Синтез, стр. 8

— Ректор Диас трудится очень добросовестно. Остались последние испытания, — и будем готовы.

— Отлично, голубчик, веди.

Вниз, на последний, двенадцатый этаж они спустились в пневматическом лифте. Так глубоко внутрь горы проник генерал Микеланджело Астериа, заставив узников и солдат прорубать ходы. Он добрался даже до подземного озера, на поверхности которого плавала сейчас небольшая военная подводная лодка.

Ректор Диас со своим помощником поручиком Онетти ожидал в шлюпке, на которой властелин и сопровождающие его особы доплыли до лодки. Муанта смело спустился по узкой металлической лесенке внутрь корабля. Они погрузились под воду. Поручик Онетти четко знал подводный маршрут.

Через полчаса диктатор со своей немногочисленной свитой оказался в другом скальном гроте, на этот раз уже лишенном всяких входов, кроме подводного. На маленькой каменной платформе, выбитой лично Онетти, Диасом, Астериа и Гонсалесом, покоились шестьдесят две пусковых установки.

— Своим видом они напоминают мясорубки, а не опаснейшее оружие двадцатого века, — невозмутимо заметил Муанта. — Ну, ребята, если наши расчеты верны, то через пару дней мы наведем порядок на этой праведной планете! Диас, ты уверен, что боеголовки достигнут намеченной цели?

— Бесспорно, ваше превосходительство.

— Ну вот! С этим не сравнится даже термоядерное оружие!

— Франтишек, дорогой, запакуй еще кольца для игры в ринго, — попросила Эля, — и мой ящичек с красками.

Франтишек послушно отъехал, а Эля принялась объяснять брату, каким образом можно обмануть Головолома.

— Как-то спрашивает меня Головолом, кто такой был Аснык. Я знала, что поэт, но больше — ни в зуб ногой. Я себе думаю так: за каждую ошибку получу минус, за каждый правильный ответ — плюс. И говорю: «Он не написал „Балладины" — поскольку это Словацкого, не написал „Дзядов" — поскольку это Мицкевича, не написал „Мести" — поскольку это Фредро...» И так все время! И удалось! Он немного поворчал, но поставил очень хорошую оценку.

— Врешь, — ответил брат. — Головолом имеет обратную связь и прекрасно знает, какой ответ по существу.

— Уверяю тебя, что я тысячу раз добивалась замечательных результатов! Замечательных!

— Тысячу! Да ведь у тебя занятия с Головоломом два раза в неделю! Итого, в течение года ты можешь обмануть его около ста раз. Но, естественно, тебе не удалось это никогда.

Головолом был огромной машиной, обучающей польской литературе и сеющей страх среди всех приверженцев гуманитарных наук. Каждый, кто хоть немного интересовался историей литературы, рано или поздно наталкивался на этот поразительный аппарат, который не только все знал, но еще и умел задавать каверзные вопросы.

— Наша учительница набирает общую сумму очков от пяти до шести тысяч, а вроде бы есть и такие, которые дотягивают до двадцати тысяч.

— Но будто бы есть авторы, которые вовсе не имеют хороших результатов.

— Ну, конечно, ведь талант не состоит исключительно в эрудиции. Можно очень много знать, а не уметь ничего создать.

— Скажите, пожалуйста! — произнес отец, войдя в дом. — Какая милая семейная сценка! Братик и сестра сидят в креслах и беседуют. Не дерутся, не кидаются разными предметами, не обвиняют друг друга во лжи и вообще выглядят так, будто испытывают немножко взаимной симпатии. Поразительно!

— Добрый день, папочка! Мы готовы к отъезду, — сообщил Петрусь.

— Знаю, мои дорогие, что вы готовы. Уже три дня знаю об этом.

— Вот именно! И все время откладываешь наш отъезд. Скажи, наконец, что случилось. Вы с мамой впервые выглядите так таинственно. Это как-то связано с нашим поведением? Мы правда стараемся, как можем, — Петрусь тяжело вздохнул.

— Мне жаль, что я вынужден был изменить планы. Поедете через несколько дней. Это объясняется кое-какими делами, но сейчас я бы предпочел ни о чем не говорить. Потерпите, и вас ждет сюрприз.

— Обожаю сюрпризы! — одобрила Эля.

Часть третья,

или

Пирожные, маскарады и революция

Туман перед глазами начинал рассеиваться. Огромные голубые и зеленые пятна постепенно приобретали золотистый, а потом оранжевый оттенок. Свет все настойчивее проникал под веки, а головная боль отступала перед желанием встать и пойти, как можно быстрее вскочить с этого стола, на котором пролежал, наверно, часа два.

— Моргает, — услышал он за собой какой-то незнакомый голос. — Он моргает!

„Каждый бы моргал на моем месте, — подумал он. — Этот свет с самого начала ужасно яркий".

Постепенно он припомнил, как все было. У него вдруг забарахлило сердце, и доктор Земба кричал, чтобы срочно в операционную. Срочно! Ну и, конечно, он, Марек, еще просил сестру кое-что ему сказать, но уже не оставалось времени... а потом — вот этот туман перед глазами...

„Вставили мне новые клапаны, — решил он. — Доктор Земба — гениальный хирург, и он наверняка все исправил как надо. Он ведь неоднократно говорил об этой операции. Ну и людей здесь! Вроде вначале было меньше. Где же это сестра Ирена? Может... Да... Она не любит, когда ей говорят „сестра"...»

— Пани Ирена, — сказал он слабым голосом. — Пани Ирена...

Ирена побледнела.

— Он... Он зовет какую-то Ирену, — прошептала она. — Вы слышали?

— Ну так ответьте, — с таким же изумлением, хоть и сердито, отозвался Зборовский.

— Да, я слушаю.

— Пани Ирена, а какой результат?

— Спокойно, Маречек, спокойно. Результат операции положительный. Лежи спокойно.

— Да я не о результате операции, а о том, что хотел узнать еще раньше... час назад... но... но... Кажется, это я не вас спрашивал. Извините. Доктор Земба наверняка знает.

— А может, я бы мог тебе чем-то помочь? — спросил Зборовский, наклоняясь над столом.

— Меня интересует результат матча „Легион" (Варшава) — „Движение" (Хожув). Они играли днем.

Зборовский отошел и вынул из папки приложение № 8. Это была пожелтевшая газета от 9 сентября 1979 года, где бросалась в глаза очерченная рукой инженера большая колонка. Александр откашлялся и прочитал:

«Два — ноль в пользу „Движения" (Хожув)».

— Я так и знал! — буркнул Марек. — Мазилы!

А потом заснул.

Внушительный Совет Наций собрался в пятницу вечером 8 июня 2059 года, чтобы рассмотреть отчет, представленный польским делегатом. Может, это покажется кому-нибудь забавным, но все собрание интересовалось, прежде всего, самочувствием тетки Флоры.

— Итак, по вашему мнению, вещество, которое попало в этот продукт питания, вызывает неизбежные изменения в организме? — спросил председательствующий на сессии вьетнамец Бинг.

— Именно так.

— И одновременно не поддается фильтрации?

— Пока нет.

— Что же в таком случае вы предлагаете?

— Выводы предоставляю сделать уважаемой ассамблее.

Слова попросил профессор психологии Гюнтер Майлер.

— Мы подвергли пациентку тщательным исследованиям. Есть определенный шанс на возвращение пострадавшей здоровья путем регенерации ее как личности. Я бы назвал это помощью извне, реконструкцией. Но перед нами задача нелегкая.

— Прошу уточнить, что вы имеете в виду.

— Влияние этого вещества на личность напоминает действие клина, вбитого между двумя системами — управляемой и управляющей. Человек, лишенный самоуправления, собственной воли, в то же время может быть управляем со стороны. Любой исходящий извне приказ кажется ему правильным, важным и обязательным. Впрочем, может, мы продемонстрируем на примере.

Принесли головизионный передатчик, и между президиумом и залом заседаний показалась тетка Флора. Кто-то невидимый ей приказывал.

— Вам холодно, — произнес голос.

Тетка стала щелкать зубами и потирать синеющие руки.

— А теперь тепло.

Тетка покрылась испариной.

— Вы любите серьезную музыку! Шуберта и Стравинского!