеивал моросящий дождичек — будто гигантский пульверизатор.