Легионы идут за Дунай, стр. 112

– Воля царя – закон! – громко, как и прежде, возгласил Децебал. – Воля умирающего царя – закон вдвойне! Именем Замолксиса я повелеваю вам уйти к росомонам и отдать эти знаки власти дакийских царей достойнейшему из ныне живущих карпов или костобоков. Уходите, Пурирус, и да хранят вас Ауларкен Фракийский, Замолксис и его всемогущие бессмертные сыновья!

Они не возражали. Три воина. Последние свободные даки на порабощенной римлянами земле упали на колени перед своим погибающим царем и поцеловали землю. Децебал прощально коснулся их голов и, не оглядываясь, начал подниматься к пещере. Совсем рядом слышался треск сучьев под коваными каллигами легионеров. Под сводами каменной залы Дадесид остановился. Бесполезные теперь уже стрелы торчали из берестяных колчанов. Козьи и оленьи шкуры на полу. Десяток копий и секир. Невелика добыча для солдат. Он отбросил иззубренный в схватке на тропе меч и вытащил из-под изголовья отточенную, как бритва, фалькату с драгоценными камнями на рукоятке. Рывком сорвал войлок входного порога. Родные горы расстилались перед ним. Его Дакия. Сладостная горечь заполнила душу. Он не смог уберечь царство. Значит, кому-то предстоит начинать сначала. Боги известили его о своем желании даровать ему бессмертие. Устами Диурпанея. Человек не должен задерживаться по эту сторону, когда его близкие ждут на полях царства Замолксиса. Осталась самая малость.

Децебал перевернул фалькату – родной дакийский меч – и уставил острие под левое подреберье. «Только об одном скорблю, – обратился царь к владыке Подземного царства, – что род Дадесидов пресекается на мне». Мог ли он знать, что не пройдет и пяти месяцев и в далеком паннонском пате родится мальчик, в котором размеренная римская кровь смешается с его пылкой кровью. И дочь его Тисса, одевая по утрам сына, будет повторять: «Боги! Как ты похож на своего деда». И огненный взор потомков Дадеса навеки останется на лицах грядущих поколений. Бряцанье копий и звон щитовой меди римских латников становился все отчетливее. Децебал поднял взгляд к небу, к обжигающему лику Богини Солнца. И когда слепящий свет лучезарного светила заполнил все его существо, он ощутил краткую легкость падения. Жуткая боль на миг всколыхнула сознание. И... все исчезло.

Он был в знакомой комнате с низенькими потолками, и далекий милый голос напевал бесхитростную песню:

Богиня Утренней зари вставала,
Децебала-птенчика миловала.
Будет день над землей светлым.
Подрастет Децебал смелым...

9

Зал был полон. Легаты, префекты лагерей, трибуны, препозиты отдельных когорт, командиры вексиллатионов, просто центурионы теснились вдоль деревянной колоннады главного приемного покоя в бывшем дворце дакийского царя. Преторианцы в позолоченных доспехах стояли возле стен по всему периметру помещения. Император ничем не отличался от своих солдат. Высокого роста, атлетически сложенный военачальник в пластинчатом панцире с серебряными накладками. На правом боку, рукоятью под самой грудью, массивный испанский меч – полуспафа. Только шнурованные сапоги до колен из красной сафьяновой кожи блистали расшивкой драгоценных камней. Коротко подрезанные волосы надо лбом чуть подвиты искусным парикмахером.

Приглушенный гул голосов. Полученная новость никого не оставила равнодушным. Захвачен и убит Децебал. Это казалось невероятным. Неслыханным. Человек, более двадцати лет противостоящий мощи Рима, – мертв. Особенно оживленно было в том углу, где собрались дакийские вожди и старейшины, перешедшие на сторону Траяна. Турвид и Дакиск сияли набором дорогих украшений. Главы котензийских и кепакизских родов в национальных расшитых рубахах и кожаных безрукавках не скрывали радостных облегченных улыбок. Из всех, пожалуй, только Регебал оставался мрачным. Красивые глаза шурина-изменника по временам подергивались пленкой такой откровенной злобы, что даже римские командиры, стоящие неподалеку, начинали переглядываться.

Внизу, во дворе, затрубили сигнальные букцины. Донесся топот копыт. Разговоры разом смолкли. И римляне, и даки, затаив дыхание, смотрели на входные двери. Траян, сидя на высоком резном кресле из сандалового дерева и слоновой кости, нервно поигрывал навершием меча.

– Смирно!!! – скомандовал дежурный центурион в дальнем проходе.

– Смирно!!!

– Смирно!!!

Команду повторили все центурионы охраны. Лязг железных подковок на военных сандалиях все ближе и ближе. Створы распахнулись. Преторианцы стукнули древками копий об пол, вздыбили плюмажи шлемов.

Чеканя шаг, посверкивая до блеска начищенными поножами, вошли десять центурионов и трибунов X легиона Близнец. За их спинами шуршали мягкими скифскими сапогами несколько варваров-даков. Закованные в пластинчатые пехотные панцири, в налокотниках, по всем параграфам боевых легионных уставов, пропыленные, усталые, легионеры несли большую ивовую корзину. На середине залы группа остановилась. Носильщики вышли вперед и поставили корзину у самого подножия императорского кресла. Рослый красивый трибун с шейным и нагрудным знаками отличия приблизился и положил на крышку изогнутый дакийский меч в дорогих черепаховых с золотом ножнах.

– Величайший император! Перед тобой голова и правая рука бывшего царя варваров – Децебала. Сверху его оружие.

Траян стиснул полированные подлокотники. На мгновение все замерло. Того, чье имя всего несколько дней назад вызывало трепет, ярость, ненависть, восхищение и уважение, – не было в живых. Остались лишь теперь уже бессильная правая рука и голова, отсеченная от туловища.

– Извлечь! Пусть видят все! – громкий голос императора заполнил дворец.

Легионеры как-то торжественно, немного с суеверным страхом положили на мраморные плиты фалькату, разрезали запечатанные воском веревки и сняли крышку. Заскрежетали стукнувшиеся в корзине налокотники и неестественно бледная, с запекшимися сгустками крови на шее голова дакийского царя и исцарапанная мускулистая рука легли у нижних ступеней возвышения, под ноги принцепса. Да, это был Децебал. Дакиск и остальные вожди переглядывались. Им казалось, что полузакрытые затуманенные глаза преданного владыки пристально смотрят на них.

Два повелителя Дакии встретились вновь. Живой и мертвый. Траян откинулся на спинку кресла и, казалось, весь погрузился в созерцание поверженного врага. Адриан, стоявший по левую сторону от цезаря, разжал кулак. На ладони лежала маленькая сердоликовая гемма с изображением понтийского царя Митридата VI Евпатора. Львиная шкура покрывала темя, пышные волосы разметались по плечам. Давно почивший царь Понта смотрел из небытия искусно вырезанными глазами. Враг Рима. Память достойных врагов требует уважения.

Траян искоса взглянул на Авидия Нигрина, потом обратился к трибуну, доставившему желанный трофей:

– Как вы захватили варвара? Он сдался сам?

Казалось, слышно дыхание стен. Трибун повернулся и жестом вызвал из своего отряда Пиепора. Костобок прятался за спинами римлян.

– Вот этот вождь варваров из тех, что боролись с нами до последнего, указал твоим воинам, Божественный, укрытие ненавистного тирана! Мы оцепили гору тремя полными когортами.

– И он сдался?!! – Траян почти крикнул свой полувопрос-полуутверждение.

– Нет! – четко ответил, не дрогнув ни одним мускулом лица, трибун. – Царь варваров сражался до конца. Когда у него кончились стрелы и не осталось в живых ни одного товарища, Децебал бросился на меч.

– Иного я и не ждал от него, – император вскинул подбородок и оглядел ряды соратников. Мужественные, бритые лица римских центурионов и трибунов были задумчивы.

– Враг повержен, – возвысил в наступившей тишине свой голос Траян, – вывесите останки Децебала на главной площади Сармизагетузы. Они должны находиться там в течение полных семи дней! Затем отправьте руку и голову в Рим. Сенат и народ римский тоже должны видеть мертвого противника. Варвару, раскрывшему пристанище Децебала, выдайте положенную награду! Легату X Близнец легиона наградить отличившихся командиров и солдат!