Испорченный/Зараза (др. перевод) (ЛП), стр. 21

Я не осознаю, что только что рассказал о реакции Эллисон на мои прикосновения. Я бы столько всего мог с ней сделать, еще так много других способов, которыми я хотел бы почувствовать ее в своих умелых руках. Я хочу стать ближе, но не могу. И даже со своим твердым, пульсирующим и умоляющим об освобождении членом, я не могу. Так что на данный момент я довольствуюсь тем, что есть. Быть может, это единственный шанс, который мне выдастся.

Я придвигаюсь на дюйм ближе, так что наши тела совсем немного соприкасаются; жар наших тел создает неоспоримое трение, которое электризует нашу кожу. Затем я беру ее дрожащую руку и располагаю на своей груди, подавляя стон.

— Твоя очередь, Элли,— шепчу я, чтобы только она слышала меня. — Прикоснись ко мне.

Она глубоко вдыхает и прикусывает свою дрожащую губу.

— Как?

Мой голос низкий и хриплый, на грани сдержанности.

— Так же, как я касался тебя. Именно так, как хотелось бы, чтобы прикасались к тебе.

Я смотрю, как она делает несколько вдохов, чтобы успокоить нервы. Затем медленно, мучительно, как будто хочет стереть каждую частичку моего самоконтроля, она скользит своими нежными руками по моим плечам, разминая твердые мышцы, заключенные в белую льняную рубашку. Просто изумительно, как ей удается сделать такое невинное прикосновение таким грязным и сексуальным. Это ощущается, словно она раздевает меня, раскрывает меня. Развращает меня.

— Больше, — хриплю я. Мое дыхание сбивается, а кожа горит. Эллисон проводит своими руками вниз по моим рукам до тех пор, пока ее пальцы не глядят внутреннюю поверхность моих ладоней. Затем она трогает мою талию, мой живот. Ее ноготки проводят по твердым краям моего брюшного пресса, уделяя время на то, чтобы прочувствовать каждую выпуклость мышц. Я задерживаю дыхание, опасаясь, что она продолжит свое путешествие вниз на юг. Я не стыжусь того, как реагирует на нее мое тело, но знаю, что не произойдет ничего хорошего, если ее руки почувствуют, насколько я тверд. И существует вероятность того, что она даже не будет знать, что с этим делать.

— Поговори со мной. Скажи мне, что ты чувствуешь.

Эллисон сглатывает и ее рот приоткрывается. Я наблюдаю за тем, как из него высовывается ее язычок, просто чтобы смочить губы.

— Ты такой... твердый, — шепчет она. Если бы я не был так поглощен видом ее языка, скользящего по губам, я бы даже не понял ее.

— Что еще?

— Эм... э-э. Ты теплый. Горячий. Ты кажешься таким сильным под моими руками. Так, будто я могу почувствовать каждый мускул.

— Продолжай, Элли, — эта фраза должна была быть приказом, но голос звучит как мольба.

— И, эм. Такой большой. Ты заставляешь меня чувствовать себя маленькой. И хрупкой. Но еще я чувствую себя в безопасности, словно все твое тело может накрыть меня без того, чтобы раздавить, — ее щеки пылают и заливаются темно-красным румянцем. — Это глупо. Говоря тебе об этом, я чувствую себя, как идиотка.

Она собирается снять свою повязку, и я останавливаю ее, положив ее руки на мою грудь.

— Нет, не останавливайся. Это не глупо.

Улыбка искривляет ее розовые, накрашенные губы, и она делает ко мне шаг. Она достаточно близко для того, чтобы ее соски задевали верхушку моего живота. Достаточно близко, чтобы почувствовать, как в нее упирается моя эрекция.

Она задыхается, но, тем не менее, не отступает. Я язвительно ухмыляюсь.

— Продолжай, Элли, — говорю я, становясь еще ближе, позволяя ей узнать, что она творит со мной. Показывая ей, что в то время как я заставляю ее чувствовать себя маленькой и кроткой, она обладает силой.

Она вдыхает, прежде чем соблазнительно прикусить свою нижнюю губу. Именно так, как я учил ее.

— Ты пахнешь так хорошо. Как мужчина и грубый секс. Как солнечный свет и дождевая вода.

— Да? И что ты чувствуешь по этому поводу

— Жар, — ее голова наклоняется, но не раньше, чем я замечаю румянец на щеках, который становится все ярче. — И сексуальное возбуждение.

Вспышка движения или света, или может быть даже голоса, привлекает мое внимание, и я смотрю вверх, чтобы обнаружить десять пар открытых глаз, направленных на нас, каждая из которых отражает различную степень шока и возмущения. У меня во рту пересыхает, и я чувствую, как к лицу приливает кровь. Я отступаю, но все же не так быстро, чтобы они могли истолковать мое отступление как признак вины.

— Все вы проделали прекрасную работу. И я бы хотел поблагодарить миссис Карр за ее интерес к делу и за попытку использования некоторых наших более продвинутых техник.

Не сдвигая ее тело слишком сильно, и не показывая свою огромную эрекцию остальной части класса, я перемещаю ее с завязанными глазами, целомудренно держа руки на плечах. Она стоит на месте, прижимая спину и задницу к моему пульсирующему члену. Я кусаю свою щеку изнутри, чтобы удержаться от стона.

— А давайте прервемся на ранний обед, что скажете?

Мы ждем, пока не выйдет остальная часть класса, прежде чем Элли поворачивается лицом ко мне. Ее щеки все еще розовые, и даже ее волосы выглядят взъерошенными, словно ее недавно оттрахали.

— Твоя мама была права, — говорит она, глядя на меня стеклянными глазами.

— Моя мама? — хмурюсь я.

— Ты должен был стать кинозвездой. Ты чертовски хороший актер.

Я поднимаю бровь.

— А может, это я должен был сказать о тебе то же самое?

Эллисон качает головой и нервозно смеется, опуская взгляд вниз на свои ноги.

— Нет. Я не умею играть. Даже самую малость.

Я приподнимаю ее подбородок, не позволяя ей спрятаться от меня.

— Тогда, что это было?

Она качает головой, ее подбородок все еще зажат между моими пальцами. Слезы наполняют эти большие глаза, и ее губа дрожит.

— Я не знаю. Не знаю, что это было. Я ничего не знаю.

Внезапно необходимость обладать ее телом становится далеким воспоминанием. Видеть ее такой разбитой из-за меня, из-за этих... вещей, этого неопределенного влечения, которое сотворило такой же бардак в ее голове, как и в моей, — все это заставляет меня понять, насколько я беспечен с ее нежными эмоциями. Ей больно, и каким-то образом, по не совсем мне понятной причине, кажется, я тоже причиняю ей боль. Я могу видеть это прямо в этих печальных глазах, наполненных крошечными утопающими звездами.

— Иди сюда, — говорю я, обхватывая ее своими руками. Она прячет свое лицо у меня на груди, но только на минуту, прежде чем понимает, что делает.

— Нет. Нет. Я так не могу. Прости... мне жаль.

И со сбивающими с толку слезами, скользящими по ее фарфоровому лицу, и со шлейфом огня на спине, ангел убегает из этого одинокого ада, созданного специально для меня.

10. Стимулирование

Проходят дни. Может, неделя.

Все одно и то же. Работа. Плавание. Иногда я выпиваю. Редко ем. В любом случае, ничего не меняется. Эллисон больше не приходит по вечерам. Она едва ли смотрит на меня. У меня такое чувство, словно я запятнал ее, каким-то образом осквернил. Словно замарал ее грешным обольщением. И впервые за все это время я спокоен.

Я не пытаюсь приблизиться к ней, и она отстраняется от меня, сохраняя определенную дистанцию. Так что, быть может, это было необходимо. Быть может, физическое созерцание ею того, на что я был способен, послужило именно тем необходимым толчком, чтобы надолго закрыть то незначительное место, которое она отвела для меня в своей жизни. Сейчас она могла заполнить это место кем-нибудь еще. Я больше нежеланный гость.

И это не плохо. А наоборот, как раз, к лучшему.

Но, похоже... это все-таки хреново.

Такое ощущение, будто у меня была какая-то связь с кем-то, даже пусть платоническая, и это было именно тем чувством, которое я не испытывал уже в течение многих лет. Встреча с ней чем-то напоминала восход солнца после заточения в унылой серой комнате без окон. Это было, словно откусить первый кусок мороженого в предательски жаркий летний день. Без нее все стало казаться серым и однообразным. Неярким. Безвкусным.