Фрейд, стр. 66

Фрейд. Мой отец был мягким и добрым, глубоко порядочным. Я обвинял его в слабости. Мысленно я считал его трусом. Мне хотелось бы иметь отца столь же сильного и сурового, как Моисей.

В какой-то комнате старый, ласковый и тихий Якоб сидит на стуле, покуривая трубку.

В то мгновение, когда за кадром раздается голос Сесили, госпожа Кёртнер с глубоко печальным лицом садится на другой стул.

Голос Сесили за кадром. Она была несчастна. Она каза­лась мне суровой, потому, что ей всегда приходилось подавлять свои чувства. Я отдавала предпочтение Магде, которая была злой, но нежной.

Голос Фрейда за кадром. Я искал других отцов: среди своих профессоров и коллег. Но стоило им проявить хоть какую-то слабость, я бросал их. В них я ненавидел свою собственную слабость.

Отец Фрейда и мать Сесили, кажется, слушают эта исповеди с какой-то покорной кротостью.

Голос Фрейда за кадром. Я был ревнивец! Ревнивец! Из ревности я обвинял отца в том, что он не способен ни воспитать, ни даже прокормить свою семью. Это было неправдой: его разорил антисемитизм.

Голос Сесили за кадром. Мой отец имел любовниц, а рев­новала я только к Магде. Потому что он делил с ней постель. Магда свела меня с ума.

Мы снова видим маленькую Сесили и Магду, которая в своей комнате укладывает чемоданы. Она опустилась на колени, чтобы закрыть один из них.

Слезы струятся по ее щекам… Она говорит, заикаясь от ярости.

Магда. Она меня прогнала, а он и пальцем не шевельнул. Он – тряпка. Ты знаешь, почему она его давит? Потому что он подобрал ее в кафешантане, где она танцевала голая. Смотри!

Она встает, достает из другого чемодана сверток бумаги и дает Сесили, которая его разворачивает. Это афиша, с которой мы уже знакомы.

Магда. Ему нравятся только проститутки, это его порок. Я не могу с этим бороться, я – порядочная.

Маленькая Сесили разглядывает афишу.

Голос Сесили за кадром. Ему нравятся только проститут­ки! Ему нравятся только проститутки! Я хотела стать проститут­кой, чтобы он любил меня.

Неожиданно раздается страшный крик, затем слышатся рыдания.

(Крик Сесили за кадром.)

С этим криком и этими рыданиями происходит смена кадра.

Госпожа Кёртнер в легкой коляске, которой сама правит. Звуки коляски (скрип колес, стук копыт и т.д.) с трудом перекрывают рыдания.

Коляска (в упряжке одна лошадь, скачущая галопом) катит вдоль озера, по довольно узкой дороге, метров на двадцать выше уровня воды. Вне­запно лошадь понесла; госпожа Кёртнер, вместо того чтобы натянуть поводья, отпускает их и, не делая ни единого жеста, позволяет дребезжащей коляске мчаться вперед; в конце концов на повороте коляска опрокидывается.

Коляска падает в озеро, а госпожу Кёртнер выбрасывает на склон, который спускается к воде. Ее удерживают кусты; она теряет сознание.

Крик Сесили за кадром. Я убила ее! Убила!

Фрейд и Сесили в комнате. Фрейд смотрит на Сесили, которая только что казалась спокойной, но вдруг снова начинает обнаруживать признаки сильного волнения.

Он братским жестом (подобный жест мы видим у Фрейда впервые) протягивает к ней руку.

Сесили. Она бросилась в озеро три дня спустя после отъезда Магды. Она не могла вынести того, что я знаю правду.

Фрейд. (склоняется к ней; ласковым, нежным голосом). Это был несчастный случай, Сесили.

Сесили. Это было самоубийство. Она избежала смерти, но хоте­ла умереть. Ведь я толкнула ее на это. Я помню! Помню! Больше года мне снились кошмары, о которых я никому не рассказывала. А потом я забыла об этом, но начались болезни тела! Я – чудовище!

Уткнувшись головой в колени, она рыдает. Фрейд трогает ее за плечо.

Голос госпожи Кёртнер за кадром. Это был несчаст­ный случай! (Сесили резко выпрямляется. Наступило утро. Госпожа Кёртнер бесшумно вошла в комнату и смотрит на Сесили с выражением спокойной доброты.) Клянусь тебе. Я никогда не думала кончать с собой. В моей семье все стойки к горю, и мы живем со всеми несчастьями. (С иронической, но беззлоб­ной улыбкой.) На другой день после нашей ссоры я сама натерла в доме все полы.

Сесили смотрит на нее со смешанным чувством страха и облегчения.

Госпожа Кёртнер (обращаясь Фрейду). Значит, это был невроз Сесили?

Фрейд. Побочная его причина. Она больше не могла выносить мысли, что толкнула вас на самоубийство. Тело помогало ей за­быть об этом.

Госпожа Кёртнер дружески глядит на Сесили: кажется, мысль о том, что дочь терзается причиненным матери злом, нравится ей, успокаивает.

Фрейд переводит взгляд с матери на дочь

Фрейд (ласково). Теперь надо попытаться жить.

Взяв руку госпожи Кёртнер, опускает ее на руку Сесили.

(32)

Прошло полгода.

Зима. Падает снег. Мы в Ахензее, на берегу озера.

Двое мужчин (в шубах и тирольских шляпах) прогуливаются под снегом и беседуют, не обращая внимания на погоду.

Это Фрейд и Флисс.

Фрейд. Она выздоровеет. (У него добродушный, спокойный вид, говорит он размеренно, убежденно, но бесстрастно.) Случай совершенно ясный: эдипова любовь к отцу, ревность к матери, которую она хотела убить. Когда Сесили узнала, что гос­пожа Кёртнер была проституткой, у нее появились сны и желания стать проституткой, чтобы идентифицироваться с матерью. Тем более ей сказали: вашему отцу нравятся только проститутки. Од­новременно, разумеется, она вытеснила эти желания на самое дно своей души, и они проявлялись в ее сознании только в символиче­ских формах. (Флисс слушает с хмурым, видом.) В ту преслову­тую ночь, когда я разыскал ее на Ринге, она хотела заняться проституцией, чтобы наказать себя и стать избранницей своего покойного отца.

Флисс (сухо). В общем, ты ошибался?

Фрейд. Полностью. Но я поздравляю себя с этим. Начиная с этого, все и перевернулось.

Флисс.3начит, дело уже не в травме?

Фрейд. Нет. В потрясении, которое мешает распроститься с дет­ством. В случае Сесили подобными потрясениями стали открове­ния Магды и ложное самоубийство матери.

Флисс. Значит, первые отношения ребенка с его родителями имеют сексуальную природу?

Фрейд. Да.

Флисс.И следовательно, существует детская сексуальность?

Фрейд. Да.

Флисс. Полгода назад ты утверждал обратное.

Фрейд. Но именно сейчас я прав.

Флисс. Что мне это докажет?

Фрейд (медленно). Что тебе это докажет? (Останавливается и смотрит Флиссу прямо в глаза.) Я сам излечился, Флисс…

Флисс (пожимая плечами). Ты и не был болен.

Фрейд (спокойно). Я был совсем близок к неврозу.

Они идут молча.

Флисс (резко и вспыльчиво). Я не верю во все это! В то, что порочные родители насилуют детей, верю! Это нечто серьезное! Основа моих расчетов. Но на психологию мне плевать. Все это – одни слова!

Фрейд. Да, слова!

Флисс. Больные укладываются на твой диван, несут все, что им в голову взбредет, а ты, ты вкладываешь им в головы мысли, которые живут в твоей голове.

Они подошли к железнодорожному полотну.

Мальчик лет четырех выходит из дома и бежит к станции, расположен­ной вдалеке.

Флисс (показывает на него и пожимает плечами). Вот он, эта кроха, неужели желает свою мать и мечтает убить отца? (Смеется) К счастью, это неправда: иначе меня охватил бы ужас.

Фрейд. А ты думаешь, меня это приводит в восторг. Но так есть. И надо об этом сказать.

Флисс все больше горячится во время этой беседы. Фрейд держится очень спокойно.