Испорченный/Зараза (др. перевод) (ЛП), стр. 47

— Это не то же самое, Джастис. Каждому кто-то нужен.

— Мне — нет.

— Нужен. Каждому из нас.

Я сжимаю ее крепче, притягиваю так близко, что мои губы задевают ее.

— Тогда, кто нужен тебе, Элли?

Ее удивленные глаза проходятся по моему лицу, той части, которая так близко. Она открывает рот, чтобы ответить, но не говорит ни слова. И я понимаю, что не хочу слышать ответ. Я не хочу слышать, что ей нужен кто-то еще, кроме меня. Мои пальцы накручивают ее спутанные волосы, и я целую ее, несмотря на свои страхи. Я целую ее так, что она просто, пробуя мой вкус, может понять, как сильно я хочу ее, как сильно в ней нуждаюсь. Хотя это намного больше, чем в состоянии выдержать мое сердце, я целую этого ангела и чувствую, как каждая жизненно важная часть меня втаптывается в пыль.

Каждый поцелуй это прощание. И все они из категории смертельных для вашей жизни.

19. Извержение

— Боже мой, не могу поверить, что я это делаю. Джастис, я не могу… не могу.

Я отрываю глаза от ботинок «Феррагамо», которые надеваю на ноги, и, хмурясь, смотрю вверх на рыжеволосую богиню, стоящую предо мной.

— Элли, все не так плохо, как кажется.

— Как ты можешь быть в этом уверен? Я никогда не делала ничего подобного. Никогда! Боже мой, меня тошнит.

Я чувствую, как приходит паника.

— Подожди... что именно ты имеешь в виду?

— Да это же позор! — отвечает она, разводя руками. — Я чувствовала, что должна вернуться в свой номер прошлой ночью. Сейчас мне совсем не нужны черные круги под глазами и прическа «только что из постели». Аргх!

Я встаю, чтобы заключить ее в свои объятия, и прикасаюсь губами к ее милым маленьким пухлым губкам.

— Во-первых, ты красивая. И еще слишком рано, никто даже не увидит тебя. И, нет, тебе не следовало уходить. Ты хотела остаться со мной так же сильно, как и я.

— Ты прав, я хотела остаться, — выражение ее лица смягчается, она опирается лбом на мою грудь. — Это так тяжело. Почему все так сложно?

Я целую ее в макушку.

— Потому что так должно быть. Потому что вещи, похожие на эти, мучают нас, проверяя, согнемся ли мы или сломаемся. Ты просто должна понять, стоит ли оно того.

Она смотрит на меня, и каждый темный угол в моем сердце наполняется слепящим светом.

— Знаешь, когда это все началось, я чувствовала себя виноватой, и какая-то часть по-прежнему продолжает винить саму себя. И я испытываю отвращение к себе за чувство полного опустошения, потому что знаю, что это не может продлиться долго, — она закрывает глаза и качает головой. Когда она поднимает глаза на меня, эти лазурные радужки тонут в слезах. — И я стараюсь не думать об этом. Я пытаюсь просто наслаждаться тем малым временем, что у нас есть. Но, черт возьми, это так больно, Джастис. Это тяжело, потому что я уже согнулась и сломалась. И я ничего не могу сделать, чтобы исправить это положение. Я знаю, у меня никогда не будет снова того, что есть у нас сейчас. И, о, господи... оно того стоит. Ты того стоишь. Ради тебя я сломаюсь с радостью.

Каждая эмоция внутри меня борется за то, чтобы вырваться наружу, и я открываю и закрываю свой пересохший рот, подавляя желание выплеснуть их. Вот они мы, две одинокие, сломанные души, погрязшие в своих собственных желаниях. Я родился в том мире, в котором она живет, и все, что мне хочется сделать, это увести ее оттуда. Украсть ее ото всех, кого она любит и знает, и тех, кто страстно желает ее улыбку и нежное сердце. Но я не могу этого озвучить. Не могу сказать, как сильно болит сердце от мысли, что она оставит меня. Я не могу описать ей, насколько сильно она изменила мужчину, которым я был, и что я сломлен уже сейчас и продолжаю разрушаться дальше.

— И я тоже.

Элли улыбается. И целая жизнь, полная одиночества и боли, распадается от яркости ее улыбки. Так что я улыбаюсь в ответ, потому что любое время, проведенное с ней, будь то день или час, того стоит.

— Жаль, что я не познакомилась с тобой, прежде чем... прежде чем ты уехал из Нью-Йорка. Жаль, что я не встретилась с тобой раньше. Но опять же, это было бы не столь важно. Я бы все равно нашла тебя.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что... потому что ты мой омар, — шепчет она.

— А? — вопрошаю я, подняв вопросительно бровь. Она сказала... омар?

Она лишь качает головой и улыбается, плотно сжав губы. Я переплетаю свои пальцы с ее, целуя костяшки перед тем, как выпустить ее из моего дома в последний раз. Из того холодного, стерильного места, где нашли приют мои тайны и уединение. Место, которое она наполнила большим теплом, чем солнце.

— Пойдем. Пора на занятия, — говорю я, и мы переступаем порог.

Останься, Элли. Не уходи. Уйди от него и останься со мной.

Вот что мне следовало сказать.

*

— Сперва я хочу сказать, что очень рад возможности учить вас и вести всех вас к здоровой, наполненной сексом жизни. Помимо этого, мне было очень приятно познакомиться с каждой из вас. Вы все — замечательные... всегда готовы учиться и совершенствоваться, даже когда не чувствуете себя на сто процентов комфортно или не разделяете мои убеждения. И мне просто хочется поблагодарить вас.

Я делаю глубокий вдох, чтобы озвучить свое решение, и смотрю на одиннадцать растерянных лиц, уставившихся на меня. Я горжусь ими, всеми. И мне действительно больно от того, что я должен произнести свои следующие слова, чтобы защитить их.

— Поэтому я с сожалением сообщаю вам, что курс закончится немного раньше, чем ожидалось, и вы все отправитесь домой.

— Что?

— Почему?

— Что-то случилось?

— Мы сделали что-то не так?

Все вопросы звучат одновременно, и я поднимаю руки ладонями, повернутыми к ним, чтобы их успокоить.

— Дамы, уверяю вас, ничего плохого вы не сделали. Просто всплыли некоторые проблемы, которые требуют моего пристального внимания. Конечно, вам будет произведен полный возврат стоимости и…

— Зачем ты это делаешь? — ее голос срывается, как и у меня. Я не могу даже посмотреть в ее сторону.

— Как я уже сказал, вам будет осуществлен полный возврат стоимости…

— Ты не можешь этого сделать. Ты не можешь просто отослать меня подальше. Ты не должен поступать так, Джастис!

Я открываю рот, чтобы объяснить, но влетает Диана, спасая меня от еще одного сухого, отрепетированного объяснения.

— Мистер Дрейк, у нас проблемы, — бормочет она мне на ухо. Я киваю и поворачиваюсь в сторону класса.

— Извините меня, я на минутку.

Я веду ее в кабинет, в котором в основном находятся шкафы для бумаг с информацией по клиентам и другие документы. И тогда я слышу его. Голос, который я не слышал в течение десяти лет. Голос, которого здесь быть не должно.

Я поворачиваюсь к Диане, чья темная, бронзовая кожа вдруг кажется мертвенно-бледной.

— Я пыталась объяснить, — причитает она. — Мистер Дрейк, что происходит? Персонал волнуется...

Голос становится все громче, все больше раздражительным. Он эхом проносится через холл и впивается в мои барабанные перепонки по мере того, как всплывают болезненные воспоминания. Я заскакиваю в зону отдыха сразу за гостиной, прежде чем меня заметят.

— Разберись, Диана, — мой голос спокойный и ровный, но, по правде говоря, все мое тело находится в степени боевой готовности. — Убедись, чтобы дамы не были в курсе.

Но как только я произношу эти слова, я понимаю, что уже поздно.

Слишком поздно.

Поклон, занавес закрыт. Можно просто идти домой.

— Элли-киска, иди сюда, детка.

Я наблюдаю из-за своего угла, как Эван Карр тянет Элли, мою Элли, в свои объятия. Он касается ее дикой, рыжей гривы, как будто опасаясь быть укушенным, его лоб немного морщится из-за ее иного внешнего вида.

— Вау, ты выглядишь... по-другому, — он оценивает ее одежду, ее загорелую кожу, ее распухшие губы, до сих пор несущие на себе мой вкус. Элли смотрит на него в упор в полном недоумении.