Легионы идут за Дунай, стр. 25

На миапароне выбрали якоря. Тридцать весел, по пятнадцать с каждой стороны, дружно вспенили воду. Разбойничий корабль повернул в открытое море. Пробираясь на нос, капитан отдавал последние распоряжения:

– Астемир! Задул Борей [132]! Пскоашь и Тха [133] благоволят к нам! Как отойдем подальше, ставь оба паруса! Идем к Каллатису! Всем смотреть «купца»!

Гребцы-зихи энергичней навалились на рукояти. Старший, отбивавший ладонями такт на барабане, затянул старинную меотскую песню. Остальные подхватили. Стая дельфинов нагнала судно. Они носились взад-вперед, высоко выпрыгивали, ныряли. А адыги гребли и пели. О меотской царице Тыргатао, о бескрайних просторах Понта, свободных альбатросах и коралловых ожерельях, что привозят любимым из далеких теплых морей.

5

Надсмотрщики усердствовали вовсю. То и дело раздавался свист длинных, обшитых кусочками свинца плетей. Худые, как скелеты, дети, появляясь из провалов шахт, высыпали породу в огромные деревянные ящики и также молча исчезали. Другие рабы оттаскивали короба к мельницам. Базальтовые жернова размалывали рыжеватые кварцевые куски в порошок. Крутильщики мельничных рукояток, прикованные к деревянным брусьям железными цепями, исходили жутким астматическим кашлем. Вольнонаемные рабочие, чьи рты были замотаны мокрыми тряпками, насыпали измельченную крошку в ведра. На невысоких козлах были закреплены шероховатые, выстланные дерюгой желоба. Вода подавалась на них прямо из речки. Оно было тяжелым, это золото. Сначала загруженная для промывки порода превращалась в густую пенистую жижу, потом мощная струя уносила вниз по наклону легкие примеси, и на мокрой темной ткани начинали маслянично поблескивать крупинки драгоценного металла Те, что покрупнее, выбирали руками. Мелочь стряхивали в отдельный железный котел и собирали непостоянным, живым куском ртути.

– За месяц, если попадается хороший пласт, берем около полутора-двух римских фунтов с одной проходки, – докладывал Децебалу начальник шахт в Ампеле.

Царь внимательно смотрел вокруг. Перебирал пальцами частицы золота, ссыпанные в маленькие огнеупорные тигельки для переплавки. На лице его явственно виднелось недовольство.

– На копях Алутуса добывают больше, чем вы. Почему?

Управитель склонился в подобострастном поклоне.

– Соблаговолит ли царь выслушать своего ничтожного раба? Способ, которым добывают золото на берегах Алутуса, и наш совершенно различны. Они не роют шахты под землей. Тамошние добытчики или копают длинные шурфы вдоль береговой полосы, или вообще берут песок для промывки прямо из реки. Мы же выносим золотоносную породу из недр земли, затем, как великий царь уже изволил видеть, мелем ее на горных мельницах и только после всего этого бросаем на промывочный лоток. Соответственно на весь процесс получения нашего золота уходит больше времени и труда рабов.

Котизон брезгливо поджал губы.

– Я еще никогда не видел таких заморенных, таких грязных рабов, как у тебя, свинячий выпороток! А мне доводилось бывать и на литейных печах Пятра-Рошие, и в кузнечных мастерских, и на полях и виноградниках отца! Или ты думаешь, что работников добывают, как эту дрянь, из-под земли, в каком угодно количестве?

– Прежде чем хоть один из этих скотов успевает сдохнуть, он окупает свою жизнь и жалкие гроши за еду в триста-четыреста раз.

Юный наследник дакийского царства весь вскипел от бешенства.

– Они приносили бы и в тысячу раз больше дохода, если бы ты, вонючий крот, получше их кормил и выдавал хорошую одежду. В следующий раз, когда Сусаг отправится в поход, я прикажу поставить тебя в первых рядах воинов и посмотрю, как ты одолеешь врага и приведешь его на веревке с собой.

Начальник царской золотодобычи ничком упал на рыхлую кучу промытого кварцевого песка под ноги требовательного престолонаследника и не смел поднять головы. Децебал жестом остановил не в меру разошедшегося сына и толкнул ногой валявшегося слугу.

– Я даю тебе три дня. Ты пересмотришь пайки рабов и осадишь самых распоясавшихся надсмотрщиков. Ты также дашь им новые рубахи и веревочные сандалии. Заболевших и надорвавшихся детей освобождай от работ и отдавай родителям, если тех не перевели в другое место или не продали. Преступников из даков ставь на не очень обременительную работу. Помни – они даки! Мне нужно золото! Много золота! И если кто-нибудь принесет нам весть, что ты воруешь драгоценный песок больше того, что тебе причитается по должности, или ты и твои подручные опять запустили вороватые руки в питание и одежду моего двуногого достояния, берегись! Я прикажу сбросить тебя в одну из этих нор и замуровать заживо!

Царю подвели коня. Молоденький стремянный встал с левой стороны животного на колени. Децебал наступил ему на спину и легко влез на лошадь. Котизон птицей взлетел на своего вороного жеребца. Даки-телохранители окружили отца и сына плотным кольцом, и вся группа неторопливо поехала с территории прииска по укатанной горной дороге.

Перед ними лежала прекрасная в своей первозданной красоте земля патакензиев. Где-то внизу шумела маленькая речка. Один из безымянных притоков Муреша. В густых буковых лесах, покрывающих горы, щебетали птицы.

– Смотрите, олень! – воин охраны указывал копьем куда-то вверх.

Децебал перевел взгляд в направлении наконечника.

Великолепный с ветвистыми рогами самец, остановившись на прогалине, следил за людьми влажными печальными глазами. Он горделиво повернулся, сделал большой скачок и исчез среди яркой зелени. Отчетливо мелькнул сероватый вздернутый хвост.

«Чудесна наша земля, – думал про себя владыка Дакии, – много в ее лесах зверя, в недрах металла. Недаром жадные римляне тянут к ней загребущие руки. А безмозглые старшины племен грызутся между собой, не хотят понять, что наша сила только в единстве. Каких трудов стоит мне уговаривать этих баранов создать из разрозненных племенных ополчений и дружин постоянное дакийское войско. Они боятся отдать соплеменников под начальство Децебалу, усилить мощь и без того забравшего небывалую власть царя. Знали бы скупердяи, чего ему стоит поддержание власти. Ничего, подождите! Если Замолксис дарует мне еще хотя бы пятнадцать лет жизни, я оставлю Котизону страну, где слово царя будет высшим законом. Котизону или Диегу? Неважно!»

Вождь бросил незаметный взгляд на сына Котизон беспечно смеялся сальным анекдотам, которые по очереди рассказывали дружинники. «Боги! Как ты еще юн, мой дорогой сын. Ты даже не представляешь себе, сколь тяжел пояс Буребисты, когда наденешь его».

Шустрые серые с полоской вдоль спинки белки то и дело перебегали дорогу. Лес с правой стороны начал редеть. Кое-где вместо деревьев торчали потемневшие пни. Река здесь текла спокойно. На противоположном склоне паслись овцы. Показалось селение патакензиев. Чуть выше и левее – маленький, сложенный из камней храм Замолксиса.

Нептомар встретил царя в воротах. Все жители поселка Серебряная Скала вышли посмотреть и почтить своего соплеменника, ставшего верховным вождем дакийских племен. Престарелый Пиепор – жрец Владыки Неба и Подземного мира – опираясь на длинный изогнутый посох стоял рядом со старейшиной. Он еще застал в живых самого Дадеса, родоначальника всего клана Децебала Помнил и отца и мать нынешнего царя. Белый как лунь служитель богов, словно тень ушедших времен, жил в своем домике у храма, появляясь на людях лишь в редкие дни праздников или чрезвычайных событий.

Децебал спешился. Белокурые улыбчивые девушки без тени смущения поднесли правителю выдержанного вина в серебряной чаше. Он принял ее осторожно, посмотрел по сторонам и выпил все до капли. То же самое сделал и Котизон. Правда, его больше занимало не вино, а те, кто подавал его. План, стоявший сзади и заметивший это, негодующе хмыкнул. Наследник состроил постную физиономию и отступил на шаг назад.