Легионы идут за Дунай, стр. 53

Децебал с холма увидел опасность, нависшую над его войском. Он немедленно послал вернуть зарвавшиеся отряды. Но... Было поздно. Согласно замыслу Траяна дотоле стоявшие неподвижно мавретанские и батавские алы атаковали конных бастарнов и сарматов. Свежие, застоявшиеся лошади африканцев и германцев яростно кусались с утомленными двухчасовой битвой степными конями. Перестроенные ряды пехоты, выставив копья, снова устремились на остановленные толпы варваров. Баллисты и скорпионы обстреливали с высот оказавшихся в губительной близости даков.

Ситуация резко изменилась. Удар двух резервных легионов между центром и левым флангом дакийской армии предрешил ее судьбу. Теснимый в лоб и сбоку центр дрогнул и побежал. Легионы ринулись вдогонку. I Помощник повернул, замыкая окружение левого фланга Регебала и Диега. Завидев римлян в своем тылу, сарматы и бастарны, отстреливаясь на скаку, помчались прочь. Следом за ними – пехотные отряды даков. Децебал еще пытался что-то сделать. Он сам во главе личной конной гвардии вступил в бой, но этим шагом только на некоторое время замедлил натиск римлян.

– Все кончено... – прошептал дакийский царь, опуская зазубренную обагренную кровью фалькату. Нумидийцы с визгом рубились с патакензиями, стараясь добраться до блиставшего золотой отделкой оружия всадника, а он не обращал на опасность никакого внимания.

Даки отступали. Бывший правый фланг под командованием Котизона, волею судьбы оказавшийся теперь арьергардом бегущей армии, ожесточенно сражаясь, прикрывал отход.

Траян, замызганный кровью, вырвался из гущи бойни, бросив добивать один из окруженных отрядов варваров.

Лошадь дико косила глазом на грудами лежавшие под ногами трупы.

– Эй, кто там! Контубернал! Немедленно скачи вперед к Нигрину и Квиету и передай, чтобы преследовали Децебала до тех пор, пока не свалятся от усталости. Ни в коем случае нельзя давать дакам войти в Тапэ. Гоните их прочь. Скажи Нигрину: к лаврам [169] всю добычу, главное – истреблять людей!!!

Сражение закончилось. Поле боя осталось за римлянами. К вечеру преследовавшая врага кавалерия Лузия Квиета возвратилась обратно. Нумидийцы и батавы выполнили приказ Траяна. Защищать Тапэ было почти некому. Опасаясь резни и скученности у ворот, даки оставили город и ушли дальше, к Мисиа.

Децебал потерял убитыми и ранеными пятнадцать тысяч человек. Римлян полегло пять тысяч. Весь следующий день легионы Траяна бродили по полю и грабили павших. Рубили головы, руки, собирая гривны, кольца и браслеты. Стаскивали в кучу меховые одежды, украшенное серебром и золотом оружие. Легкораненых и контуженых варваров вязали и препровождали работорговцам в обоз. Тяжелораненых добивали.

Оставшийся без защитников Тапэ сдался римскому императору без боя. Траян отдал город на разграбление своим воинам. Запретив, впрочем, жечь и разрушать строения.

Две недели спустя после неудачной для него битвы Децебал прислал к цезарю второе посольство из знатных старейшин и вождей костобоков и патакензиев. Послы сложили к ногам Траяна дорогие подарки.

– Царь гетов и даков готов принять любые условия, которые выдвинет владыка Рима.

Император-полководец рассматривал дары.

Наступили октябрьские календы (1 октября) 102 г. Листья на деревьях окрасились в желтый цвет. По утрам наползали холодные осенние туманы. Во всем облике природы явственно чувствовалось увядание. Впереди ждала хмурая дождливая осень. За нею – зима.

– Хорошо! Передайте Децебалу, римляне согласны на перемирие до весны будущего года.

Даки облегченно вздохнули.

Либурн резко качало на встречной волне. Рулевой, здоровый краснорожий корнакат, удерживая в парусах ветер, правил прямо против течения. Команда коротала время в трюме под палубой. Не считая наблюдателя на носу и кормчего, наверху находились три человека. Запахнувшись в теплые войлочные плащи и надвинув на лоб фракийские шапки из лисьего меха, они стояли у резных перил борта и смотрели на проплывающие в морозной утренней дымке берега Дуная.

Император закрепил за Римом территории по Берзовии и Карашу и направлялся в Сингидун, захватив с собой Авидия Нигрина.

– Мне кажется, Марк, что наш друг Децебал нарушит мир и нападет на гарнизоны гораздо раньше, чем мы того желаем.

– Может быть, Авидий. Всего предусмотреть нельзя. Если это и произойдет, исход войны будет зависеть от того, насколько быстро мы успеем подоспеть с основными силами.

Аттий Непот, дотоле молчавший, вмешался в разговор:

– Будет очень плохо, когда на реке станет лед. По чистой воде флот мог бы воспрепятствовать переправе варваров на мезийский берег. Зимой же для ударов доступны все города и кастры от Интерцизы до Диногенции.

– Весной мы сами нарушим перемирие, и как только очистится Дунай и пригреет солнце, перейдем в наступление. Война не может считаться законченной до тех пор, пока существует государство даков и не тронута их столица.

Нигрин выпрямился, звякнув навершием ножен.

– Да-а... Децебал наверняка догадывается о наших планах.

Траян хлопнул старого друга по плечу.

– Тем лучше! Значит, ни у него, ни у нас не существует никаких иллюзий насчет будущего.

ПАРФИЯ, ГОД 101-й

С высоты стен царского дворца Гань Инь любовался открывшейся панорамой. Сотни маленьких юрких лодок сновали по мутной воде Тигра. Купцы из Селевкии перевозили на левую сторону реки товары. Огромные двугорбые верблюды, отсюда, с высоты, казавшиеся крохотными, с тоскливым ревом становились на колени. Погонщики свирепо дергали продетые в ноздри животных веревки, вьючили тюки. Блеяли козы и овцы. Уже сформированные караваны, позвякивая колокольцами, протискивались через толпу по людным улицам парфянской столицы.

Гань Инь перевел взгляд на небо. Странно. За тридцать тысяч ли от Поднебесной оно такое же высокое и синее, как и дома. Может, все мираж? Долгий путь. Сражения. Крики и ржание лошадей внизу отрезвили. Нет, не мираж. Во дворе молодые парфяне играли в човган [170]. Разодетые в парчу и шелка юнцы в белоснежных кисейных чурбанах по индийской моде гоняли клюшками тряпичный мяч. Гань Инь поискал глазами. Пакор сзади партии «парчовых», красуясь, восседал на золотистом нисайском скакуне. Вот мяч вылетел из-под копыт борющихся и подкатился прямо к шаху. Пакор не спеша, с достоинством толкнул лошадь и ловким ударом отправил снаряд в конное месиво. Вновь захрипели лошади, завопили, заулюлюкали всадники. Гонг прервал состязание. Похоже, сегодня обошлось без увечья.

Царь милостиво кивнул китайскому послу. Гань Инь поклонился в ответ и, переступая через ступеньку, стал спускаться вниз по винтовой башенной лестнице. Пугливая тень поспешно метнулась куда-то в сторону. «Будет в этом дворце место, где я не встречу приставленного соглядатая?» – подумал наперсник Бань Чао.

Пакор, уже спешившийся, в сопровождении первого министра ожидал высокого гостя. От стены отделился молчаливый Тао Шэн и мгновенно заступил за спину начальнику. Парфянские телохранители меж зубцами стен тоскливо сжали древка копий. Жилистый, юркий китаец, даже без своих знаменитых мечей за плечами, внушал тревогу и страх. Гань Инь почтительно сложил ладони и зашипел в знак величайшего почтения. Пакор еле заметно склонил голову.

– Сегодня мы ждем высокого гостя из далекой империи Хань на наш царский обед! Будут присутствовать все сановники дворца и князья союзных державе земель!

Китаец-переводчик перевел сказанное со староперсидского языка на китайский. Посол кивнул и улыбнулся самой широкой улыбкой, на какую только был способен.

– Весьма рад. Льщу себя надеждой, что в ближайшее время я получу от вашего величества ответ на интересующие меня и моего государя вопросы.

Визирь шаха подался вперед. Халат первого министра, расшитый символами бога Митры [171], на миг прикрыл роскошное одеяние царя.